Вот какие люди были первыми членами Московского совета новаторов. Здесь невозможно рассказать обо всех, но почти про каждого из членов первого Совета новаторов можно написать книгу. Это рабочие-патриоты, привыкшие и в бою и в труде быть на переднем крае.
В первый год работы Совета новаторов руководство совнархоза, в частности ЦБТИ, только присматривалось к нам и практически ничем не помогало. Видимо, решили сперва проверить, будет ли какой толк от этой новой организации.
Но новаторы не унывали. К нам очень хорошо относились руководители и сотрудники павильона «Машиностроение» ВДНХ и ученые Всесоюзного инструментального института (ВНИИИ). По мере возможности они предоставляли нам станки, и мы хоть и не часто, но все же проводили свои экспериментальные работы. Заседания секций проходили то на ВДНХ, то во ВНИИИ.
Как-то незаметно ученые Инструментального института стали нашими шефами и членами секций. Кандидат технических наук Андрей Васильевич Акимов стал постоянным консультантом секции токарей, а кандидат технических наук Сергей Сергеевич Тамбовцев — шефом секции фрезеровщиков. Поскольку большинство работ в секциях Совета новаторов касалось создания новых видов инструмента, такое сочетание рабочей выдумки с наукой было очень полезно.
Акимов стал приглашать меня, как председателя секции, на заседания ученого совета института, где разбирались новые направления в области совершенствования инструмента. Заседания ученого совета обычно были тщательно подготовлены, на них показывали, что называется, живыми все инструменты, созданные в мире по данной теме. По ходу докладов показывались диапозитивы и технические фильмы. Потом, на собраниях секции токарей, я рассказывал своим товарищам об уровне современной техники в области инструмента, и таким образом мы были более или менее застрахованы от изобретения уже изобретенного.
С другой стороны, познакомившись с достижениями иностранных инструментальных фирм, наши новаторы, стремясь применить их к отечественным условиям, создавали собственные оригинальные конструкции инструмента. Александр Степанович Стешин, например, изучив материалы ученого совета ВНИИИ по вопросам применения за рубежом покрытия режущего инструмента дисульфидом молибденом,{2} о котором в 1960 г. на наших заводах еще и не слыхали, после многочисленных опытов добился увеличения стойкости сверл и керамических резцов в полтора-два раза.
Вместе с новатором-токарем нашего же завода Иваном Петровичем Ивановым мне тоже удалось на базе показанного на ученом совете ВНИИИ резьбового инструмента создать новую, весьма производительную гребенку для нарезки мелких высококачественных метчиков.
Общение с учеными и сотрудниками Всесоюзного института инструмента дало нам возможность все время быть в курсе современных достижений зарубежной и отечественной инструментальной техники, привило вкус к углубленным исследованиям процессов резания и способствовало рождению ряда ценных предложений в секциях токарей и фрезеровщиков. Я до сих пор благодарен за это работникам института Андрею Васильевичу Акимову, Сергею Сергеевичу Тамбовцеву, Михаилу Юрьевичу Лапинскому.
Акимов говорил иногда, когда я приносил ему на отзыв какую-нибудь новую идею члена секции токарей:
— А ведь вы, братцы, отбиваете у нас хлеб! Над этой темой мы уже три года работаем, а у вас — хлоп… и вопрос решен! И кажется, решен неплохо!
Надо отдать должное ученым ВНИИИ: они никогда не присвоили себе идею рабочего-новатора и ни разу не представили наш новый инструмент за свою разработку. А ведь, что греха таить, попадаются еще такие «ученые мужи», которые, используя свое положение, сперва опорочивают идею рабочего-изобретателя, а спустя некоторое время объявляют ее своей. Именно в это время (в 1960 г.) в павильоне «Машиностроение» на ВДНХ мы узнали о возмутительном, бесчестном поступке двух «ученых» одного московского научно-исследовательского института.
А произошло вот что. На ВДНХ демонстрировался станок для электроэрозионной обработки с графито-коксовым электродом. В связи с этим автор его, слесарь Федор Михайлович Кармастин, рассказал нам некрасивую историю.
Несколько лет назад он создал графито-коксовый электрод, которым можно легко обрабатывать самые твердые сплавы. Его предложение было послано в институт на заключение. Начальник лаборатории электроэрозии сразу увидел, что новый электрод в 150 раз эффективнее бывших в ходу до сих пор электродов, однако он скрыл результаты произведенных анализов и дал отрицательное заключение.
— А в прошлом году два работника института получили авторское свидетельство на мой электрод, — с горечью сказал Кармастин…
Возмущению новаторов не было границ.
Жюри ВДНХ не посчиталось с авторским свидетельством и присудило Кармастину золотую медаль — высшую награду выставки, хотя по положению о медалях ВДНХ для получения золотой медали обязательно наличие авторского свидетельства на изобретение. Это был исключительный случай, когда руководство Выставки достижений народного хозяйства ради справедливости пошло против своих же правил.
Кармастин еще раз обратился в Комитет по делам изобретений, и тогда, учитывая всеобщее признание и высокую оценку ВДНХ СССР, ему выдали авторское свидетельство. Таким образом, Комитет по делам изобретений выдал два авторских свидетельства на одно и то же изобретение.
Материал об этом возмутительном случае кражи «учеными» у рабочего-изобретателя его творения попал в печать. 7 февраля 1964 г. газета «Правда» поместила об этом статью «История одного изобретения». После появления статьи председатель Центрального совета Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов (ВОИР) В. И. Иванов обратился к председателю Комитета по делам изобретений и открытий Ю. Е. Максареву с просьбой, чтобы комитет аннулировал авторское свидетельство, выданное работникам института. Мер почему-то не было принято, «дело Кармастина» попало в экспертный совет Комитета по делам изобретений, где и завязло на многие годы.
Этот неприятный пример я привел вот для чего: каждый рабочий, решивший стать на путь технического творчества, пусть знает, что на его благородном пути могут встретиться не только замечательные ученые-коммунисты, но и «ученые» далеко не чистоплотные.
Но я забежал немного вперед. Вернемся к началу деятельности Московского совета новаторов.
Порядок был установлен такой: один раз в три месяца собирался президиум Совета новаторов, состоящий из председателей секций, председателя совета, его заместителей и представителей управлений совнархоза. Обязательно приглашались авторы разбираемых новшеств.
На одном из таких заседаний разбиралась и моя метчик-протяжка. К этому времени (т.е. в 1960 г.) она была уже выставлена на ВДНХ СССР и получила высшую оценку жюри выставки — золотую медаль.
На заседании присутствовал заместитель председателя Мосгорсовнархоза, заместители начальников производственного и технического управлений совнархоза, начальник ЦБТИ и представители других служб совнархоза. Руководство совнархоза стало оказывать больше внимания молодой организации, и это до некоторой степени воодушевляло нас и вселяло надежды. Но, когда речь заходила о серийном производстве отобранных секциями новшеств, совнархозовцы очень быстро охлаждали наш пыл. Они вполне доброжелательно встречали небольшие усовершенствования и крайне неохотно соглашались на реализацию серьезных изобретений, сулящих коренные изменения в той или иной области машиностроения. У них не вызывал возражений какой-нибудь самозажимный центр или новый упор для токарного станка, а вот координатор для скоростной разметки деталей, созданный слесарем Новиковым, или бесключевой патрон Антропова, или моя метчик-протяжка всегда натыкались на решительное «нет»: предложение о серийном выпуске таких и подобных новых инструментов вызывало у руководителей сомнения. Например, вместо ожидаемого нами серийного выпуска было решено изготовить… 10 (десять!) патронов Антропова, 100 метчиков-протяжек и 5 координаторов Новикова!