Эта работа заняла почти всю ночь, и на Казачий Курган мы вернулись часа за полтора до рассвета. Сюда же, на наблюдательный пункт командующего 65-й армией генерала П. И. Батова, примерно в половине восьмого утра прибыли представитель Ставки маршал артиллерии Н. Н. Воронов и командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Последующие полчаса, как и обычно перед атакой, прошли в томительном ожидании. Помню, что Константин Константинович Рокоссовский что-то спросил у Николая Николаевича о группировках 120-мм минометов, тот ответил. После паузы сказал:
— Сейчас тут фронт. А ликвидируем Паулюса — будет сразу глубокий тыл.
Эта мысль меня почему-то поразила. Действительно, от нашего внутреннего фронта окружения до фронта внешнего несколько сот километров, и стоит нам ликвидировать 6-ю немецкую армию...
Внезапно раздалась команда:
— Проверить часы!.. Семь часов сорок пять минут.
Это приказал командующий артиллерией 65-й армии генерал И. С. Бескин. Радисты и телефонисты повторили команду в свои аппараты, и во всех звеньях приготовившейся к наступлению армии командиры сверили часы. Взглянули на часы и все присутствующие в блиндаже.
— Зарядить! — скомандовал Веский и повторили связисты.
Опять томительная пауза — и новая команда:
— Наводчикам — взять шнуры!
Для того чтобы первый залп артиллерийской подготовки был строго одновременным, наводчики сотен орудий ровно за две минуты до часа Ч натянули спусковые шнуры. Но вот и он, час Ч — восемь часов пять минут утра 10 января 1943 года.
— Огонь!
Ударила артиллерия. Знакомо — ходуном заходила под ногами земля, и, чтобы не оглохнуть, пришлось открыть рот. Артподготовка началась 5-минутным огневым налетом по переднему краю обороны противника. Орудия и минометы били бегло, взрыватели мин и снарядов были поставлены на осколочное действие, чтобы нанести наибольшее поражение живой силе врага, которая, будучи застигнута внезапным огнем, металась по траншеям, окопам, артиллерийским и минометным площадкам. Затем наступил так называемый [87] период разрушения. Фугасные снаряды пушек и гаубиц, глубоко врезаясь в заледеневший снег и землю, разбивали окопы, ходы сообщения, убежища. А дальнобойная артиллерия посылала свои двух-, трех — и даже шестипудовые снаряды за многие километры, громя артиллерийские батареи, штабы, места скопления резервов и склады противника.
Если при артналетах огонь велся бегло, всей массой артиллерии, то в период разрушения каждая батарея имела свою цель. Стреляла по ней методично, с паузами между выстрелами, что давало комбату возможность вносить на ходу исправления в прицел и угломер и таким путем накрывать и уничтожать тот или иной объект.
Полчаса такой стрельбы, и по всей полосе прорыва последовало три артналета подряд: сначала по переднему краю, затем — в глубину обороны и опять по переднему краю. Это — чтобы запутать врага. Он думает, что, если огонь перенесен в глубину, значит, сейчас пойдут русские танки и пехота. Выбегает из убежищ, вылезает из снежных нор, чтобы встретить атакующих, и попадает под новый артналет. И хотя прием этот далеко не нов (он называется «ложный перенос огня»), однако эффективен. Ибо солдаты, которые слишком засидятся в укрытиях, считая, что очередной перенос огня — ложный, рискуют услышать из-за дверей приказ на чужом языке: «Бросай оружие! Руки вверх! Выходи по одному!»
Но вот во время артналета включилась в дело и пушечная артиллерия, поставленная на прямую наводку. Ее задача — разгромить все огневые точки на переднем крае, особенно пулеметные гнезда и противотанковые орудия, чтобы наши танки и пехота, поднявшаяся для броска в атаку, понесли наименьшие потери.
В артнаступлении 10 января артиллеристы Донского фронта применили и новый прием. Обычно гвардейские реактивные минометы заключали артподготовку мощным залпом. А в этот день время залпа (по свидетельству пленных, страшный для врага момент) было как бы оттянуто. Наши танки и пехота уже пошли в атаку, и только пять минут спустя (на артиллерийском языке это называется «Ч+5») ударили гвардейские минометы. Клубы черного дыма, растекающееся пламя вставали в глубине вражеской обороны над обратными скатами высот, над оврагами, там, где немецко-фашистские войска могли сосредоточиться для контратак или других активных действий.
А впереди пехоты, как бы ведя ее за собой, уже продвигался скачками по 100–200 метров огневой вал снарядных [88] разрывов. Он «прочесал» развалины первой траншеи, потом вторую и пошел дальше. За ним уходили к реке Россошка танки и цепочки пехотинцев. Мимо нашего наблюдательного пункта проезжали конные упряжки и тягачи с орудиями. Легкая артиллерия меняла позиция, чтобы не отстать от пехоты. Тяжелая артиллерия продолжала посылать снаряды за Россошку. Кончался второй период артнаступления, когда артиллерия сопровождала огнем, в данном случае огневым валом, атакующую пехоту. Наступал третий период — бой в глубине. Централизованное управление артиллерийским огнем теперь было децентрализовано, артиллерийские части и подразделения перешли в подчинение общевойсковых командиров, ведущих бой.
Оборона противника в западном ее секторе была вскоре прорвана. 65-я армия генерала П. И. Батова через Дмитриевку и совхоз № 1 вышла в долину реки Россошка. Правее, через укрепления у Мариновки, устремились к той же реке дивизии 21-й армии генерала И. М. Чистякова. Наносившая вспомогательный удар, эта армия быстро добилась успеха, командующий фронтом усилил ее двумя артиллерийскими дивизиями, в их числе и 19-й тяжелой генерала В. И. Дмитриева с ее могучими 152-мм пушками. Немецко-фашистские дивизии отходили на восток, к Сталинграду.
Финал операции «Кольцо» и капитуляция остатков 6-й немецкой армии во главе с командующим генерал-фельдмаршалом Фридрихом Паулюсом описана уже в воспоминаниях Николая Николаевича Воронова, Константина Константиновича Рокоссовского, Павла Ивановича Батова и других участников Сталинградской битвы. Не хочу повторяться, поэтому приведу здесь только несколько эпизодов, в большей или меньшей степени связанных с действиями артиллерии.
Начну с памятного мне разговора. Было это на наблюдательном пункте незадолго до капитуляции противника. Николай Николаевич Воронов смотрел в окуляры стереотрубы, я передавал по телефону его приказание, когда в блиндаж спустился артиллерийский командир в черном полушубке и доложил:
— Командир 4-й артиллерийской дивизии полковник Игнатов по вашему приказанию прибыл.
Маршал артиллерии Воронов усадил его, сел сам и начал расспрашивать про его дивизию и как ему ею командуется. Полковник Н. В. Игнатов сначала отвечал на вопросы, а потом стал рассказывать сам. Человек с большим боевым опытом, недавний командир отличного артиллерийского [89] полка, умный и очень наблюдательный, он метко охарактеризовал достоинства и недостатки своей и вообще всех артиллерийских дивизий.
— Да, артиллерийская дивизия — это огневой таран в наступлении, — говорил он. — Это настоящая дивизия артиллерийского прорыва. Но у нас, товарищ маршал, есть масса орудий, да нет еще кулака. Возьмем, к примеру, мою четвертую дивизию. Легкие пушечные артполки придали пехоте. Нужное дело? Нужное! Кому же еще сопровождать пехоту огнем и колесами, отбивать танковые контратаки? Однако ушли оба артполка с пехотой, и связь с ними я на какое-то время потерял. А был бы штаб легкой бригады, он бы полками управлял и со мной, со штабом дивизии связь держал бы. То же самое и с гаубичными полками. Тоже ушли от меня, встали на позиции, а кто ими будет управлять? У гаубичников тоже штаба бригады нет, пришлось создавать не то чтобы штаб, но нечто подобное ему. А возглавил оба полка один из полковых командиров.
Самого меня назначили командиром левой подгруппы артиллерии дальнего действия, а проще сказать, опять-таки как бы комбригом моих дальнобойных пушечных полков. У меня конкретная боевая задача, конкретные цели. Уничтожил — дают новые, и заниматься остальными четырьмя полками, да еще находящимися далеко, у меня нет ни времени, ни возможностей. Вот и получилось у нас в бою вроде бы три отдельные бригады, каждая со своим предназначением. Однако ни штаба настоящего у них нет, ни средств связи, ни средств снабжения, ни своей разведки... Боевые задачи выполнили, но с большим напряжением и массой лишних хлопот. Товарищ маршал, бригадное звено, бригадные штабы для объединения однотипных полков сами напрашиваются...