По окраине камышей осторожно прошли до знакомой рощи с колодцем и здесь, присев в Камышевых зарослях, послали Хуна на разведку. Глаза привыкли уже к темноте, да и пыли в котловине было гораздо меньше; поэтому в серой мгле удавалось различать очертания деревьев. Хун медленно пополз к колодцу и вернулся с сообщением, что в роще нет никого, но дальше, среди котловины, виден маленький огонек, а возле него сидят люди и стоят лошади, Хун и Пао спокойно пошли к колодцу с двумя флягами, котелком и веревкой. Они проворно стали черпать воду и наливать ее во фляги. Первую флягу наполнили, и Пао понес ее в камыши, а Хун налил вторую; она была полна, когда Пао вернулся с третьей, пустой. Так были налиты все четыре фляги, причем последнюю нес Хун. Но, сдав ее сидевшим в камышах, он спохватился, что забыл взять котелок и веревку. Пришлось итти еще раз. На обратном пути он немного сбился, взяв вправо по роще, и вдруг почувствовал, что его кто-то схватил за ногу и грубый голос крикнул:

— Эге, попался, вор! Ты чего тут шатаешься ночью? Хун стал вырываться, но его держали крепко, и тот же голос крикнул:

— Эй, вы, сони, засветите огонь, я поймал чужого, разведчика или вора!

Немедленно с земли поднялось несколько темных силуэтов, послышался скрежет стали о кремень, загорелся трут и вспыхнул огонек в заготовленной кучке мелкого хворосту. При свете его Хун увидел, что попал в дунганский караул, расположившийся на окраине котловины, Тут было человек десять, но из-за бури они все лежали, укрывшись с головой, и караулили не очень усердно. Дунгане разглядывали Хуна с любопытством.

— Ты откуда, мальчик? — спросил державший его за ногу.

— Я калмык, — догадался ответить Хун.

— Куда ушли калмыки?

— Далеко, в пески Кобэ, от вас бежали.

— А ты почему остался?

— Меня забыли, я ходил по рощам, заблудился, а все в это время ушли.

— Отчего ты не пошел вслед своим? Дорогу, небось, знаешь?

— Я видел, как вы приехали, испугался и спрятался в камыши. Сутки высидел, не евши, не пивши, и вот пошел к колодцу за водой. Видишь, котелок и веревка у меня.

— А не хотел, кстати, обокрасть нас? — засмеялся державший Хуна.

— Отпустите меня, добрые люди, я хочу пить, очень хочу, — просил Хун.

— Врет он, негодяй, — вмешался другой дунганин. — Сразу видно, что врет. Говорит, гулял по рощам. А откуда у него котелок и веревка? Что он, с ними все время гулял, что ли? Такой запасливый! Нет, он украл их у наших.

— Ничего я не украл! — возмутился Хун.

— Если это твои вещи, то, значит, тебя не забыли, как ты рассказываешь. Твои родные спрятались где-нибудь поблизости в холмах и послали тебя к колодцу за водой, вот что.

— Пожалуй, это так, — согласился первый.

— Его отпускать нельзя, — продолжал второй. — Мы от него узнаем, где спрятались калмыки со своими стадами.

— Ничего я не знаю! Ничего не могу сказать. Они ушли, меня забыли, — твердил Хун.

— Ну, завтра мы тебя настегаем нагайками хорошенько, тогда ты вспомнишь, откуда пришел. Всю шкуру спустим с тебя, а узнаем!

— Нужно связать ему руки и ноги, чтобы не удрал в темноте. Давай-ка веревку!

— Вот он сам и веревку держит для себя! — засмеялся кто-то.

Хун сделал отчаянную попытку вырваться, но его быстро свалили на землю, связали ноги, а руки туго притянули к спине. Хун подумал было позвать на помощь Лю Пи с ружьем, но сообразил, что дунган много; схватка приведет только к гибели рудокопа и других мальчиков и к открытию убежища. Он решил выждать удобный случай к бегству, пользуясь бурей, темнотой и сном дунган. Так как похолодало, а Хун был босой и в летних штанах и куртке, то дунганин, легший возле него, прикрыл его краем своего ватного халата.

Хун. лежал с открытыми глазами и ломал себе голову над тем, как ему освободиться. Дунгане курили трубки и разговаривали.

— Отчего вы так поздно вернулись с охоты? — спросил чей-то голос.

— Очень далеко заехали, — ответил другой. — Я подкрался к хуан-янгам, подстрелил одного. Мы погнались за ним, гнали, гнали по следам. Так и не догнали.

— А Янг и Чжан до сих пор не вернулись с охоты, — ^ сказал другой, — наверно заблудились.

Дунгане поговорили еще немного, но постепенно сон одолел их; огонек догорел и погас, в роще стало темно.

Лю Пи и оба мальчика, сидевшие в камышах в ожидании возвращения Хуна шагах в тридцати от дунган, слышали шум, голоса, увидели огонек и людей и догадались, что бедный мальчик попал в руки врагов. Лю Пи взялся было за ружье, но стрелять он умел плохо и понял, что стычка кончится не в его пользу.

«Хун — мальчик ловкий, он сам улизнет, ночь еще длинна», — подумал он и, взвалив себе на спину вторую корзину, назначенную для Хуна, поспешно ретировался со своими спутниками подальше в камыши, опасаясь, как бы дунгане не вздумали пошарить вокруг своей стоянки после поимки ночного гостя. Помедлив еще немного и видя, что огонь продолжает гореть и люди бодрствуют, он решил итти в убежище и посоветоваться с Мафу, как освободить пленника.

Обратный путь оказался не легче. Ветер повернул и дул не в спину, а в бок, попрежнему засыпая глаза песком и пылью, сдуваемыми с развалин; дорога шла в гору, а за плечами был довольно большой груз. Наконец, прошагав вверх по руслу, вышли на улицу и увидели прямо против себя среди серой мглы темную массу, над которой висел красноватый отблеск: это костер в убежище освещал пыль, наполнявшую воздух. Тотчас же их окликнули караульные.

Свежая вода оживила всех. Сейчас же налили чайники и поставили на огонь. Но когда Лю Пи рассказал, что эта вода стоила свободы Хуну, лица у всех вытянулись, и многие подумали, что мальчик едва ли вернется. Особенно огорчился лое, успевший полюбить бойкого и смышленого подростка.

— Нужно освободить его до утра, — сказал он. — Нас тут девять мужчин, мы имеем три ружья, три топора, двое вил, две сабли. Если мы перед рассветом нападем на сонных дунган, — их человек десять только, говоришь ты, — мы их можем одолеть.

— Но по соседству их гораздо больше, и остальные прибегут на помощь. Без шума ведь дело не обойдется. Нет, лое, твое предложение не годится, мы только зря погибнем, а его не спасем, — заявил Лю Пи.

— Если Хун не вернется через час, — сказал Мафу, — я пойду прямо к ним, выдам себя за одного из них. В темноте они не разберут. Высмотрю, где Хун, и мы вместе удерем, когда они спять заснут.

Вода в чайниках вскипела. Мафу напился чаю и подкрепился еще шашлыком. Полночь, вероятно, уже миновала, но так как звезд не было видно, то. определить время никто не мог. Хун не являлся. Мафу взял ружье и отправился. Лю Пи проводил его до русла и сообщил, сколько шагов насчитал Пао до камышей.

— Да пошлет тебе небо удачу! — пожелал он ему при расставании.

Хый-фын завывал попрежнему, и его порывы чуть не валили с ног. Мафу надвинул шапку на глаза, и шел ощупью по руслу, считая шаги, по временам останавливаясь и поворачиваясь спиной к ветру, чтобы отдышаться. Но вот под ногами зашуршали камыши; рудокоп осмотрелся и увидел впереди рощу, чуть выделявшуюся в серой мгле. Он пошел прямо к ней и, достигнув первых деревьев, начал кричать вперемежку с дунганскими ругательствами.

— Где вы тут попрятались, шайтан бы вас взял, заснули что ли, караульные!

Вскоре из темноты послышался сонный голос:

— Эй, кто там идет? — и одновременно Мафу услышал поблизости испуганный храп лошадей, а в нескольких шагах дальше споткнулся о чье-то тело и выругался еще раз.

— На самой дороге лег, другого места не нашел! Потревоженный тоже выругался и сонным голосом спросил:

— Это кто, Чжан и Янг? С добычей? Где так долго пропадали?

— Заблудились в этих проклятых развалинах, очень далеко заехали, песок глубокий, кони пристали. Янг еще идет, его конь совсем замотался.

— Добыли что-нибудь по крайней мере? — спросил другой голос.

— Одного хуан-янга привез.

— Хорошо, завтра шашлык будет.

— Недурно бы сейчас, да ветер не даст жарить.