Когда я снимаю крышку, внутри клочок бумаги из альбома для набросков Бри. Он скручен в трубочку, а посередине перетянут резинкой. Я вытираю мокрые руки о рубашку, убираю лишний песок, чтобы не повредить то, что внутри, и осторожно стягиваю резинку.

На листе прекрасный набросок нашей семьи, выполненный в основном карандашом. В центре — Бри с короткими волосами. Слева держатся за руки родители. Бри обнимает за плечо Энн, а Энн меня. Единственные яркие пятна на бумаге — красные, и кажется, бьющиеся сердца у каждого в груди.

Сверху, прямо по центру, у нас над головами написано: «Сокровище всегда там, где твое сердце».

Под рисунком надпись помельче: «Мое сердце с моей семьей».

Может быть, это глупо и смешно, и, наверное, я не стану рассказывать об этом друзьям, но то, что Бри сделала для меня, — и то, что она зарыла это сокровище в песок, чтобы я нашел, — вызывает в душе улыбку.

Как же мне повезло, что у меня есть старшие сестры!

У меня есть настоящее сокровище.

Я богач!

Эпилог Эмили

Прошли долгих шесть месяцев… но мы выжили. А это что-то да значит!

Сердце Энн работает как часы… она даже опять начала плавать, хотя, конечно, не соревноваться. Мы стараемся облегчить ей возвращение к нормальной жизни — конечно, опекаем, но и не слишком затягиваем гайки, чтобы она не чувствовала, что ей мешают.

На прошлых выходных у нее был зимний школьный бал. Она пригласила Тэннера, а потом описывала вечер как «волшебный». Я удивилась, что она выбрала платье, вырез которого не скрывал шрама у нее на груди.

— Я такая, какая есть, — сказала она. — Это часть меня, почему я должна его прятать?

Наверное, она права… и я не могу ею не гордиться. Она красивая молодая девушка, и я рада, что она начинает это осознавать.

Бри встала с инвалидной коляски на костыли, а потом на ходунки в рекордно короткое время. В конце месяца она уже будет ходить самостоятельно и вернется к нормальной жизни. Она занимается плаваньем вместе с Энн — это стало частью физиотерапии. Плавание обеим пошло на пользу. Теперь Бри клянется, что она не только раньше Энн впервые поцелуется, но и побьет все ее рекорды.

Ох уж это… соперничество между сестрами.

А тут еще и Кейд, который продолжает быть маленьким пиратом. Но не в плохом смысле этого слова, а… в кино! Режиссер фильма из Астории — тот самый, который выгнал нас со съемочной площадки, — нашел нас примерно месяца полтора назад, благодаря информации из наших июньских анкет. Он сказал, что не в восторге от того, как получились некоторые сцены с пиратами, и поинтересовался, не хотел бы Кейд попробовать себя, когда эти сцены будут переснимать.

— С одним условием, — ответил ему Кейд. — Что мои сестры смогут приехать посмотреть.

— Ты хочешь, чтобы их тоже снимали? — уточнил режиссер.

— Нет, я просто хочу, чтобы они видели, как я хорош. Они умрут от зависти.

Таков маленький пират.

Когда Бри еще ходила на костылях, скончалась бабушка Грейс. Печальный, но ожидаемый конец. На удивление, она умерла очень тихо. Мы все были у нее на выходные, и последние ее слова:

— Она пролетает так быстро.

Как я понимаю, она имела в виду жизнь, что само по себе смешно, ведь она пережила многих.

— Да, бабушка, — соглашаюсь я, пожимая ее руку. — Очень быстро.

Младенец ты или старик — или где-то посредине — жизнь пролетает так быстро… и приходит время двигаться дальше.

— Добро пожаловать в объятия Господа, — шепчу я и закрываю ей глаза.

Середина декабря, сегодня у нас с Деллом годовщина свадьбы. Я надеялась, что мы проведем этот день в Париже, но, поскольку наши дети еще не совсем здоровы, мы решили, что разумно было бы подождать пару месяцев. Конечно, я еще не знаю, куда мы отправимся. Так как по условиям игры «Шаги навстречу» прошла последняя неделя в этом году, сегодняшний счет все решит.

— Готова? — спрашивает Делл, залезая ко мне в кровать с блокнотом.

— Выиграть? Да, готова.

Он смеется:

— Я до сих пор понять не могу, почему ты выбрала среди зимы Париж, когда мы могли бы нежиться на пляже в Кабо.

— Девочкам мечтать полезно, так ведь? А я об этом мечтала целых двадцать лет.

— Продолжай мечтать, — с хитрой улыбкой говорит он. Поправляет подушку у себя за спиной и добавляет: — Ладно, давай начнем. Ожидание убивает. — Он быстро подсчитывает очки и сообщает. — Семьдесят одно. Неплохо, учитывая, что на этой неделе мне пришлось работать допоздна. — Он замолкает, пристально смотрит на меня. — Но этого хватит?

Я протяжно вздыхаю. Смотрю на цифры внизу страницы.

— У меня шестьдесят.

Делл тут же победоносно вскидывает руки.

— Кабо, крошка! Вот куда мы едем! — Он наклоняется и целует меня в щеку. — Прости, милая, в следующем году больше старайся. — Он вскакивает с кровати и бежит к компьютеру. — Прямо сейчас иду заказывать билеты. Чем ближе к дате вылета, тем дороже.

Я смотрю ему вслед. Люблю на него смотреть. Он такой милый, когда счастливый! Когда он отходит достаточно далеко, я опять смотрю в свой блокнот. Цифра, которую я написала внизу страницы, гласит «шестьдесят», но я точно знаю, что на самом деле у меня больше восьмидесяти.

Хорошо, что мы не подсчитываем очки друг друга!

Он так хорошо относится ко мне в последнее время, так хочет помочь и совершает ради меня поступки — например, приносит мне без повода цветы, допоздна не спит, моет посуду, чтобы мне не пришлось заниматься этим с утра, — у меня просто не хватило духу сказать ему, что все его усилия выиграть напрасны.

Потому что это не так! Он завоевал МЕНЯ! Мы вместе выиграли!

И если он так сильно хочет отправиться на Кабо-Сан-Лукас, тогда и я этого хочу, потому что знаю — это сделает его счастливым.

Минут двадцать спустя, когда я загружаю для себя новую электронную книгу, слышу, как лазерный принтер печатает наши билеты в Кабо.

Делл приносит их мне показать.

— У нас довольно приличные места, — говорит он и протягивает мне бумаги. — Остался один вопрос: ты хочешь сидеть у окна или нет?

Я бегло смотрю на билеты и отдаю бумаги назад.

— Сам выбирай, дорогой. Мне везде удобно.

Он вновь протягивает мне билеты.

— Нет, ты должна на них взглянуть и принять решение.

Чтобы он успокоился, я беру билеты, еще раз смотрю на наши места — 19Е и 19F — и вновь откладываю их.

— Хорошо, что посередине, Делл. Садись у окна.

Он негромко смеется:

— Как будет угодно, только потом не вини меня, если, когда мы будем приземляться, мне будет лучше видно Эйфелеву башню.

Я поспешно в очередной раз хватаю билеты и внимательнее вчитываюсь в напечатанное: «Портленд — Нью-Йорк. Нью-Йорк — Париж»!

— Почему?! — спрашиваю я, вытирая две слезинки. — Ты же выиграл!

— Знаю.

— Тогда почему?

— Потому что я люблю тебя, Эмили Беннетт. Любовь — не как существительное. А как глагол. — Он замолкает. — Я не совсем понимал, как играть в эту игру, пока не побывал на похоронах у Грейс. Когда мы на одну ночь остались в доме, я вернулся и подсчитал очки твоих дедушки и бабушки за тот год, когда они поехали в Париж. Оказалось, что твой дед тоже выиграл, тем не менее они отправились туда, куда хотела Грейс.

— Правда?

— Да. И тогда меня осенило. В «Шагах навстречу» — или жизни, браке, да в чем угодно — совсем не важна победа. Если ты сосредоточен на том, чтобы выиграть, — ты больше сосредоточен на себе самом. Ирония судьбы, верно? Чтобы выиграть, нужно проиграть, потому что знаешь, что счастлив другой, и это знание делает тебя счастливым.

Я посмеялась над его логикой.

— Тогда стоит переименовать игру в «Проигравшего», потому что, когда выигрываешь — проигрываешь.

Делл нежно улыбается, потом наклоняется и страстно целует.

Как же я полюбила наши поцелуи за последние месяцы!

— Нет, дорогая. Твои дедушка и бабушка правильно назвали игру. Ведь если играть правильно, то проигравших нет. — Он целует меня еще раз, на этот раз в щеку, потом подвигается ближе, обнимает меня. — Je t’aime[11], Эмили.