— Огонь! Всем орудиям открыть огонь!
И тотчас же самопроизвольно, не по команде раздались хлопки всех двадцатимиллиметровых зенитных орудий корабля.
Вилли в это время был в штурманской рубке и занимался прокладыванием пеленгов для расчета курса. «Кайн» огибал южную оконечность Окинавы на пути в Накабусуку-ван, где ему надлежало взять почту для минной флотилии. Предупреждения о воздушной опасности не было. Случилось это в десять часов, хмурым облачным утром. Море было спокойным и пустынным.
Он швырнул карандаш и параллельную линейку, в два прыжка пересек рулевую рубку и выскочил на правое крыло мостика. Красные пунктирные линии трассирующих снарядов устремились в сторону камикадзе, коричневым силуэтом выделявшегося на фоне облаков далеко впереди по носу на высоте около тысячи футов. Он круто снижался прямо на «Кайн» и неуклюже колыхался. Это был легкий самолет устаревшего типа. Казалось, что по мере приближения крылья у него все больше и больше вытягиваются назад и на них были уже отчетливо видны два красных круга. На нем скрещивались четыре линии трассирующих снарядов. Самолет втягивал их в себя и упрямо несся вниз. Теперь уже было видно, что это большой, старый, расхлябанный самолет.
— Идет на таран! — Кифер и Урбан бросились ничком на палубу. Всего лишь в нескольких футах от них самолет накренился. Через желтый прозрачный колпак кабины Вилли увидел пилота в защитных очках. «Сумасшедший», — подумал он и в следующее мгновение оказался на коленях, уткнувшись лицом в настил палубы. Ему почудилось, что самолет падает прямо на него.
Казалось, прошло немало времени, прежде чем камикадзе врезался в корабль, ибо в голове у Вилли пронесся целый вихрь ярких и отчетливых мыслей, когда он, скрючившись, прижимался лицом к палубе, выкрашенной в голубой цвет. Главное чувство, охватившее его в тот момент и изменившее всю его дальнейшую жизнь, — это острое чувство отчаяния, что он так и не женился на Мэй. С того времени, как он бросил ее, ему довольно легко удавалось отгонять от себя всякие мысли о ней. Но когда он чувствовал усталость или был чем-то расстроен, они возвращались к нему снова, и он снова отбрасывал их, как минутную слабость. Но чувство тоски по утраченному счастью, которое охватило его теперь, было иным. Оно было подлинным. Когда он подумал, что ему пришел конец, ужас, поразивший его, не заглушил горькую мысль о том, что он больше никогда не увидит Мэй.
Удар самолета о палубу прозвучал так, будто на шоссе столкнулись автомобили, а секундой позже послышался взрыв. Вилли показалось, что его ударили в лицо, в ушах звенело. Шатаясь, он встал во весь рост и увидел, как синий дым клубами повалил за камбузной надстройкой, где серыми кучками все еще лежали ничком матросы артиллерийских расчетов.
— Капитан, я включу общекорабельную связь, а потом посмотрю, что делается на юте…
— О’кей, Вилли. — Кифер поднялся, отряхивая себя дрожащими руками. Волосы из под каски выбились и упали на лицо. Вид у него был ошеломленный, отрешенный.
Вилли влетел в ходовую рубку и нажал ручку громкой связи. Рулевой и его помощник смотрели на него испуганными глазами.
— Внимание, — произнес он резко и отрывисто, — в районе миделя в нас врезался камикадзе. Носовая и кормовая пожарная команды, по местам…
Синий едкий дым просачивался в рулевую рубку, обжигая легкие, как крепкая сигарета. Вилли закашлялся и продолжал:
— О повреждениях доложить на мостик. Включить пенотушение, орошение и кислотную систему. Изготовить к действию клапаны затопления — кха-кха, но без команды не затоплять… — Он дернул красный рычаг общекорабельной тревоги и вышел на правое крыло мостика одновременно со звоном колокола громкого боя. В лицо ему ударила волна горячего воздуха и дыма. Длинные рыжие языки пламени плясали возле мачты позади камбуза и подбирались к мостику. Ветер дул с кормы. Из пламени вырывались клубы дыма и перекатывались через крыло мостика.
— Я думал, ты на корме, — раздраженно закричал Кифер, едва различимый в дыму. Он и матросы на мостике надевали спасательные жилеты.
— Да, да, сэр. Как раз иду туда…
Чтобы спуститься на шкафут по переходу, Вилли пришлось изрядно поработать локтями и плечами, пробиваясь сквозь толпу бегущих матросов, которые с криками тащили пожарные шланги и хватали спасательные жилеты. Он прорвался на главную палубу. Дыма там было меньше, чем на мостике, — он весь устремился вверх и к носу. Красные столбы огня, толщиной со ствол дерева, с ревом вырывались из огромной рваной пробоины в палубе над котельным отделением. Закопченные матросы, спотыкаясь, выскакивали из узкого люка воздушного ящика. По всей палубе валялись обломки самолета. Горела командирская шлюпка. По палубе извивались шланги, матросы пожарной команды, с бледными лицами, в касках, в спасательных жилетах возились с патрубками магистралей или подтягивали к пробоине красные, похожие на игрушки, ручные «минимаксы». Их выкрики тонули в гуле колокола громкого боя и реве огня, рвущегося из развороченного котельного отделения. Стоял запах гари: пахло горящей нефтью, горящим деревом, резиной.
— Докладывай! — крикнул Вилли матросу, который шатаясь выходил из воздушного ящика.
— Весь самолет там внизу, сэр! Все к черту горит. Бадж приказал нам убираться вон. Он пытается закрыть главный топливный клапан. Не знаю, удастся ли ему выбраться оттуда. Я включил систему пенотушения, прежде чем уйти…
— А котел?
— Не знаю, сэр. Кругом пар и огонь…
— Знаешь, как открыть предохранительные клапаны? — Вилли старался перекричать шум и грохот.
— Да, сэр…
— Открывай!
— Есть, сэр…
Раздался взрыв, и ослепительный огненный шар вылетел из котельного отделения. Вилли отшатнулся. Огонь бежал по краю надстройки. Вилли с трудом протиснулся сквозь толпу валивших ему навстречу матросов к Беллисону, который затягивал гаечным ключом главный топливный кран.
— Увеличиваешь давление на магистрали?
— Да, сэр… Наверное, все кругом горит, сэр. Придется покидать корабль?
— Нет, черт побери! Тушите пожар! — завопил Вилли.
— Слушаю, сэр. Постараемся…
Вилли хлопнул старшего механика по спине и стал пробивать себе дорогу в заполненном людьми переходе, спотыкаясь о шланги. Подойдя к трапу на мостик, он с изумлением увидел, как из своей каюты выскочил Кифер, держа в руках увесистый серый парусиновый мешок.
— Ну что, Вилли? Есть надежда? — спросил Кифер Вилли, который посторонился, чтобы дать капитану первому подняться по трапу.
— Полагаю, что да, сэр. Что это за мешок?
— Роман. На всякий случай… — Кифер опустил мешок на палубу около ящика для сигнальных флагов и, сощурив глаза, стал вглядываться в сторону кормы, кашляя и прикладывая платок к носу. На рубке артиллеристы, хрипло переругиваясь, распутывали шланги.
Матросы на мостике — радиометристы, сигнальщики, гидроакустики — и трое новых офицеров тесно обступили Вилли, глядя на него расширенными глазами.
— Капитан, дела не так уж плохи: пожар захватил лишь одно котельное отделение… — начал было докладывать Вилли. И вдруг понял, что Кифер его не слушает. Капитан продолжал смотреть на корму, положив руки на бедра. Дым летел ему прямо в лицо. Белки глаз были мутно-желтые, края век покраснели.
Клубы пара с ревом вырвались из надстройки. Кифер перевел пристальный взгляд на Вилли.
— Что же там случилось?
— Я приказал открыть предохранительный клапан на третьем котле, сэр…
Внезапно на камбузной надстройке раздался оглушительный треск. Фонтан огней — белого, желтого, всех оттенков красного — забил во все стороны. Матросы с криками посыпались с трапов. Пули засвистели и застучали по надстройке.
— О Господи, зенитные рвутся! — закричал Кифер, ища, где бы укрыться. — Сейчас взлетим на воздух, Вилли. Теперь очередь за палубным боезапасом…
Из всех трех труб валил дым, грязно-желтый, как блевотина. Шум главных двигателей прекратился. Корабль заскользил по воде, замедляя ход и покачиваясь на волнах. Оранжевый отблеск пожара падал на серую гладь моря.