Старожилы рассказывали, что во времена «Енисейстроя», когда заработки были не чета нынешним, ехавшие на материк северяне сдвигали столики и кутили во всю широту натуры. А музыканты, рассовывая по карманам мятые сторублевки, весь вечер кряду исполняли «Мурку», «Журавлей» или «Ванинский порт». Такие были у людей вкусы. Теперь же музыку никто не заказывал – то ли не принято стало, то ли не положено, но молодые музыканты все равно играли с подъемом – не столько для публики, сколько для себя.

На свободном от столиков пространстве танцевало несколько пар. Женщины были в удлиненных или в укороченных платьях или брючных костюмах. Здесь только и замечаешь изменения моды.

Мода на песенки, на одежду, на прически… А на людей, на поступки есть мода? На качества людские? Мода – это ведь не только привычки и вкусы, но и обычаи. Когда-то, например, были в моде дуэли, теперь подлеца или хама разбирают на месткоме, а набьешь ему морду – тебя будут разбирать. Модно ни во что не вмешиваться, быть скептиком и брюзгой. Модно отрицать догмы, это хорошая мода. А вот донкихотствовать не модно: дурачком прослывешь, не умеющим жить. Вот и думай, как сохранить идеалы и не прослыть идеалистом, ломай голову, как совместить принципы и моду…

Впрочем, эти философствования – для долгих вечеров в твоей светелке. Наслаждайся жизнью, пока есть такая возможность. Пей коньячок и глазей на красивых женщин. Вон на ту девчушку, например, за столиком напротив…

Девчушка в самом деле стоила внимания. Сидела она к Князеву боком, облокотившись о край стола, черная «водолазка» облегала ровную спину и прямые сильные плечи. Взбитые каштановые волосы подчеркивали стройность шеи. Лицо живое, смуглое, с тонкими чертами, только рот чуть великоват. Когда она поворачивала голову, Князев видел ее блестящие быстрые глаза с удлиненными косметикой разрезами и, как отражение сросшихся бровей, – темный пушок на верхней губе. Броская, нездешняя красота южных кровей.

Рядом сидели два юнца, дымили сигаретами, пили шампанское и пижонили – играли в бывалых и пресыщенных. Девчушка тоже пижонила – презрительно опускала уголки рта, не затягиваясь, попыхивала сигаретой, а шампанское пила и совсем по-детски, как чай, вприкуску с конфетой.

Оркестрик ударил какой-то дергающийся танец. Юнцы оживились, один из них встал, и девчушка с готовностью встала. Вдвоем они подошли почти к самой эстраде, повернулись друг к другу лицами и стали топать, выворачивая и выставляя вперед то левую, то правую ногу, откидывая назад туловище и болтая за спиной руками, а юнец еще ухитрялся при этом хлопать в ладоши и ломким баритончиком выкрикивать, как заклинание: шейк! шейк!

Музыка кончилась взрывным аккордом, и они, раскрасневшиеся, довольные тем, что обратили на себя всеобщее внимание, с независимым видом направились к своему столику. Пока девчушка танцевала и шла на место, Князев оценил ее развитую фигурку, прекрасные сильные ноги и с внезапной ревностью подумал, что кто-то из этих двух юнцов будет сегодня тискать ее в подъезде…

Князев налил себе, выпил одним глотком и подумал, что триста граммов его, пожалуй, сегодня не возьмут.

Бефстроганов был на высоте, в прошлый приезд здесь подавали такой же. Коньяк все-таки разогрел Князева, ел он с аппетитом, даже хлеба не хватило, и он, извинившись, взял ломтик у соседа.

Стало хорошо, просто и весело. Сейчас он сделает вот что: дождется какой-нибудь музыки поприличнее и пригласит эту девчушку. Держится она, в общем-то, спокойно, по сторонам не глядит, знает себе цену. Такие девчушки рано узнают себе цену, хоть и часто дешевят. В ресторации она, как видно, не первый раз, должна понимать, что если вежливо приглашают – отказывать не принято.

Как по заказу, заиграли танго. Князев поспешно ткнул в пепельницу сигарету, застегнул пиджак. Игнорируя юнцов, он остановился от девчушки сбоку, слегка поклонился и сказал, как водится:

– Разрешите?

Она неторопливо повела головой, взглянула сначала искоса с пренебрежением и досадой, потом повернула к нему лицо, глаза у нее были светло-карие, почти медовые, в них мелькнул интерес, потом смущение, потом легкая растерянность.

– Не получится. С незнакомыми не танцую, – тихо, с чуть заметным сожалением сказала она. Голос у нее был низкий и по-девичьи чистый.

Чувствуя, что краснеет, Князев пробормотал извинение и с деловым видом направился к выходу – не возвращаться же на место после такого конфуза. Ну, поделом тебе, старому ловеласу.

На улице было тихо, падал снежок. Князев немного постоял, вернулся за столик. Юнцы сидели в прежних позах, а девчушки на месте не было. Неужто совсем ушла? Нет, он не мог с ней разминуться. Ага, вот она…

Девчушка твистовала совсем близко, играла гибкой талией, а партнером ее был рослый парень в хорошем модном костюме, очень ловкий и самоуверенный, с чистым румяным лицом. Танцевал он четко, спортивно, почти гимнастически. Когда танец окончился, парень бесцеремонно потеснил одного из юнцов, сел рядом с девчушкой и склонился к ней, обворожительно улыбаясь – душа компании, удачник, общий любимец и баловень.

«Гарик», – решил про себя Князев. Таких деятелей всегда почему-то называют Гариками, Сэмами, Бобами или еще как-нибудь по-собачьи… А впрочем, скорей всего это хороший веселый парень, а ты просто-напросто завистник и ревнивец.

На столе появилась бутылка белой. Парень ловко разлил водку по фужерам и поставил пустую бутылку на подоконник, за штору. Девчушка сделалась серьезной, отрицательно покачала головой. Парень опять наклонился. к самому ее уху, рука его по-хозяйски легла ей на колено…

Князев резко отвернулся. Мимо проходила официантка, он кивком подозвал ее.

– Еще сто, кофе и счет.

Он заставил себя успокоиться. Вульгарный вкус у тебя, одичал ты в своем Туранске, отстал от жизни. Все очень просто, если разобраться: мини-юбки слишком на тебя действуют. И вообще, ты для нее стар и угрюм, нет, не для этой именно, а для всех молодых девчушек с хорошими фигурками и смазливыми мордашками, потому что все они любят потанцевать, побеситься, потрепаться, и для этого есть молодые бойкие парни с блестящими глазами и густыми макушками – нормальная советская молодежь, обижаться на которую могут только глупые старики?.. Ну, вот и графинчик принесли. Будем здоровы.

А в ресторанном зале посетителями уже правили градусы, уже песни звучали, и все откровеннее становились взаимные знаки внимания. Кутили со случайными женщинами вырвавшиеся из-под домашнего надзора командированные мужья, сослуживцы отмечали большие и малые события, братались забулдыги, и было здесь еще много всякого люда, не поддающегося классификации. Через час ресторан закроют, и все они разбредутся по домам, гостиницам, по своим и чужим постелям.

Кофе был жидким, столовским. Князев не стал его пить. За столик – мы не помешаем? – подсела парочка, обоим лет под сорок, но смущаются, как молодые.

Ясно было, что не они ему мешают, а он им, и вообще пора уходить, делать здесь больше нечего.

Князев рассчитался и, вставая, не удержался все-таки глянул туда, где сидела девчушка. Там уже никого не было, официантка убирала грязную посуду. Князев невольно заторопился – может, застанет эту компанию у гардероба. Очень ему захотелось, отбросив ревнивую досаду, еще раз взглянуть на девчушку.

Но – опоздал.

На самой середине тротуара мальчишки раскатали длинную дорожку, сейчас ее присыпало снегом, и Князев в скользких своих штиблетах жался к домам. Прохожих было мало, город отходил ко сну. Князев не спешил. Красивы были густо разветвленные деревья, обсыпанные снегом, красиво светились фонари, окна в домах. В Туранске на ночь закрывают ставни, а деревьев на улицах вообще нет – свели, чтоб комаров меньше было…

И все-таки, стоило бы пойти за ними, проследить хотя бы, где она живет. Неважно, что она позволяла этому молодчику лапать себя. А если у них так принято, у современной молодежи? Нет, не может такая девчушка, с такой фигурой, для материнства созданной, и в такие-то годы успеть развратиться. Противоестественно это! А дальше все будет зависеть, в какие она руки попадет, с кем свяжет свою судьбу. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать? На двенадцать лет моложе…