* * *

В октябре, дождливом и холодном, обстановка на фронте быстро менялась. Под Мценском противник понес большие потери на реке Зуша, но все же добиться большего нашим войскам не удалось. Отход их продолжался. Гитлеровцы заняли Карачев и Брянск, подтягивали свои авиационные силы для массированных ударов по Москве и поддержки своих войск. Крупную авиационную группу (в основном бомбардировщики) немцы сосредоточили на орловском аэродроме, там, где еще недавно базировался наш полк. Необходимо было, не теряя времени, нанести сильные бомбоштурмовые удары по вражеским аэродромам, в первую очередь по тем, где базировалась бомбардировочная авиация. Поэтому вскоре мы получили приказ вместе со штурмовиками бомбить и штурмовать орловский аэродром.

Из-за непогоды выполнение задания несколько раз переносили, но боевой работы в те дни мы не прекращали.

Удар по орловскому аэродрому нам предстояло нанести вместе с 74-м штурмовым авиаполком. Наконец в очередной раз назначен день вылета. У штурмовиков с горем пополам набралось шесть исправных Ил-2, в нашем полку собрали два звена истребителей МиГ-3. Итого — 12 самолетов. Чтобы выделить эти шесть машин, [59] инженерно-техническому составу полка пришлось крепко потрудиться. Инженер полка И. А. Добрин, механики А. М. Золотарев, В. С. Малышев, В. Т. Шишкин, Г. С. Бархонин и их товарищи вложили много сил в подготовку самолетов к вылету.

Поначалу все шло по привычной и уже порядком надоевшей схеме: сидим в кабинах, ждем появления штурмовиков. Но их все нет и нет. Сбор с «илами» планировался по кругу над нашим аэродромом. Группу истребителей должен был возглавлять я. Мне было приказано вывести группу точно на аэродром для удара с первого захода. Мы ожидали сильное противодействие зенитной артиллерии и истребителей противника, поэтому очень важно было достичь внезапности при первом заходе.

Из-за плохой погоды накануне произвести разведку аэродрома не удалось. «Может быть, это и к лучшему, — размышлял я, сидя в кабине своего «мига». — Аэродром мы знаем хорошо, а разведка могла бы только насторожить врага, и тогда на внезапность трудно было бы рассчитывать». А мы, с нашими весьма ограниченными силами, все свои расчеты строили на внезапности.

Время идет, штурмовиков по-прежнему нет. Так бывало и в предыдущие дни. Сидишь часами в кабине в ожидании команды на вылет, а вместо этого вдруг отбой: вылет откладывается. И это напряженное ожидание выматывает больше, чем воздушный бой. Похоже, и на сей раз будет такая же история...

Поступает сообщение, что туман начал приподниматься и от штурмовиков пришла команда быть в готовности. Это уже какая-то определенность.

Ждем. Еще час проходит, потом другой... Штурмовиков нет.

На крыло моего самолета поднимается комиссар полка Николай Лысенко. Наверное, думаю, есть какие-то новости. А он спрашивает, как настроение, как себя чувствую? Я говорю, нормально. Он желает мне успеха.

Тут наконец появляются штурмовики. Они ходят под облаками на высоте 70–80 метров. Вялое состояние от неопределенности и долгого ожидания как рукой сняло. Взлетаем, пристраиваемся к штурмовикам — все на одной высоте.

Звено капитана Бориса Морозова составляет непосредственное прикрытие. Я со своим звеном выхожу вперед. Ведомыми у меня — Александр Легчаков и Николай [60] Портнов. Отличные летчики. Вместе мы провели уже немало боев.

Видимость плохая. Земля просматривается только под собой. По мере приближения к Орлу погода улучшается. На подходе к орловскому аэродрому высота облачности около пятисот метров, видимость — до четырех километров. На душе стало спокойней: выйдем точно на цель.

Вот наконец аэродром. Смотрю и глазам своим не верю: самолеты в три ряда по кругу! Стоят — крыло в крыло. В большинстве бомбардировщики. Нас не ждут, все спокойно, выстроились как на параде...

В северной части аэродрома вижу 20–25 истребителей. Всего более 200 самолетов.

Четыре Ме-109 начинают взлет. Поздновато! Звеном немедленно атакуем их, и я сбиваю ведущего. Легчаков поджег еще одного. Звено Морозова атакует следом за нами и вгоняет в землю двух остальных. Больше желающих взлететь, кажется, не видно.

Легким покачиванием с крыла на крыло подаю сигнал «Внимание» и начинаю пикировать на северо-западную часть аэродрома, где стоят бомбардировщики. Штурмовики перестраиваются в растянутый правый пеленг, становятся в левый круг. На первом заходе каждый с индивидуальным прицеливанием сбрасывает бомбы, на втором заходе «илы» пускают эрэсы, после чего методично начинают уничтожать самолеты пушечным огнем. Открывают огонь точки МЗА, но мы быстро их подавляем.

Штурмовики делают заход за заходом. Я осматриваюсь и вижу, что с юга к аэродрому подходит колонна транспортных самолетов Ю-52. Насчитываю пять штук. «Юнкерсы» уже находятся на высоте, не превышающей 200 метров. Явно заходят на посадку.

Даю команду своим летчикам, и мы атакуем эту группу с предельно малых дистанций. Каждый летчик звена выбирает себе «своего», и каждый из нас сбивает по одному самолету. Еще два Ю-52 поразили огнем летчики звена Морозова.

Штурмовики образовали левый круг над аэродромом на высоте метров 150–200. Каждый летчик Ил-2 сам себе выбирает цель. Звено Морозова — тоже в левом развороте — ходит по кругу над штурмовиками метров на 100–150 выше. Мое звено под самой кромкой облаков — метров 500 — в правом кругу: мы ходим над аэродромом в обратном направлении и хорошо просматриваем весь боевой порядок. [61]

Картина на аэродроме — впечатляющая. Горят и взрываются самолеты, огонь полыхает повсюду. Никогда не думал, что такими небольшими силами можно так эффективно поработать. Начинает мешать черный дым: он обволакивает аэродром со всех сторон.

«Илы» наконец ложатся на обратный курс, сопровождаемые звеном Морозова. Я со своими ведомыми делаю еще один круг, чтобы иметь возможность отсечь немецкие истребители, если они появятся в воздухе. Пытаюсь определить, сколько самолетов уничтожено на земле. Насчитываю 60 горящих машин. Только горящих. Но ведь еще немало машин было повреждено снарядами и обломками тех самолетов, которые взрывались.

Немецких истребителей в воздухе нет. Впечатление такое, будто наш налет полностью парализовал гитлеровцев и им сейчас не до погони.

Вернулись мы благополучно, полным составом. В донесении полка за тот вылет значилось: на земле уничтожено 60 бомбардировщиков противника, в воздухе сбито четыре Ме-109 и пять Ю-52. Итого — 69 вражеских самолетов.

На следующий день партизаны через штаб фронта передали уточнение: на земле сгорело 70 самолетов. Подтвердили 9 сбитых в воздухе. Стало быть, по уточненным данным, общий итог — 79 машин. Я убежден, что еще не одна была повреждена и выведена из строя: слишком плотно они располагались на стоянках.

К нам в полк прибыло пополнение с Дальнего Востока. Целая эскадрилья хорошо подготовленных летчиков на истребителях Як-1! Командир эскадрильи, увидев меня, воскликнул:

— Т-ты здесь?! Я рад, что м-мы снова б-будем вместе!

Это был мой первый командир звена и товарищ по Дальнему Востоку старший лейтенант Павел Шишкарев.

Боевого опыта летчики эскадрильи не имели, поэтому надо было грамотно вводить их в бой. Для этого, как известно, требуется время. А его-то на тщательную подготовку людей у нас почти не было.

Мы организовали занятия по наиболее важным вопросам. В первую очередь это касалось тактики современного воздушного боя и знания самолетов противника (особенно истребителей). Само собой разумеется, что тщательно изучался район боевых действий.

Как-то вечером, в конце обычного боевого дня, сидели мы с Шишкаревым и вспоминали минувшие годы. Вспоминали [62] Приморье, нашу летную молодость, его, Шишкарева, науку за ошибки при пилотаже. Конечно, вспомнили и тот случай с гидросамолетом пограничников. В общем, не так много воды утекло с тех пор. После моего отъезда в академию и двух лет не прошло. А казалось, что все это было неправдоподобно давно.