Боевые припасы иссякли. Пороховницы опустели. Вандейцы сосчитали оставшиеся пули. Сколько они, семеро, могут сделать выстрелов? Четыре.

Пришла минута, когда осталось только одно — пасть в бою. Они были прижаты к краю зияющей ужасной бездны. К самому ее краю.

Тем временем штурм возобновился, на этот раз его вели не столь стремительно, зато более уверенно. Слышно было, как осаждающие, поднимаясь по лестнице, выстукивают прикладами каждую ступеньку.

Бежать некуда. Через библиотеку? Но на плоскогорье стоят заряженные пушки и уже зажжены фитили. Через верхние залы? Но куда? Все ходы ведут на крышу. Правда, оттуда можно броситься вниз с вершины башни.

Семь уцелевших из этой легендарной банды понимали, что они попали в западню, откуда нет выхода, что они заключены среди толстых стен, которые охраняют, но и выдают их с головой врагу. Их еще не взяли в плен, однако они уже были пленниками.

Маркиз произнес громким голосом:

— Друзья мои, все кончено.

И, помолчав, он добавил:

— Гран-Франкер снова становится аббатом Тюрмо.

Вандейцы, перебирая четки, преклонили колена. Стук прикладов по ступенькам лестницы приближался.

Гран-Франкер, с залитым кровью лицом, так как пуля сорвала ему с черепа лоскут кожи, поднял правую руку, в которой он держал распятие. Маркиз, скептик в глубине души, преклонил колено.

— Пусть каждый из вас, — начал Гран-Франкер, — вслух исповедуется в грехах своих. Маркиз, начинайте.

Маркиз произнес:

— Убивал.

— Убивал, — промолвил Уанар.

— Убивал, — промолвил Гинуазо.

— Убивал, — промолвил Любовинка.

— Убивал, — промолвил Шатенэ.

— Убивал, — промолвил Иманус.

И Гран-Франкер возгласил:

— Во имя отца и сына и святого духа, отпускаю вам грехи ваши; мир вам.

— Аминь, — ответили хором шесть голосов.

Маркиз поднялся с колен.

— А теперь, — сказал он, — умрем.

— И убьем, — добавил Иманус.

Приклады уже били по сундуку, загораживающему вход.

— Обратитесь помыслами к богу, — сказал священник. — Отныне земные заботы для вас уже не существуют.

— Да, — подхватил маркиз, — мы в могиле.

Вандейцы склонили головы и стали бить себя в грудь. Лишь маркиз да священник стояли неподвижно. Все глаза были опущены, священник творил молитву, крестьяне творили молитву, маркиз был погружен в раздумье. Сундук зловеще гудел под ударами топора.

В эту минуту чей-то зычный голос внезапно прозвучал из темноты, из дальнего угла залы:

— Я ведь вам говорил, ваша светлость!

Все в изумлении обернулись.

В стене вдруг открылось отверстие.

Камень, искусно пригнанный к соседним камням, но не скрепленный с ними и вращающийся на двух стержнях, повернулся вокруг своей оси, как турникет, и открыл лазейку в стене. Камень свободно ходил в обе стороны, и за ним шли налево и направо два коридора, оба хоть и узкие, но достаточные для прохода поодиночке. В отверстие виднелись ступеньки винтовой лестницы. Из-за камня выглядывало чье-то лицо.

Маркиз узнал Гальмало.

XII

СПАСИТЕЛЬ

— Это ты Гальмало?

— Я, ваша светлость. Как видите, камни иной раз все-таки вертятся, и отсюда можно бежать. Я пришел вовремя, но торопитесь. Через десять минут вы будете уже в чаще леса.

— Велико милосердие божье, — сказал священник.

— Бегите, ваша светлость, — прокричали все разом.

— Сначала вы, — ответил маркиз.

— Вы пойдете первым, ваша светлость, — сказал аббат Тюрмо.

— Последним.

И маркиз произнес сурово:

— Борьба великодушия здесь неуместна. У нас для этого нет времени. Вы ранены. Приказываю вам жить и уйти немедля. Спешите воспользоваться лазейкой. Спасибо, Гальмало.

— Стало быть, нам приходится расстаться, маркиз? — спросил аббат Тюрмо.

— Внизу мы, конечно, расстанемся. Бежать нужно всегда по одному.

— А вы, ваша светлость, изволите назначить место встречи?

— Да. На лужайке в лесу, около камня Говэнов. Знаете, где он?

— Знаем.

— Я завтра буду там ровно в полдень. Всем, кто может передвигаться, быть на месте.

— Будем.

— И мы снова качнем войну, — сказал маркиз.

Тем временем Гальмало, который стоял, опершись на вращающийся камень, вдруг заметил, что он больше не движется. Отверстие теперь уже не закрывалось.

— Торопитесь, ваша светлость, — повторил Гальмало. — Камень что-то не поддается. Открыть-то проход я открыл, а вот закрыть не могу.

И в самом деле, камень, который простоял неподвижно долгие годы, словно застыл в проеме. Невозможно было сдвинуть его с места.

— Ваша светлость, — продолжал Гальмало, — я надеялся закрыть проход, и синие, ворвавшись сюда, не обнаружили бы в зале ни души; пусть бы поломали себе голову, куда вы делись, уж не с дымом ли через трубу вылетели? А камень, гляди, упирается. Теперь враг заметит открытое отверстие и бросится за нами в погоню. Поэтому мешкать не годится. Скорее сюда.

Иманус положил руку на плечо Гальмало:

— Сколько времени, приятель, потребуется, чтобы пройти через эту лазейку и очутиться в лесу в полной безопасности?

— Тяжелораненых нет? — осведомился Гальмало.

Ему хором ответили:

— Нет.

— В таком случае, четверти часа хватит.

— Значит, — продолжал Иманус, — если враг не придет сюда еще четверть часа…

— Пусть тогда гонится за нами, — все равно не догонит.

— Но, — возразил маркиз, — они вернутся сюда через пять минут. Старый сундук не такая уж страшная для них помеха. Достаточно нескольких ударов прикладом. Четверть часа! А кто их задержит на эти четверть часа?..

— Я, — сказал Иманус.

— Ты, Гуж ле Брюан?

— Да, я, ваша светлость. Послушайте меня. Из шести человек пять раненых. А у меня даже царапины нет.

— И у меня тоже.

— Вы вождь, ваша светлость. А я солдат. Вождь и солдат — не одно и тоже.

— Знаю, у каждого из нас свой долг.

— Нет, ваша светлость, у нас с вами, то есть у меня и у вас, один долг — спасти вас.

Иманус повернулся к товарищам.

— Друзья, сейчас важно одно — преградить путь врагу и, по возможности, задержать преследование. Слушайте меня. Я в полной силе, я не потерял ни капли крови, я не ранен и поэтому выстою дольше, чем кто-либо другой. Уходите все. Оставьте мне оружие. Не беспокойтесь, я сумею пустить его в дело. Обещаю задержать неприятеля на добрые полчаса. Сколько у нас заряженных пистолетов?

— Четыре.

— Клади их все сюда, на пол.

Вандейцы повиновались.

— Вот и хорошо. Я остаюсь. Будет кому их встретить. А теперь бегите скорее.

В чрезвычайных обстоятельствах слова благодарности неуместны. Беглецы едва успели пожать Иманусу руку.

— До скорого свидания, — сказал маркиз.

— Нет, ваша светлость. Надеюсь, что свидание наше не скоро состоится: я здесь сложу голову.

Пропустив вперед раненых, беглецы поочередно прошли в проход. Пока передние спускались, маркиз вынул из записной карманной книжечки карандаш и написал несколько слов на вращающемся, отныне неподвижном, камне, уже не закрывавшем зияющий проход.

— Уходите, ваша светлость, вы последний остались, — сказал Гальмало.

С этими словами Гальмало стал спускаться по лестнице.

Маркиз последовал за ним.

Иманус остался один.

XIII

ПАЛАЧ

Четыре заряженных пистолета вандейцы положили прямо на каменные плиты, так как в зеркальной не было паркета. Иманус взял из них два, по одному в каждую руку.

Затем он встал сбоку от двери, ведущей на лестницу, загороженный и полускрытый сундуком.

Нападающие, очевидно, боялись какого-то подвоха со стороны врага, они ждали взрыва, который может принести нежданную гибель в решительную минуту и победителю и побежденному. Насколько первый натиск прошел бурно, настолько последний был медлительным, осторожным. Солдаты Говэна не могли, а может быть, и не хотели с размаху разнести сундук; они разбили прикладом дно сундука, изрешетили крышку штыками и через эти отверстия пытались заглянуть в залу, прежде чем проникнуть туда. Сквозь эти щели пробивался свет фонарей, освещавших лестницу.