Это был предлог: всё ещё оставались следы, что рота Герхарда прошла здесь, а следы Адептус Астартес никак нельзя было спутать с необузданным движением зелёнокожих. И дело было не в сомнениях капеллана, что Император и Рогал Дорн даруют своим праведным слугам необходимое наставничество, когда оно им потребуется. Просто, прежде чем истребительная команда двинется дальше, он хотел снова поговорить с избранным Императора.

Пока остальные Храмовники наслаждались несколькими минутами отдыха после трудного марша — замедленного тяжёлым густо заросшим ландшафтом и неторопливо шагавшим братом Джеральдом — лидер и духовный вдохновитель отряда пересёк голую скалу и встал рядом с Ансгаром, который наблюдал за бесконечными джунглями.

— Брат, ты выглядишь обеспокоенным, — произнёс он. — Что тебя тревожит?

Чемпион тяжело вздохнул. Это был вздох полный вины и переживаний. И сомнений, чего так боялся капеллан.

— Это видения, ведь так?

Ансгар повернулся и посмотрел на исповедника. На его лице читалась тревога.

Воин-жрец в последнее время видел Ансгара в шлеме и доспехе веры, как чемпиона Императора, поэтому ещё не привык к его новой внешности. С тех пор как он стал проводником божественной воли Императора, Ансгар уделял ещё больше внимания покаянию. Часть этого раскаяния проявилась в том, что после уничтожения фабрики гаргантов он побрил голову.

И только после того, как остатки роты Адлара вернулись на “Божественную Ярость” на орбиту разорённой войной планеты и апотекарий Блиант занялся братьям, оценивая тяжесть ран, чтобы медики позаботились о полном выздоровлении, случилось новое ужасное открытие. Во время титанического поединка с Моркруллом Гримскаром тяжёлый удар силовой клешнёй пришёлся на визор шлема и стоил Ансгару правого глаза. Рубцовая ткань вокруг недавно имплантированной аугметики всё ещё была розовой и тонкой.

Религиозная посмертная маска капеллана — зловещий череп momento mori — бесстрастно смотрел на Ансгара.

— Помолитесь обо мне, отец, — произнёс он, используя официальное почётное обращение к Вольфраму. Несмотря на глубокий бас, он был похож на взволнованного ребёнка.

— Помолиться о тебе, сын мой? Но я всегда молюсь о тех, чьи души находятся под моей опекой, — ответил капеллан. — Кем были бы мы без силы молитвы и божественного руководства Императора?

Неожиданно Ансгар опустился на колени. — Помолитесь, чтобы сомнения покинули мой разум. Помолитесь, чтобы я смог снова полностью сосредоточиться на миссии, которую Он поручил нам. — Чемпион замолчал, склонив голову. — Отец, помолитесь о прощении моей души.

— Храмовник не может сомневаться, — укоризненным тоном сказал Вольфрам. — Наша вера — наш щит. Без неё мы — ничто.

— Я знаю это, отец. Я знаю это лучше многих. И вера моя крепка, — Ансгар снова посмотрел в пронзительные стеклянные глаза шлема-черепа. — Но почему я вижу, как эта планета и всё на ней, падают в порождённый демонами ад?

— Нет ни малейших сомнений, что твои прошлые видения привели наш благородный крестовый поход к победе над мерзким врагом. И новые видения пришли к тебе, когда ты бдительно молился на борту “Божественной Ярости”. Нет никаких причин считать, что они отличаются от тех, что ты получил перед нашей прошлой славной кампанией.

— Но с тех пор, как я снова ступил на этот мир, я вижу только бесславный конец нашего задания и триумф падших сил Хаоса. И никогда раньше я не страдал от мучительных видений в тот момент, когда Император и боевые братья столь сильно нуждались во мне. Вот что беспокоит меня больше всего, отец.

В воздухе между капелланом и чемпионом, жрецом и кающимся повисла тишина. Именно это беспокоило и самого Вольфрама ничуть не меньше остальных деталей парализующего видения, которое пришло так не вовремя.

— Что это значит? — Ансгар умоляюще смотрел на маску-череп капеллана. Его глаза — органический и аугметированный — смотрели на великолепно детализованную и изысканно украшенную набожными символами броню наставника, часто повторяющиеся выгравированные черепа на наплечниках, рельефные восковые печати чистоты и аккуратно вышитое монашеское облачение.

Он был похож на грешника, стоявшего на коленях на крутом откосе перед капелланом, резкий утренний свет сиял на белых наплечниках, а буквы религиозных цитат блестели золотым огнём.

— Мы должны верить, что сумеем понять видение, когда с очищающим огнём и праведным рвением обрушим божественное возмездие Императора на головы Его врагов, — ответил Вольфрам, сжав рукой в бронированной перчатке розарий на цепочке на шее.

— Что я должен сделать, чтобы искупить недостаток веры?

— Ты должен верить в Императора. Никто из нас не может сделать больше. Потому что без веры даже боевые братья могучих Адептус Астартес — ничто. Но с верой мы завоюем галактику во имя Его.

Капеллан протянул руку с крозиусом Ансгару. Чемпион закрыл глаза и поцеловал оружие. Сотворив символ Храмовников на груди, он зашептал искреннюю покаянную молитву Императору.

— Мы не явим врагам жалости, — пророкотал Вольфрам.

— Мы не явим страха перед лицом любых опасностей, что станут перед нами, — поклялся Ансгар.

— И мы не явим сожалений, когда крестовый поход приведёт нас к самому концу, чего бы нам это не стоило или какие бы жертвы мы не принесли во имя Его.

— Во имя Его.

— За Императора, за примарха и за Сигизмунда, — вместе завершили они.

— Братья, подойдите, — приказал капеллан, пока чемпион поднимался и надевал шлем. — Прежде чем мы продолжим ниспосланный свыше поиск, давайте обновим данные нами клятвы.

Продвижение Чёрных Храмовников сквозь джунгли замедлилось. Во-первых, приходилось проверять, что они идут в правильном направлении. За дни, прошедшие после исчезновения роты Герхарда, в сельве прошли сильные ливни. Они могли даже изменить пейзаж опустошительными оползнями и вызвать потоки, которые пробивали отмели и прокладывали новые русла во влажных джунглях. Возможно, только благодаря направляющей руке Императора до сих пор оставались следы прошедших здесь боевых братьев.

И ещё дело было в брате Джерольде.

Ни один из рыцарей, ни на миг не пожелал бы, чтобы ветерана не было с ними, но как уже заметили на борту “Божественной Ярости” обычно дредноуты не присоединялись к истребительным командам, потому что подобные задания часто требовали быстроты и незаметности.

Храмовники, возможно, и не справились бы без него с оркеозавром или в битве на Чумных Болотах. Но не было никаких сомнений, что сейчас дредноут тормозил их. А в данных обстоятельствах скорость могла стать решающим фактором. Чем дольше они ищут пропавших братьев и драгоценное геносемя, тем больше шансов, что миссия завершится неудачей. Промедление означает, что даже если им удастся вернуть геносемя, то нартециум может хранить прогеноидные железы в здоровом и пригодном для нового использования состоянии ограниченное время, а если стазисный контейнер будет повреждён, то это время значительно сократится.

И тут появилась новая угроза, ставшая помехой и так медленному походу истребительной команды.

Когда второй день путешествия Храмовников по бесконечным джунглям подходил к концу, небеса затмили серые дождевые тучи. В полдень стало темно, как вечером, и начали падать первые тяжёлые капли дождя. Но это было ничто в сравнении с тем, что ждало рыцарей дальше в сердце сельвы.

Спустя два часа ливень закончился, покинув окружавшие космических десантников смертельными зелёными объятиями лиственные леса. Сильно пахло влажной гнилью, лиственным перегноем и пропитавшейся водой почвой. Красные многоножки — не уступавшие в длину катачанским гадюкам — сновали по коре и мульче, ноги рыцарей с каждым шагом вязли в земле, облака ослепительных узорных бабочек садились на удивительно яркие орхидеи, лакая нектар разворачивающимися как кнут трубчатыми хоботками.

Неожиданный ливень закончился, и атмосфера джунглей изменилась. Скопление тёмных муссонных облаков далеко на западе потрескивало красными молниями. И именно на западе находилась их цель.