Между тем политические события в Китае вообще, и на юге в частности, развивались в нужном для японских оккупантов направлении. Созданное ими марионеточное правительство в Нанкине возглавлял некто Ван Цзиньвэй, сперва японофил, затем откровенный предатель, пошедший на службу к оккупантам. Сам он был уроженец Южного Китая, его друзья из гуандунских генералов-милитаристов и крупных помещиков вняли призывам Ван Цзиньвэя и посулам получить автономию из рук японского императора. Дело дошло до открытых выступлений местных войск против войск Чан Кайши. Весь 4-й район стал подобен бочке с порохом, и фитиль был уже подожжен. Таким образом, японцы могли использовать и действительно вскоре использовали эту благоприятную для них ситуацию.
Не помню точно числа, примерно в середине июля, радист принес телеграмму от А. Н. Боголюбова. Она была короткой: «Немедленно выезжайте в Гуйлинь». Мне дали легковую машину, помчались мы на юг через горные перевалы. Приехали. В штабе главного военного советника я застал П. Ф. Батицкого, М. В. Никифорова, П. И. Кузнецова и некоторых других военных советников. Оказалось, они, как и я, прибыли по вызову из своих районов. Всего собралось нас десять человек. Боголюбов объяснил ситуацию. По его сведениям, крупные силы японцев — пехота, артиллерия, танковые части и кавалерия — двигались с наньлинского плацдарма на север: одна колонна — на Гуйлинь, другая — на Гуйян.
Боголюбов уже доложил эти сведения Чан Кайши, тот не верил, говорил, что это ошибка, что дороги все перекопаны, речные переправы взорваны, командиры оборонявшихся там войск и местные губернаторы ничего не докладывают. Боголюбов настаивал. Требовал послать авиационную разведку. Убедить Чан Кайши помогла опасность, угрожавшая не только войскам, но и самому генералиссимусу и его ставке в Чунцине. Ведь одна из японских колонн, захвати она город Гуйян, оказалась бы на прямой дороге в Чунцин, в каких-то двухстах километрах от него.
Чан Кайши передал в распоряжение Боголюбова специальную разведывательную авиаэскадрилыо дальнего действия. [264] Боголюбов сам поставил задачу летчикам. Два дня они совершали полеты вдоль долины реки Сицзян и ее притоков, осматривали с воздуха предгорья и густые кустарниковые заросли и наконец привезли нужные сведения. Действительно, войсковые колонны японцев вне дорог продвигались на Гуйлинь и Гуйян. Первой предстояло пройти еще километров 250, второй до 400.
В Гуйлинь приехал Гу Чжутун с оперативной группой штаба, с тем чтобы координировать действия войск 3, 9 и 6-го военных районов против наступавших японцев. Пустил в ход все виды разведки, в том числе агентурную. Состав наступающих колонн противника был установлен. У меня ни в документах, ни в памяти не осталось сведений о колонне, продвигавшейся на Гуйян. Зато гуйлиньское направление, где мне пришлось работать, документировано достаточно полно. На город наступали 5-я и 28-я пехотные дивизии, бригада гвардейской пехотной дивизии, танковый полк. Это до шестидесяти тысяч одной пехоты.
Под рукой у генерала Гу была лишь 86-я армия — три пехотные дивизии. Разумеется, остановить и отбросить противника им было не под силу. Главный военный советник Боголюбов пошел к Чан Кайши. Потом Александр Николаевич мне рассказывал, что он трижды был у Чан Кайши с одним и тем же предложением: ввести в бой 5-ю армию. Генералиссимус не решался сказать «да». Несколько раз собирал свой штаб и командующих военными районами и группами армий, объяснял ситуацию, спрашивал их мнение насчет 5-й армии. Те либо молчали, либо были против того, чтобы ввести ее в бой с японцами.
5-я армия была сформирована не для борьбы с агрессором, но для борьбы с «врагом внутренним», с китайскими коммунистами. Хотя в боях не участвовала, весь ее личный состав подбирался из фронтовиков с боевым опытом. Рядовые, унтер-офицеры и офицеры — все были либо из деревенских кулаков, мелких помещиков-джентри и помещиков крупных, либо из городской промышленной и торговой буржуазии. Многие являлись членами фашистской организации «синерубашечников». К лету сорокового года в армии насчитывалось до 400 танков и шесть дивизий пехоты — состав для гоминьдановского объединения такого типа необычный. Ведь даже лучшие армии, их называли ударными, не имели более трех дивизий.
5-я армия за три года войны еще ни разу не вступила в бой с японцами. Зато ее дивизии и бригады уже неоднократно использовались чанкайшистами с карательными целями. [265] Они окружали коммунистически настроенные уезды или отдельные деревни, все сжигали, всех убивали. Пепел и трупы оставляла после себя эта армия, которой командовал генерал Ляо Си.
Ее дислокация хранилась в тайне. Однажды я узнал, что 5-я армия переброшена в 3-й военный район. Хотел выяснить, в какие пункты, чтобы нанести на свою рабочую карту. Однако в оперативном управлении мне так ничего и не сказали. Объяснили, что запрещено генералиссимусом наносить дислокацию армии на карты.
Остается добавить, что в 1948–1949 годах, когда Чан Кайши ввел ее наконец в бой с целью перехватить боевую инициативу у войск Китайской компартии, 5-я армия не оправдала его надежд и была разгромлена наголову.
Однако тогда, летом 1940 года, эти события были еще далеко впереди. А реальным оказался факт, что японцы быстро продвигаются на гуйлиньском направлении с очевидной целью выйти в тыл войскам 9-го и 3-го районов, а на гуйянском направлении — на временную столицу гоминьдановского Китая город Чунцин. Чан Кайши наконец решился, приказал Гу Чжутуну принять 5-ю армию и бросить ее против японских колонн.
Как раз в это время и приехал в Гуйлинь Александр Николаевич Боголюбов, а следом, по его вызову, и мы, десять военных советников. Первым делом разведали местность к югу от Гуйлиня. Примерно в 80 км от него нашли местность, подходящую для мощного контрудара о использованием танков. Горы здесь переходили в плоскогорье с долинами речек — притоков реки Сицзян. Дорог мало, больших лесов тоже нет. Все заросло высоким и густейшим кустарником — этакими кустарниковыми джунглями, над которыми островками высились рощицы бамбука. Проминая себе дорогу, танки 5-й армии оставляли в этих зарослях многокилометровые просеки. Они были хорошо заметны с воздуха, и, как выяснилось впоследствии, японское командование, получив от летчиков соответствующие сведения, решило опередить китайцев в захвате выгодного рубежа господствующих высот южней Гуйлиня.
Мне Боголюбов приказал идти с артиллерией усиления 86-й армии — с 26-м артполком РГК. Жара и духота была страшная, воздух недвижимый в этих кустарниковых просеках. Кони в артиллерийских упряжках выбивались из сил, роняя о губ пену. Даже привычные китайцы-южане обливались липким потом. Мы с командиром полка Ваном ехали на конях впереди колонны, он все вспоминал Ленинград, [266] годы учебы и прохладу июньских белых потей. Так прошел первый день марша. Видимо, и китайским начальникам стало ясно, что надо использовать для движения утренние и вечерние часы. И маскировка лучше, и люди не так изнуряются.
После ночлега выступили в два часа ночи. Часов около пяти далеко впереди застучала выстрелы, валился длинной очередью пулемет. «Началось!» — крикнул Ван и дал конго шпоры. Поскакали вперед, чтобы выбрать наблюдательный пункт и, если понадобится, немедленно поддержать артиллерийским огнем части 86-й и 5-й армий.
Стрельба впереди все учащалась. Ясно, что встречный бой уже входил в силу. Выскочили на высотку, которую я заранее, еще на марше, наметил на карте как возможный НП. Разведчики моментально расставили стереотрубы и буссоли, связисты, разматывая на ходу телефонный провод, пошли в район огневых позиций полка.
С высоты нам стал виден развертывавшийся в долине бой. Подали телефонный провод от пехотного начальника, мы получили первую заявку на уничтожение пулеметных гнезд. Ну, а потом пошло и пошло, мы много раз сосредоточивали огонь то одним-двумя дивизионами, то всем полком. Сначала пехота 86-й и 5-й армий, поддержанная огнем нашего и других артполков и дивизионов, быстро продвигалась. Вперед вышли танки, вклинились в японскую оборону, прорвались к гряде высот. Казалось, еще немного, и противник дрогнет и будет разгромлен.