В минуты этих размышлений Трегубец не очень понимал, зачем ему ввязываться в эту историю. Он не думал ни о личной выгоде, ни о том, чтобы насолить ненавидимому им Полозкову, заодно с ним - Ковалеву и прочей шушере. Нет. Старого сыскаря волновал лишь охотничий азарт и забота о жизни человека. Ведь какой бы ни был Виталий Сергеевич, человек он, на первый взгляд, невинный. Зачем же подставлять его голову под пулю, когда вполне возможно эту голову спасти. Руководствуясь этими нехитрыми соображениями, Трегубец аккуратно порвал почти уже готовую справку для генерала и принялся за составление новой. Коренным образом она не отличалась от предыдущей. Все в ней было так же: и возраст, и место учебы и работы, краткая характеристика рода деятельности и характера Токарева. Не хватало только мелких деталей, например имени Сорина да двух адресов квартир, снимаемых фирмой «ТОК» для представительских целей. Посидев так с полчаса, Василий Семенович наконец поставил точку, вытащил лист из пишущей машинки и самолично отнес справку на Токарева в секретариат Полозкова. Расписавшись у секретаря генерала в книге поступлений информации, он вернулся в свой кабинет, накинул плащ, прихватил портфель и, вполне довольный собой, покинул здание Петровки.
Он пешочком дошел до станции «Маяковская», пересек Тверскую улицу и так же пешком, не торопясь, отправился по Брестской к Белорусскому вокзалу, все круче и круче забирая влево проходными дворами, пока наконец не вышел к ничем не примечательному дому в Среднетишинском переулке. Нет, это не был домашний адрес Василия Семеновича Трегубца, и там не жил никто из его друзей. Более того, он вообще редко бывал в этом районе. Но на бумажке, которую он нес в кармане, его аккуратным почерком было написано: «Среднетишинский переулок, дом 8, квартира 12. Квартира фирмы “ТОК”».
Поднявшись пешком на третий этаж, Василий Семенович расстегнул плащ, освободил под пиджаком ремешок кобуры и, вздохнув скорее для порядка, чем по необходимости, нажал кнопку звонка. Минуты полторы за дверью не было ни шороха, однако Василия Семеновича не покидало ощущение, что кто-то все же глядит на него сквозь стеклянную линзу глазка. И потому, стараясь не волновать невидимого обладателя бронированной двери квартиры 12, он спокойно переминался с ноги на ногу, рассеянно улыбался, периодически почесывая переносицу - словом, делал все, чтобы доказать отсутствие каких - либо черных замыслов.
Вероятно, это сработало, потому что через некоторое время высокий нервный голос за дверью спросил:
- Кто там?
- Виталий Сергеевич? - вопросом на вопрос ответил Трегубец. - Откройте, пожалуйста. Я из Московского уголовного розыска. Не беспокойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Мне нужно просто с вами поговорить. Речь идет о вашей безопасности, а, впрочем, может быть, еще и о безопасности одного вашего друга: Андрея Сорина.
- Ах, черт, - послышалось из-за двери.
Невидимый собеседник Трегубца еще помолчал с полсекунды, потом опасливо осведомился:
- Вы один?
- Виталий Сергеевич! Зачем задавать глупые вопросы, - мягко сказал Трегубец. - У вас же глазок типа «рыбий глаз». Вы, вероятно, видите лестничную площадку не только вглубь, но и в бок, следовательно, вы можете обнаружить, что на лестнице и за моей спиной никого нет.
- А черт вас знает, - хохотнул из-за двери Токарев. - Может, ваши там где-нибудь площадкой выше прячутся.
- Все правильно, Виталий Сергеевич, вполне возможно, что и прячутся, - устало сказал Трегубец. - Ну, подумайте сами: живете вы на третьем этаже, из окна прыгать не будете. Коль скоро вы уже отозвались, то, если бы я и хотел вас арестовать, несомненно, это бы сделал. Так сказать, не мытьем, так катаньем. Ну, вызвал бы группу захвата, выбили бы они вашу чудную дверь, а потом, немножко помяв вас для острастки, доставили бы ко мне в кабинет на Петровку. Как видите, я ничего от вас не скрываю. А потому настоятельно рекомендую: откройте дверь и давайте поговорим мирно.
- Ну что ж, - сказал Токарев из-за двери, - может, вы и правы.
Лязгнул замок, и тяжелая дверь сейфового типа бесшумно отошла в сторону, открывая Трегубцу долгое коридорное пространство, в самом начале которого стоял маленький ершистый человечек с выражением недоверия на весьма подвижном лице.
- Заходите. Как ваше имя-отчество, еще раз?
- Василий Семенович, - сказал Трегубец.
- Заходите, Василий Семенович. Пожалуй, у нас действительно есть о чем побеседовать.
Примерно в то же время, когда Трегубец впервые услышал от генерала имя Виталия Сергеевича Токарева, два хорошо одетых господина - один, довольно высокий, в светло-сером с голубым отливом костюме и черном пальто из тонкого кашемира, второй, значительно ниже, но весьма широкий в плечах, в тяжелом твидовом пиджаке поверх красного свитера - ступили на улицу Грин пэлас террас. Они неспешно двинулись мимо очаровательных трехэтажных особняков, окруженных зелеными садиками, и со стороны можно было подумать, что два джентльмена, окончив работу и выйдя из офиса, отправились погулять в этом приятном районе Лондона. Однако, несмотря на беспечный вид, двое этих господ двигались вперед по весьма важному делу.
- Ну, вот и пришли, - сказал высокий, останавливаясь около массивной буковой двери с широким, почти во всю филенку, витражом. - Значит, запомни, Слава: никакой самодеятельности, действовать только так, как я тебя попрошу. И, бога ради, не пережми: все-таки, пожилой человек. Нам еще только инфарктов не хватало.
- Все понял, Геннадий Андреевич, - ответил Шутов.
- Ну, вот и славно. А теперь звони.
Шутов вытянул вперед короткопалую руку и нажал кнопку домофона. Через несколько секунд голос, полный достоинства, зазвучал в динамике:
- Who is there?[6]
- One of your oldest friends[7], - отозвался Ермилов. Потом хохотнул и добавил по-русски: - Не узнаешь по голосу, Илья Андреевич?
- Кто это? - ответил голос уже по-русски и несколько встревоженно.
- Ермилов. Вот видишь, оказался проездом в Лондоне, дай, думаю, навещу. Ну, не держи меня в парадном, открывай.
- Гена! Конечно, конечно, - отозвался Кошенов. - Что ж ты не предупредил?
- Да зачем тебя беспокоить. Ты бы стал волноваться, стол готовить или за продуктами куда поехал, не дай бог, разминулись бы, - так же ернически продолжал Геннадий Андреевич. - Ну, давай, давай отворяй, на улице прохладно.
- Открываю, - сухо сказал Кошенов, и Ермилов с Шутовым вошли в дом.
В бельэтаже у открытой двери их ожидал сам хозяин квартиры.
- Знакомься, Илюша, - улыбнулся Ермилов, представляя Шутова. - Мой друг, так сказать, наперсник детских игр, Слава, милейший человек, естественно, если его не рассердить.
- Рад, весьма рад, - произнес Илья Андреевич, одновременно приглашая гостей войти в квартиру. - Кофе, что-нибудь выпить?
- Да, пожалуй, выпить не помешает. Сооруди-ка нам, Илья, со Славиком виски.
- «Глен тернер» пойдет?
- Естественно. Мягкий шотландский вкус - что может быть лучше, - сказал Ермилов и расположился в большом кожаном кресле возле хозяйского письменного стола.
Шутов, получив стакан с янтарной жидкостью, остался стоять возле двери.
- Ну-с, Илюша, - начал Геннадий Андреевич, - расскажи-ка мне, друг мой любезный, как же так получилось, что наш знакомый журналист вдруг попал в больницу, вместо того чтобы попасть на кладбище.
- Откуда… - начал удивляться Кошенов, и сам же оборвал себя: - Ах да, конечно, в Москве ведь тоже можно получить английские газеты.
- Угадал, угадал. Но дело даже не в этом: бог с ним, с журналистом. Меня в данный момент значительно больше занимает, почему ты - мой старинный приятель и партнер, которому я доверял, вдруг решил скрыть от меня сей прискорбный факт? Неужели боялся ранить мое сердце этой печальной новостью?
- Да нет, ну что ты, Гена. Просто я подумал, что это не так важно, коль скоро главное - у меня…
- Не так важно, говоришь? Да нет, друг сердечный, мне кажется, ты вполне понял, насколько это важно, и быстро просчитал возможные последствия. Естественно, он выздоровеет, естественно, начнутся расспросы. И я сомневаюсь, что сей разговорчивый москвич захочет скрыть от английских правоохранительных органов то, что с ним случилось, и саму, так сказать, первопричину происходящего. Дальше - больше. Дальше они выйдут на тебя, ты, само собой, убоявшись праведного гнева английских бобби, тут же назовешь мое имя, а там, глядишь, поделишься еще какой-нибудь полезной для них информацией… Картины тебе, конечно, придется вернуть. Но, с другой стороны, из воды ты надеешься выйти весьма сухим, не так ли?