В такой обстановке 28 декабря части 65-й армии Павла Ивановича Батова предприняли еще одну частную операцию. Цель — захватить все тот же ключевой пункт обороны противника — Казачий Курган. Нам, нескольким офицерам оперативной группы, генерал Н. Н. Воронов поручил помочь спланировать артиллерийскую подготовку. Нет, это не было вмешательством в работу артиллеристов 65-й армии и подменой их нашей опергруппой. Это была необходимая в тот момент товарищеская помощь. Я уже говорил, что под Сталинград прибыло много недавно сформированных артиллерийских частей и соединений резерва Верховного Главнокомандования. В их числе были четыре артиллерийские дивизии — 1, 4, 11 и 19-я тяжелая, а также две дивизии гвардейских минометов — 2-я и 3-я. Они состояли из 6–8 отдельных частей (полки и дивизионы), однако подготовленных штабов, которые могли бы спланировать, организовать и воплотить в дело эту большую силу, не имели.

Между тем такой крупный боевой механизм, как артиллерийская дивизия, нуждается в четком управлении, Так же как и любой крупный завод. Ведь известно, что десятки станков, установленных даже в самых удобных помещениях, еще нельзя назвать заводом, пока специалисты не выстроят это множество агрегатов в стройную систему, в цикл. Так и артдивизия, да и вообще крупная артиллерийская группировка. Вооруженная лучшими орудиями и минометами, она не будет оправдывать своего назначения в бою, пока ее не возглавит работоспособный, сильный штаб, который все расставит по местам — так, чтобы и разведка, и связь, и все виды снабжения, и топографическая, и метеорологическая, и множество других служб данной артиллерийской группировки или соединения действовали четко и ритмично. Ибо от них в конечном счете зависит боевая работа артиллерии, эффективность этой работы.

Во времена, о которых идет речь, подобные артиллерийские штабы у нас только начинали создаваться. Не хватало еще специалистов, да и штаты этих штабов уже не соответствовали резко возросшему объему работы и, соответственно, нагрузкам, выпадавшим на каждого штабного командира. В той же 65-й армии на заключительном этапе Сталинградской битвы было около 40 артиллерийских полков, на каждых трех пехотинцев приходилось по два артиллериста, всего (считая и личный состав приданных армии полков РВГК) около 17 500 артиллеристов. А управлял этой [80] массой штаб артиллерии в составе девяти человек, включая и начальника штаба{29}.

Поэтому командующий артиллерией фронта мой однофамилец Василий Иванович Казаков попросил Николая Николаевича Воронова помочь специалистами из оперативной группы. В штаб артиллерии 65-й армии отправились втроем — Михаил Николаевич Чистяков (впоследствии маршал артиллерии), Иван Давыдович Векилов и я. Выполнили поручение, хорошо и дружно поработали с товарищами из штаба артиллерии, спланировали артподготовку. Она была короткой, но массированной, с участием трех тяжелых пушечных полков.

Дым разрывов еще не снесло ветром с Казачьего Кургана, а стрелки 173-й и 24-й дивизий уже ворвались во вражеские опорные пункты и выбили с высоты пехотинцев 376-й немецкой дивизии. Артиллеристы, сопровождавшие атаку огнем и колесами, тотчас установили в захваченных окопах шестнадцать легких пушек. А полчаса спустя уже отбивали, стреляя прямой наводкой, первую контратаку врага. В течение последовавших 60 часов, вплоть до вечера 30 декабря, было отражено около двадцати таких атак на Казачий Курган. Важнейшая ключевая позиция осталась за 65-й армией, что оказало существенное влияние на успех наступления, начавшегося две недели спустя.

В тот же вечер, 30 декабря, генерал Н. Н. Воронов показал нам письмо, найденное среди других писем на борту сбитого немецкого транспортного самолета. Письмо написал и отправил в Германию командир 376-й немецкой дивизии. Он описывал бои последних дней за высоту 129,0 и 126,7 (Казачий Курган), довольно точно определяя наши атаки как локальные, цель которых — нащупать слабые места в немецкой обороне. Но не поэтому заинтересовались письмом и представитель Ставки генерал Воронов и командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский.

До сих пор мы все считали, что пространство западней реки Россошка с упомянутыми высотами — Пять Курганов, Казачий Курган и другими это не более чем предполье главной оборонительной позиции немецко-фашистских войск по восточному берегу Россошки, что именно там, на высотах восточного берега, на старых сталинградских укреплениях, мы встретим основные силы противника. Однако в письма командира немецкой дивизии черным по белому было сказано, что русские «в некоторых местах прорвали нашу главную [81] линию обороны»{30} и что часть этих «прорех» удалось с трудом залатать, а на другие не хватает сил. Это было важное — хотя и не предназначенное для советского командования — признание. Значит, мы ведем бои не в предполье главной линии вражеской обороны, а на ней самой, на переднем ее крае. Почему фашисты вынесли передний край на западный берег реки, почему не воспользовались ни рекой как естественной преградой, ни готовыми укреплениями на ее восточном берегу — вопрос другой. Факт заключался в том, что эти укрепления не заняты войсками. Вот почему никого не обнаружила там и аэрофотосъемка. Дело не в маскировке — просто там никого нет. Короче говоря, была обнаружена слабость в обороне противника.

Бой за Казачий Курган дал целый ряд ценных сведений. Пленные показали, что хлебный паек снизился с 260 граммов до 150, что все живут надеждой на немецкие войска, якобы уже переправившиеся через Дон и захватившие город Калач-на-Дону. Говорят, там целый корпус СС, а также эсэсовская парашютная дивизия{31}. По котлу бродили и прочие, в таком же духе слухи. Возможно, их распускали специально, чтобы как-то поддержать быстро падавший боевой дух окруженных.

От пленных узнали также, что их артиллерийские части постепенно отводятся к западным окраинам Сталинграда, поскольку они теряют средства тяги — в автомашинах нет горючего, а кони падают от бескормицы. Солдаты многих артиллерийских дивизионов и батарей отправляются на передовую в качестве пехоты. Эти показания наглядно подтверждались и составом немецких пехотных частей, разбитых на Казачьем Кургане. В одном, например, бою было взято 14 пленных из одной роты. Только один оказался настоящим пехотинцем, остальные пришли в пехоту из артиллерии, из танкового полка, из аэродромной команды, из связи и тому подобное.

Частные операции, проведенные советскими войсками на внутреннем фронте окружения, позволили определить участок и направление главного удара. Нанести его предстояло 65-й армии генерала П. И. Батова как раз с тех господствующих высот, что были отбиты у фашистов. Западный сектор их обороны вообще выглядел более слабым, чем северный и южный, не говоря уже о восточном, сталинградском. Объясняется это тем, что возник западный сектор в [82] недавнем тылу врага в ходе боев. Для того чтобы укрепить его так же, например, как северный, требовалось и время, и материалы — лес, бетон, — и транспорт для их подвоза. Ничем этим 6-я немецкая армия не располагала.

Как известно, все эти дни советское командование продолжало подготовку операции «Кольцо». Для оказания помощи командующим Сталинградским и Донским фронтами в окончательном разгроме окруженного врага еще в ночь на 21 декабря к ним прибыл представитель Ставки ВГК командующий артиллерией Красной Армии генерал Н. Н. Воронов. Его вклад в подготовку операции был исключительно ценным. Ведь в стрелковых дивизиях некомплект личного состава составлял 40–60 процентов, не хватало танков, и главная роль в обеспечении прорыва вражеской обороны и уничтожении окруженных гитлеровцев отводилась артиллерии.

Директивой Ставки ВГК от 30 декабря 1942 года подготовка и проведение операции «Кольцо» были возложены на один Донской фронт.

С конца декабря начались передвижения советских войск для создания ударной группировки. Донскому фронту передавались 62, 64 и 57-я армии Сталинградского фронта. Последний был переименован в Южный фронт и получил задачу развивать наступление в направлении Ростова.