Нас интересовала румынская артиллерия. Почему у них старая материальная часть? Боеприпасы маркированы 1914–1916 годами, а снаряды, пролежавшие на складах четверть века, ненадежны. Мы еще раньше подсчитали, что около трети снарядов румынской тяжелой артиллерии не разрывались. Да, снаряд тоже имеет возраст. Пленник внимательно слушал, кивал, потом стал криво улыбаться, побледнел и наконец взорвался. Вскочил со стула и зачастил словами так, что переводчик едва поспевал за ним. Этот офицер стал чистить своего верховного руководителя Антонеску последними словами: не политик-де он, не военный, не вождь — никто! Пошлый торгаш — вот кто Антонеску! С немцев за нас деньги содрал, а нового оружия не дал. Куда девал деньги? К себе в карман. Вор он, нас продал — и Румынию продаст.

Так, волнуясь и негодуя, поносил недавнего своего вождя этот румынский офицер. Но негодовал он не потому, что осознал агрессивный и несправедливый характер гитлеровских войн. Нет! Его возмущало, что грабитель и вор номер один не снарядил его как должно в грабительский поход, и вот результат — разгром и плен.

Потолковав с ним, я понял и еще одну вещь: как артиллерист он был подготовлен слабо; вообще, судя по рассказам пленных, подготовка артиллеристов в румынской армии была поставлена плохо. Об артиллерийской инструментальной разведке, о некоторых сложных, но весьма эффективных [76] видах стрельбы, о новых тактических приемах большинство пленных офицеров знали понаслышке — где-то от кого-то. С такими познаниями и опытом бороться о нашей артиллерией им не под силу. Теперь нам стало ясно, почему в полосе 3-й румынской армии наша артиллерийская подготовка и последовавшие за ней другие стадии артиллерийского наступления принесли столь ощутимый результат и парализовали вражескую артиллерию практически до конца, то есть до капитуляции 22–23 ноября 1942 года.

Победный январь

Кольцо окружения сжалось. К началу декабря территория, занимаемая сталинградской группировкой противника, представляла собой неровный эллипс. В ширину, с севера на юг, он достигал 40 км, а в длину — от Сталинграда до крайней западной точки, Мариновки, близ которой ныне впадает в Дон судоходный Волго-Донской канал, — расстояние не превышало 55 км. Периметр этого эллипсовидного кольца, или, выражаясь военным языком, внутренний фронт окружения протянулся на 174 км.

Пока на южном фасе внешнего фронта окружения наши войска отражали контрудары танковой группировки генерала Гота, а на северо-западном фасе войска Юго-Западного фронта нанесли новый сокрушительный удар противнику, разгромив 8-ю итальянскую армию, у нас на внутреннем фронте окружения продолжались бои. Поскольку мне довелось быть их свидетелем и участником, попытаюсь на конкретных эпизодах показать цель и смысл этих ограниченных в пространстве и времени, но иногда весьма кровопролитных боевых действий. Их называют боями местного значения, частными операциями, боями за улучшение позиций. Последнее название, пожалуй, более других характеризует суть боевых задач, поставленных в тот период Ставкой перед советскими войсками на внутреннем фронте окружения.

Наш противник занимал очень выгодные для длительной и жесткой обороны позиции. Готовясь к разгрому и ликвидации окруженной армии генерала Паулюса, надо было предварительно и как можно сильней нарушить систему этой обороны и овладеть господствующими высотами. В северном секторе образовавшегося котла немецко-фашистские соединения занимали позиции по упоминавшейся уже насыпи железной дороги. Обстраивая с сентября этот естественный [77] рубеж различными укреплениями, в том числе бетонными и бронированными (стальные колпаки) огневыми точками, они сделали сектор, как признавалось в одном нашем оперативном документе, «почти недоступным для прямой атаки». От кольцевой железной дороги на запад с последующим поворотом на юг тянулась долина реки Россошка. По ее берегу, на высотах, располагались укрепленные районы, возведенные сталинградцами еще весной — летом. Немецким саперам не надо было даже перестраивать оборонительные сооружения, поскольку их амбразуры смотрели прямо на запад и северо-запад, на советские наступающие части. Это был западный сектор вражеской обороны. Южный также проходил по высотам на берегу реки Карповка, а восточный — по самому Сталинграду, по развалинам улиц с их созданными в боях укреплениями — сотнями больших и малых опорных пунктов, где широкая наступательная операция невозможна — она непременно потеряет силу и увязнет в уличных боях, во множестве мелких схваток, как совсем недавно увязла здесь же 6-я немецкая армия со всей массой приданных ей танков и мотопехоты.

В целом оборонительные рубежи противника на грядах высот обеспечивали ему дальний обзор местности в нашу сторону, а следовательно, огневой артиллерийский контроль перекрестков дорог, населенных пунктов, переправ через Дон у Вертячего и Песковатки. Вместе с тем гряды высот закрывали нашим артиллерийским наблюдателям обзор расположения противника. Снабжение его войск осуществлялось по воздуху транспортной авиацией, аэродромы в Питомнике и Гумраке находились в глубине котла, наша артиллерия до них не доставала. Даже самые дальнобойные системы были рассчитаны лишь на 18–20 километров.

Улучшить наши позиции означало еще до главной наступательной операции овладеть грядами господствующих высот, чтобы дать артиллерии широкий обзор обороны противника, а при более значительном успехе частных операций и возможность взять под обстрел аэродромы.

С начала декабря напряженными и кровопролитными стали бои в западном секторе котла за высоты с отметками 135,1 (Пять Курганов) и 129,0, а также за высоту Казачий Курган. Весь месяц атаки на эти высоты чередовались с контратаками противника. Снега здесь не было видно, везде вспаханная снарядами земля, кругом черно, а если и выпадет за ночь снег, то вскоре же опять покрывается пылью, земляной крошкой, пороховой гарью. Несколько раз врывались наши воины на эти высоты, но потом вынуждены были [78] отходить под натиском превосходящих сил противника. Один из немецких офицеров, командир пехотного полка Штейдле, впоследствии так вспоминал борьбу в этом секторе:

«На возвышенном западном участке фронта окружения идут упорные бои за так называемый Казачий Курган, считающийся ключом кольца обороны. С него можно контролировать переправы через Дон. Борьба за эти высоты, за высоту 102, у которой погибли три немецкие дивизии, или за высоту 129, вокруг которой окопался мой полк, требует больших жертв...

Если ехать на мотоцикле от Дмитриевки по пологому подъему, где все покрыто гладким льдом и путь преграждают похожие на дюны снежные сугробы, приходится включать малую скорость. Дорога разбита тысячами солдат, шагавших неуверенно, ощупью. Каждый, кто с трудом пробирается вперед, проходит мимо трупов, которые раньше лежали примерно в ста шагах южнее дороги. С каждым днем они оказываются ближе. Мертвые придвигаются к живым. Страшная картина. Снег, который сегодня, как саван, прикрывает трупы, на следующий день сметается леденящим ураганом... Во имя чего они приняли смерть, во имя чего бесцельно погибли?»{28}

Правильный вопрос. Только задать его надо было раньше, когда полки той же 376-й пехотной дивизии бодро маршировали по донским степям, по летним белым дорогам, где, прошитые очередью фашистского истребителя, лежали убитые беженцы — женщины, дети, старики. Вот и задал бы себе тогда Штейдле этот вопрос: во имя чего мы их убиваем? А теперь поздно. Пора летних маршей под губную гармошку, пора веселой охоты на русских кур и свинок прошла. Близок час расплаты, армия генерала Паулюса встречает его в промерзших окопах, во вшивых землянках, с мечтой о буханке ржаного хлеба. Армия уже съела всех лошадей румынской кавалерийской дивизии. Самолеты еще прилетают в котел, но с каждым днем их все меньше — иные сбиты русской зенитной артиллерией, иные истребителями, иные раздавлены русскими танками на ближайшем к котлу аэродроме — в Тацинской. Была надежда на деблокаду, на прорыв со стороны Котельниково танковых дивизий генерала Гота. Но Гот потерпел сокрушительное поражение, [79] его войска спешно отступают на юго-запад, на Ростов.