— Господа, — заговорил он тихо, с трудом удерживая волнение. — Я долгое время живу за границей, но по городам и весям Европы любовь к Отчизне не растерял. — С каждым словом голос его звучал громче, увереннее. В нем чувствовались воедино слитые воля к достижению цели и гнев к тем, кто осмелился ему мешать. — Все это время я чувствую себя моряком в затянувшемся дальнем плавании и жду счастливую минуту, когда мой корабль ошвартуется у родного причала, — Он повысил голос и уже не без торжественности заключил, словно давал клятву, — Я взял курс на Родину, господа, и никто не собьет меня с этого курса, не помешает достичь желанных берегов. Я пойду на абордаж, на таран, но цель свою достигну! — Победно посмотрел на Старцева и Новосельцева. — Я сказал все, господа. Честь имею.
Громко хлопнула дверь за Старцевым и Новосельцевым. Шафров устало опустился в кресло.
Тяжелым выдался для Бельгии тысяча девятьсот сороковой год. Одно за другим складывали оружие перед немецким вермахтом государства западной Европы. Присоединена к Германии Австрия, оккупированы Польша и Чехословакия, капитулировала Дания, окончена молниеносная война с Норвегией.
Напряженная политическая обстановка, доведенная Гитлером до военных конфликтов и войн, вынуждала государственных деятелей малых стран, судьба которых до поры, до времени еще не была поставлена на карту и не предрешена генеральным штабом вермахта, с пристальным вниманием следить за дальнейшим развитием событий. С чувством опасения следил за ними и король Бельгии Леопольд Третий. Доклады премьер-министра Пьерло, министра иностранных дел Спаака, министра обороны Дени и без того неутешительные, с каждым днем становились тревожнее и не вызывали сомнение в том, что война подошла к границам Бельгии, что начало ее — дело времени, а скорее всего — воли Гитлера.
Преднамеренно подчеркивая готовность в любой момент приступить к исполнению обязанностей командующего армией, Леопольд надел военную форму генерала, полагая, что этим внесет в сознание подданных уверенность, повысит моральный дух солдат и генералов.
Королем Бельгии он стал в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, и ему потребовалось не так уж много времени, чтобы применительно к новой расстановке сил в Европе приспособить политику своей страны. Прежде всего он пересмотрел договорные отношения с Англией и Францией, которые были заключены после первой мировой войны и направлены против побежденной Германии. Он понимал, что Германия была уже не той, что во времена версальского мира. С приходом к власти Гитлера она набирала силу, и более дальновидные политики, к числу которых Леопольд относил и себя, не исключали ее войны с Францией и Англией и поэтому торопились по отношению к враждующим сторонам занять правильную позицию. Решал с кем быть и Леопольд. Укрепить или разорвать союз с Англией и Францией в новой обстановке, ставшей опасной для Бельгии? Если решиться на разрыв, то с кем быть, какой тропинкой в сложных международных отношениях идти дальше? После продолжительных колебаний, он порвал с Англией и Францией и в тысяча девятьсот тридцать шестом году торжественно провозгласил нейтралитет.
По дипломатическим каналам из Берлина вскоре Леопольд получил сообщение, что Гитлер назвал его великим человеком за решительный поворот в политике, смелое изменение курса в отношении Германии. И, несмотря на то, что эти слова принадлежали человеку, к которому он не испытывал никаких симпатий и мог бы их отвергнуть, все же этого не сделал. Самолюбивое стремление быть великим оказалось настолько желанным, что он не нашел в себе сил открыто отмежеваться от льстивого заявления германского фюрера.
Провозгласив политику невмешательства в дела Европы, Леопольд уверовал в силу нейтралитета, полагая, что он помешает фашистскому диктатору предпринять нападение на Бельгию. Однако в часы сомнений, которые нет-нет да и овладевали им, испытывал обезоруживающий страх перед военной мощью Германии и в тысяча девятьсот сороковом году осторожно, чтобы не скомпрометировать нейтралитет Бельгии перед Гитлером, вновь начал искать контакты с Францией и Англией, надеясь заручиться их поддержкой в случае нападения Германии. Нейтралитет легче было провозгласить, чем сохранить в стремительно менявшейся политической и военной обстановке в Европе.
Леопольд подошел к оперативной карте, разложенной на столе у окна, и глядел на нее долгим, озабоченным взглядом. Немецкие войска, обозначенные синим цветом, плотным кольцом охватывали границы Бельгии и, он с чувством опасения и страха представлял, как в час икс, назначенный Гитлером, они устремятся на Запад, пронзая территорию Бельгии клиньями танковых колонн, заполняя все ее пространство ударными группировками, которые остановить будет невозможно. Конечно, его солдаты и офицеры будут сражаться храбро и мужественно, но ведь и у них есть предел возможностей. От таких мыслей, холодивших сердце, ему стало не по себе, и чтобы избавиться от неприятного, гнетущего ощущения неуверенности, он принялся ходить по кабинету. Размеренный шаг по мягкому ковру обычно действовал на него успокаивающе, однако на этот раз желанное успокоение не наступало.
Миновал третий день после того, как по договоренности с Рейно и Черчиллем он направил в Париж министра обороны генерала Дени с секретной миссией — совместно с представителями генеральных штабов французской и английской армий разработать план обороны Бельгии от нападения вермахта, и с тех пор со все возрастающим волнением ожидал своего министра. «Что скажут Франция и Англия? Удастся ли с их помощью обеспечить безопасность Бельгии? Наконец, что сделает Гитлер, если узнает о нарушении нейтралитета?» Эти беспокойные мысли, а особенно последняя, взвинчивали нервы, унять которые было не так-то просто.
Леопольд посмотрел на часы. Было двенадцать — время доклада министра обороны, но дверь кабинета не раскрывалась и в ней, как обычно, не появлялся сосредоточенно-серьезный Дени. Король сел в глубокое кресло, опустил лицо на ладони и сидел неподвижно, во власти нелегких размышлений. И, странное дело, каким бы сильным не представлялся ему враг, какая бы неуверенность не овладевала им, где-то в тайниках его сознания все же теплилась, не угасала мысль о нейтралитете, в силу которого король все еще верил.
Сколько времени находился он в состоянии тягостных размышлений Леопольд не помнил. Вывел его из этого состояния неслышно появившийся в кабинете адъютант.
— Ваше величество, — доложил он, — В приемной министр обороны генерал Дени.
Леопольд какое-то время смотрел на него отсутствующим взглядом — так глубоко вошел он в свои мысли, что даже появление адъютанта не могло вывести из состояния размышлений и тревоги.
— Да, да, просите, — наконец, сказал он поспешно, будто извиняясь. Тяжело поднялся с кресла и принял величественную позу.
Когда же Дени доложил о теплом приеме, оказанном ему в генеральном штабе французской армии, той заинтересованности, которая была проявлена французами и англичанами к разработке плана совместных действий, изложил три варианта такого плана, Леопольд почувствовал что-то вроде облегчения. Он не знал и, бесспорно, не мог знать, как развернутся боевые действия, если их начнет Германия, но то, что против Гитлера он окажется не один, его обнадеживало.
— Какими данными располагают французы и англичане о противнике? — спросил он, когда Дени умолк, ожидая вопросов.
— По данным их генеральных штабов, на западных границах Гитлер развернул три группы войск из восьми армий, в которых насчитывается сто тридцать шесть дивизий, в том числе двенадцать танковых, семь моторизованных. На восточных границах Голландии, Бельгии, Люксембурга и Франции Гитлер имеет две тысячи пятьсот танков, семь тысяч триста артиллерийских орудий и три тысячи восемьсот самолетов.
Министр обороны водил указкой по оперативной карте, показывая расположение немецких войск, штабов, аэродромов и Леопольд снова сник. Доклад Дени подействовал на него ошеломляюще. Три с половиной миллиона солдат, офицеров и генералов с опытом ведения военных действий в Польше, Дании, Норвегии, тысячи танков, самолетов, орудий составляли такую силу, которую ему трудно было представить, но она была, могла обрушиться на Бельгию в любую минуту и еще не известно, сумеют ли придти на помощь французы и англичане, чтобы предотвратить трагедию Бельгии. В душу заползало сомнение.