128 Указав на необходимые условия самобытного творчества, Гораций ставит на вид драматическому писателю, в свою очередь, затруднения на пути воспроизведения общеизвестных типов, если только автор, не ограничиваясь пошлым и рабским подражанием, захочет выразить свой личный взгляд на известные лица или события.
132 Под словом "круг" Гораций, намекая на избитую, изъезженную арену цирка, имел, главным образом, в виду мало способных циклических поэтов, бездарно исчерпывавших предания известного круга: Троянской войны, Одиссеи и т. п. Гораций именно советует предоставлять фантазии большую свободу и не стесняться этим кругом (orbis сусllcus) из опасения дойти до несообразностей, из которых даже стыдно будет выбираться на торную дорогу.
136 Поэт должен быть осторожен и скромен в обещаниях. Примером противного служит заносчивый циклический поэт, которого Гораций клеймит стихом о горе, родившей мышь, вошедшим в пословицу.
141 Три первые стиха "Одиссеи" Гораций переводит двумя стихами.
143 Гомер, подобно природе, переходит от менее ярких явлений к более резким и выдающимся. Антифат, царь людоедов Листригонов. ("Одиссея", X, 106).
146 Мелеагр, брат Тидея, отца Диомеда, трагически погиб от руки матери Алтеи. По свидетельству схолиаста, циклический поэт Антимах начал свое повествование со смерти Мелеагра и таким образом растянул оное до уродства, Гомер не начинает своей поэмы и со дня рождения виновницы войны Елены, происшедшей вместе с Клитемнестрой из одного из парных яиц Леды, тогда как братья их Кастор и Полидевк вышли из другого.
150 Нельзя не указать тем художникам на это капитальное замечание Горация. Только для бездарности все кажется одинаково легко. Для невежды какая-нибудь крапива — дрянь и только ботаник — мыслитель видит ее красоту и неизъяснимую тайну ее жизни.
154 При конце действия (акта) сцена отделялась от зрителей занавесом (aulaeum), который не спускался, а поднимался снизу вверх. Если пьеса не нравилась, то зрители удалялись; в противном же случае ожидали спуска занавеса, т. е. начала следующего акта.
155 Нынешняя декламация актеров была у древних пением под звук инструмента и певец-актер, кончивший роль свою, просил у зрителей рукоплесканий.
156-178 Истинно мастерская характеристика различных возрастов человека может служить нагляднейшим примером вечности искусства. 2000 лет как не бывало! Все до малейшей подробности верно и теперь, и останется таким, пока будут существовать люди.
175 "Лета прибывают, — говорит схолиаст, — до 46-го года человеческой жизни; с этого времени они начинают убывать". Такое сравнение взято, очевидно, с прибавления и уменьшения дней в годичном обращении. Отсюда и французский оборот: un homme sur son retour.
179 Правило для употребления двойственного элемента драмы, наглядного действия и рассказа. Не должно выводить на сцену тривиального и возмутительного.
185 Медея, мстя неверному Язону, убила двух своих детей (Меда и Мермера).
186 Атрей см. примеч. к ст. 91.
187 Прокна и Филомела — дочери афинского царя Пандиона. Филомела пожелала навестить сестру свою Прокну, бывшую замужем за фракийским царем Тереем. Терей, взявшийся проводить невестку, дорогой обесчестил ее и отрезал ей язык. Когда преступление открылось, то боги превратили Терея в удода, Филомелу в соловья, а Прокну в ласточку. Поэты смешивают превращения сестер, заменяя одну другою. Кадм с женой Гармонией, превращенный в дракона или змея. Два последние превращения могут выйти на сцене только балаганным фарсом.
189 Естественно-художественный размер драмы: 5 актов: "Deus ex machina" должен появляться только вследствие внутренних законов действия. На сцене не должно быть разом более трех говорящих лиц. Место четвертого лица занимает хор, который не должен петь ничего, не идущего к делу. Прелестное указание на высокое признание жречески-религиозного хора.
200 Который, хотя и знает будущий исход событий, тем не менее должен благоговейно хранить тайну и любовно относиться к добрым угнетенным.
202 Хор и между действиями не покидал театра, а под звуки флейты (имевшей первоначально только четыре скважины) предавался с пантомимами лирическому пению, состоявшему из строфы, антистрофы и эподы.
210 Так все велось скромно, в строгих границах приличий, пока завоевания не увеличили в столице массы населения и богатств. Тут уже начался прогресс и как говорит схолиаст: "Ни нравы, ни законы уже не запрещали" напиваться в праздники (nec more jam nec lege id vetante), а люди стали невозбранно (impune) целый день "домашнему гению вином угождать" — попросту: пьянствовать. Такая распущенность нравов отразилась и в искусстве, которое стало угождать многочисленным посетителям из необразованных поселян.
215 Роскошь нарядила и предводителя хоров — флейтщика в длинное платье, называвшееся Surma от σνρειν — тащить.
219 Сколько бы мы, согласно с теми или другими комментаторами, не относили этих стихов к греческой и римской драме, это, на наши глаза, мало объяснит их прямую связь с предыдущим. Мы истолковали себе эту связь следующим образом. Упадок нравственно-социального элемента, отразившийся в драме, выразился, между прочим, и в туманных стихах хора, которые Гораций иронически сравнивает с изречениями оракулов.
220 Возвращаясь к форме и обстановке самой драмы, Гораций намекает на древний обычай назначать премией на состязаниях драматических поэтов — козла, откуда и самое название трагедия от τράγος — козел, и 'ωδή — песнь; буквально: козлопение. Желая ввести острую шутку без вреда строгости трагедии, поэты стали заменять обычный хор хороводом сельских полунагих, звериными шнурами прикрытых сатиров, предводительствуемых Силеном. Грекам и римлянам очень нравились подобные пьесы, которыми не брезгали и лучшие писатели. "Циклоп" Эврипида — единственная, до нас дошедшая пьеса в этом роде и могущая нам дать понятие о том, о чем говорит Гораций.
222 "Тяжелые шутки" — естественное прибежище писателя, рассчитывающего на сочувствие пьяной и буйной публики.
225 Допуская даже драму с сатирами, Гораций увещевает избегать двоякой крайности: чтобы величественное трагическое лицо не заговорило вдруг низким языком подвалов, этих гнездилищ грязного разврата, или не пустилось в безвоздушное пространство резонерского пустословия.
231 Если трагедия и допустила в себе элемент легкомысленных и задорных сатиров, то она все-таки не должна забывать своего достоинства. Мысль эту Гораций объясняет прелестным сравнением с римскою матроной, которая, даже будучи вынуждена приказанием первосвященника вступить в хоровод (в честь известного празднества, например, матери богов — Цибелы) будет сохранять достоинство движений, в отличие от распущенных танцовщиц.
234 Становясь на место драматического писателя, Гораций указывает Пизонам на необходимость строжайшего внимания к тону, до мельчайших подробностей.
237 Силен такой же слуга, как и комический Дав и нахальная служанка Пифия, обманувшая своего господина, но он не может говорить с ними одним языком, ибо не должно забывать, что он божественный прислужник Вакха.
240 В том-то и состоит величайшая задача и тайна искусства, чтобы посредством сочетаний отдельных частей отыскать совершенство в предмете, который своею простотою казался бы доступным каждому. Но именно эта простота и составляет вечный камень преткновения для непосвященных.
244 Лесные фавны или сатиры должны помнить, что безыскусственность их мало имеет общего с испорченною нравственностью городской черни и что им также не пристало любезничанье дурного тона, как и сквернословие, не приятное людям хорошего общества.
251 Торопливый ямбический (U -) ритм был причиной того, что греки считали ямбические стопы попарно в шестистопном стихе (senarius) и называли его: Τρίμετρος. Гораций или преднамеренно ошибается или имеет в виду только римских писателей, относя к позднейшим временам употребление спондеев (- -) на нечетных стопах драматического триметра. Далее он нападает на римских писателей Акция и Энния за их небрежную отделку стихов, допускавших спондеи даже на четных стопах: второй и четвертой.