Наконец оказываюсь в безвыходном положении, где полочка метра на полтора прерывается участком гладкой стены. На скалах щель такой ширины можно перепрыгнуть. Но с полочки на полочку прыгать не станешь! К счастью, примерно на середине гладкого участка, на полметра выше уровня моей головы торчит из стены небольшой выступ. Можно попытаться сделать «маятник». Повернуться лицом к скале, благо, полочка достаточно широкая, подойти к самому ее концу, вытянуться в струнку и, прижимаясь к стене, начать падать. В падении схватиться за выступ и оторвать ноги. Качнувшееся тело перенесет их на вторую полочку. Затем оттолкнуться руками от выступа и таким образом перебраться через разрыв. Ну а если ноги не достанут до продолжения полочки? Повиснешь на этом выступе! Долго не провисишь, а помощи ждать неоткуда. Внизу по шоссе гуляют люди — сегодня праздник. Но какой от них толк? Они даже видят меня, приветливо машут руками, что-то весело кричат. Для них это развлечение — человек на стене. Наверное, скалолаз какой-то. Знает, что делает! А что мне делать? Все другие пути испробованы. Всюду полная «безнадега». Решаюсь на «маятник». К счастью, все проходит благополучно. Можно продолжать поиски спуска. Снова начинаю лавировать между полочками. Постепенно снижаюсь. Начинает смеркаться. Проклятый спуск длится уже четыре часа (50 метров!). Наконец, живой и невредимый, достигаю уровня шоссе. Спасен!! Отправляюсь на поиски рюкзака. Он где-то в кустарнике, растущем у подножья стены. Стало совсем темно. Найти не могу. Черт с ним — доеду на попутных до Ялты, а завтра утром вернусь сюда. Выхожу на шоссе. Один за другим проезжают ярко светящиеся автобусы с отдыхающими — возвращаются из праздничного Севастополя. Голосую. Никто не останавливается. Легковушки — тоже. Вот сволочи — видят же, что человек в беде! Потом соображаю: на мне все разодрано о скалы — и майка, и шорты. Наверное, принимают за пьяного. Делать нечего, пойду пешком. До Ялты километров тридцать. Потихоньку к утру дойду...

Иду, не оборачиваясь, не обращаю внимания на автобусы. Вдруг — скрип тормозов, рядом со мной останавливается такси с пассажиром. Водитель спрашивает: «Что случилось? Вижу, идет человек в разорванной одежде, но не пьяный, не шатается». Объясняю, что и как. Говорю, что денег у меня нет — остались в рюкзаке. «Садись, — говорит, — подвезу без денег». И вот я на турбазе. Переодеваюсь и выхожу на набережную. Праздник! Полно гуляющих. Справа, в море, украшенные разноцветными огнями корабли. Слева — гирлянды цветных лампочек и музыка из ресторана. Смотрю то направо, то налево. Красиво! Любуюсь. Меня переполняет радость, что вырвался прямо-таки из лап смерти. А поделиться не с кем. Иду на почту и даю жене следующую телеграмму:

«Хожу живой. Верчу головой.

Очень приятно, хоть вам непонятно».

Через день возвращаюсь в Москву. Встревоженным голосом Лина еще с порога спрашивает: «Что там с тобой стряслось?» Приходится во всем признаться. Выслушав мой рассказ, жена говорит:

— Ты же столько раз твердил, что с горами не шутят!

— Но какие это горы?

— Сорвался бы со стены, узнал какие!

Она права. С горами легкомысленно шутить нельзя. Ни с какими!

Глава 10. На дальних подступах к науке

Оттепель

После смерти Сталина и избрания Хрущева Председателем Президиума ЦК КПСС (1953 г.) в стране наступил период некоторого оживления неофициальной общественной активности, названный «оттепелью». Он длился недолго — примерно до конца 50-х годов. Толчком к освобождению от обязательной коммунистической идеологии и постоянного подспудного страха, на котором базировался тоталитарный режим, послужил доклад Хрущева на XX съезде КПСС (февраль 56-го года) о преступлениях Сталина. За ним последовало массовое освобождение политзаключенных из сталинских концлагерей.

Наименование этого периода связано с опубликованием в 54-м году небольшой повести Ильи Эренбурга «Оттепель». В ней нет никаких политических мотивов, кроме одного «небольшого» умолчания. В начале повести упоминается только что начавшееся «Дело врачей-отравителей». А буквально через несколько страниц один из персонажей с удовлетворением, но тоже вскользь, упоминает, что обвинения врачей были ложными. Между этими двумя упоминаниями лежит смерть Сталина. Но об этом в повести нет ни слова!

Основной ее сюжет строится на обычных трудностях зарождающейся любви (сомнения, робость) трех пар: технолог и жена директора завода (учительница), инженер и дочь старого учителя, главный конструктор и женщина-врач заводской поликлиники (еврейка). Впрочем, их злоключения в конце концов оканчиваются счастливо. Все персонажи повести — люди хорошие, хотя и со своими слабостями и недостатками. Даже директор завода, которого в конце повести снимают за то, что он отложил на год строительство жилья для рабочих ради того, чтобы пустить новый, необходимый заводу цех. Все события разворачиваются в стареньком поселке некоего провинциального машиностроительного завода. На сам завод автор читателя не приводит. Нет и никакой традиционной фигуры передовика-рабочего. Все коллизии чисто личного плана происходят в среде заводской и околозаводской интеллигенции. Не случись сильная буря, разрушившая ветхие хибарки рабочих — директор завода остался бы на своем месте.

Но почему «Оттепель»? Отступление зимы! По-видимому, «зимой» в советской литературе сталинской эпохи Эренбург считает обязательность образа героя — строителя социализма, свободного от простых человеческих чувств и слабостей. Вот это освобождение от казенного героизма, от непременного «служения делу партии», обращение к человечности взаимоотношений либеральная часть советского общества и поспешила назвать оттепелью. Недаром в это же время вспыхнуло увлечение песнями Булата Окуджавы. Они еще не тиражировались в большом количестве — их научились переписывать на рентгеновские пленки.

«Мы — люди, а не винтики государственной машины» — вот какую дотоле неслыханную новость сообщил нам Окуджава в своих песнях. Утверждение личной свободы и достоинства, ценности простых радостей жизни и любви в 59-м году создали необыкновенную популярность в России Хемингуэю. Глубоко волновали зрителей фильм «Летят журавли» и спектакль «Вечно живые» в театре «Современник». В толстых журналах появились смелые для того времени повести и рассказы: «Районные будни» Овечкина, «Не хлебом единым» Дудинцева, «Жизнь Бережкова» Бека, «Рычаги» Яшина. В эти же годы советские граждане увидели фильмы итальянского «неореализма», услышали песни группы «Битлз». Начал выходить на русском языке журнал «Америка».

Впрочем, далеко не все было столь обнадеживающим. В 54-м году Твардовский был снят с поста главного редактора журнала «Новый мир», который был сочтен чересчур уже либеральным. В 53-55-х годах произошел ряд восстаний в лагерях ГУЛАГа. Они были жестоко подавлены. В 55-м году, в ответ на вступление Западной Германии в НАТО, Советский союз организовал «Варшавский Договор» — военный союз со странами Восточной Европы. В октябре-ноябре 56-го года произошло безжалостное подавление Венгерского восстания.

Западному миру стало ясно, что, если даже новые руководители СССР в тот момент не готовы были следовать сталинским планам оккупации всей Европы, они не собираются выводить свои войска из Восточной Германии и стран-сателлитов Восточной Европы. А значит, рано или поздно подобные планы могут возродиться. Началось противостояние двух систем, названное «холодной войной». Производство атомных бомб в СССР было уже налажено. А в 57-м году запуском спутника на околоземную орбиту Советский Союз продемонстрировал неожиданные успехи в создании ракет, способных доставить атомную бомбу в любую точку земного шара. Затем были продемонстрированы достаточно точные попадания баллистических ракет в отдаленные и заранее указанные акватории Мирового океана. Началась гонка вооружений. Во внутренней политике она проявилась отказом от дальнейшей либерализации общественной жизни. 30 ноября 1956 года в Московском Университете состоялось комсомольское собрание, в негативном ключе обсудившее венгерские события. Соответствующие вопросы задавались на ближайшей после этого лекции по марксизму-ленинизму.