С минуту он стоял в раздумье, затем почистил сапоги, достал из чемодана зеркальце, осмотрелся, смочил одеколоном волосы, вздохнул:

— Рискну... Товарищ маршал ракетных войск, старший лейтенант Малко, Михаил Савельевич! — отрепетировал Малко доклад маршалу.

«Вспомнит ли он отца?» — подходя к палатке, задал он себе вопрос. Охватила робость. «Талубаева никогда не видел в глаза, вдруг он такой же крутой, как генерал Гросулов, поднимется и покажет на дверь: «Разве вы не знаете порядка обращения к старшим? Кру-гом». Но тишина, безмятежная, добрая тишина как бы подсказывала: «Разве не чувствуешь, иди!» Он присел на пенек. Пахло грибами. Редкий дождик падал на листья, дремотно шелестел. «Расскажу, как служил раньше... Москва рядом, ресторанчики, девушки. Потом — глядь: тридцать лет. Боже великий! Что я делаю... Никакого прогресса! Пятый год старший лейтенант. Попросился в адъюнктуру, дали отбой. И кто дал! Командир части, отец лучшего моего друга. Свинство! И мой предок сказал: свинство, по знакомству не такие дела утрясаются. Попал в Нагорное. Добровольно за тысячи километров уехал от Москвы. Нахватал общественных поручений! Активист номер один!.. В состав партийного бюро избрали. А жизнь, будничная повседневность делала свое: методически, аккуратненько снимала с меня красивые нашлепки, слой за слоем, представила наконец перед очами сослуживцев голеньким. «A-а, вон ты что есть!..» Ему почудилось, что его мысли кто-то подслушивает. Он поднялся. Часовой, стоявший у маршальской палатки, прошел к машине. Малко пригнулся, бесшумно проскользнул в тамбур, освещенный электрической лампочкой. Успокоился, отодвинул брезентовую штору...

В глубине палатки, за столом, накрытым белой скатертью, сидел пожилой человек в нижней сорочке, в широких спортивных шароварах. Седая голова его была немного наклонена вправо. Он писал, держа в левой руке стакан с чаем. Отхлебнув глоток, незнакомец расправил волосатую грудь и опять склонился. Малко поднялся на носки, заметил, что незнакомец решает кроссворд. Руки у него были грубоваты, толстые пальцы неудобно держали карандаш. «Черт-те что, маршал или не маршал, больно уж мужиковат! — гадал Малко. — И лицо-то простое, и поза-то, поза. Нет, не маршал. А впрочем, чуток похож, под ежика стрижен и грудь широкая. Вдруг и взаправду маршал?» От страха с ног до головы окатило горячим. Человек потянулся рукой в сторону, достал какую-то трубочку. Поднес к губам, заиграл нежно, зовуще, будто пастушок. «Ну, конечно же, не маршал, — окончательно решил Малко. — Свистулькой играется». Ои смело переступил порог, сказал:

— Здравствуйте.

Мужчина качнул головой, продолжая играть. Потом положил свирель, сказал:

— Ну как, могу играть?

Малко не знал, что ответить. Занятый мыслями, он не слушал музыку, но все же сказал:

— Интересно.

— А вот эту послушайте. — Мужчина вновь начал играть, то вставая, то садясь. На этот раз его лицо не казалось Малко грубоватым, даже толстые пальцы оказались очень гибкимн и быстрыми.

— Здорово! — восхитился Малко и рассмеялся, поняв, что перед ним, конечно же, не маршал, а скорее всего артист. — Мне сказали, будто к нам приехал маршал ракетных войск Талубаев Иван Алексеевич, не слышали?

Мужчина вскинул взгляд на Малко, посмотрел на него, видимо собираясь с мыслями.

— Откуда же мне знать? — Он положил флейту. — Вам нужен маршал?

— Да.

— Только маршал?.. Тогда садитесь, я и есть маршал.

Малко опять охватило жаром, и он, заикаясь, выпалил:

— Товарищ маршал, разрешите обратиться. Я старший лейтенант Малко. Михаил Савельевич. Извините, что... — Он запнулся, не договорив.

— Приняли, меня не за маршала?.. Не велика беда. Что же мне — и спать в мундире?! Так-то вот посвободнее, — показал он на свое одеяние и прошел за перегородку, говоря оттуда: — Чайку желаете?

— Никак нет!

— Понятно... А я еще стаканчик выпью. — Он начал размешивать ложечкой осевший на дне стакана сахар. — Садитесь...

— Я старший лейтенант Малко. Михаил Савельевич. — Слово «Савельевич» Малко подчеркнул, чтобы обратить внимание маршала. Но тот, отхлебнув глоток чаю, покачал головой:

— Слышал, слышал и что Малко и что Михаил Савельевич. — И вдруг, посмотрев на кроссворд, сказал: — Не знаете слово из пяти букв, обозначающее состояние человека?

— Порыв, товарищ маршал!

— Точно, порыв... Молодец, быстро соображаешь. А вот еще слово из шести букв, обозначающее торжество, ликование?

— Победа, товарищ маршал!

— Угадал, по-бе-да, — заполнил он свободные клетки. — Теперь все, кроссворд полностью расшифрован, память свою малость пошевелил. Значит, чайку не желаете? Может, стесняетесь? Нет. Тогда извините, я еще стаканчик.

Он возвратился с полотенцем. Вытер широкое лицо, шею, грудь, сказал:

— Курите?

— Балуюсь, товарищ маршал...

— Балуетесь... Ага, а водочку употребляете? Тоже нет! Так-так... Женаты?

— Недавно женился.

— Дети есть?

— Дочка, три годика.

— Хорошо. А сколько вам лет?

— Тридцать два осенью исполнится, товарищ маршал.

— Многовато для старшего лейтенанта. Взводом командуете?

— Взводом, товарищ маршал.

— Да вы садитесь. — Он посмотрел в пустой стакан. — Пожалуй, еще один осилю. Побалуйтесь, — положил на стол пачку сигарет и скрылся за ширмой, но тотчас возвратился без стакана: — Кончилась заварка. — Посмотрел на телефон, махнул рукой: — Хватит, чай не водка, много не выпьешь... Иногда стопочку выпиваю. Отчего же нет! Вот приду домой и скажу жене: с устатку, мать, налей-ка. Сначала поворчит: «Солдатам запрещаешь, а сам с устатку!» Верно, запрещаю. Таков порядок, а порядок — наиглавнейший маршал в войсках. Ничего не могу поделать, слушаюсь, товарищ порядок! И никаких отступлений. Закон для всех один. Вот так... Михаил Савельевич. Дома можно, дом — это не войска. Так что не обманывайте людей насчет водочки. Или действительно совсем не употребляете? А может, балуетесь? Курите-то вы по-настоящему, а говорите: балуетесь. Негоже кривить душой... Сидите, сидите.

Во рту у Малко пересохло, по спине прокатывался то холод, то жар. Его трясло. Маршал это заметил, поспешил успокоить:

— Да вы не волнуйтесь. — Он взял его за плечи, посадил на место, а сам начал ходить, заложив руки за спину. Остановился, сказал:

— К пускам готовы?

Малко вскочил:

— Так точно, товарищ маршал!

Талубаеву понравился ответ.

— Сколько во взводе отличных специалистов?

— По новому комплексу пусковой установки два.

— Маловато. Что ж, есть причина, новую технику вы получили сравнительно недавно... По какому вопросу вы хотели обратиться ко мне?

— От отца хотел привет передать. Мой отец на фронте служил у вас, товарищ маршал, интендантом армии.

— Помню Савелия Матвеевича. Помню, помню. Где он сейчас?

— Работает в министерстве торговли, начальник управления.

— Ответственная работа. Передайте ему от меня привет. Да скажите, что чаем плохо торгуют. В Нагорном порядочного чая нет. Значит, вы сын Савелия Матвеевича?

— Так точно, сын, товарищ маршал.

Талубаев вдруг потускнел. Его седая голова чуть наклонилась, будто он что-то рассматривал под ногами.

— Что же вы, Михаил Савельевич, так плохо служите? Докладывали мне о вас. Не могу понять. — развел он руками. — Тридцатидвухлетний мужчина, сын фронтовика, заболел карьеризмом. И вы шли ко мне, чтобы я заступился за вас, пожалел? За этим пришли? Отвечайте!

— Я, товарищ маршал... я почти за этим шел, но хотел признаться, что я, что я во всем виноват и все силы приложу, чтобы стать достойным офицером. Я клянусь: буду хорошим офицером, только не надо понижать в звании. От меня жена уйдет...

— Андрей! — крикнул маршал. — Да завари ты чаю! — Он сел, покрутил в руках флейту. — Приказа командующего войсками округа я не могу отменить, товарищ лейтенант... Не могу, не имею права.

Появился Андрей, молоденький лейтенант, краснощекий, с лохматыми черными бровями. Он поставил чайник и молча удалился за перегородку.