* * *
Я уезжаю. Замирает
В устах обычное: прости.
Куда судьба меня кидает?
4 Куда мне грусть мою нести?
Молчу. Ко мне всегда жестокой
Была ты много, много лет;
Но, может быть, в стране далекой
8 Я вдруг услышу твой привет.
В долине, иногда прощаясь,
Крутой минувши поворот,
Напрасно странник, озираясь,
12 Другого голосом зовет.
Но смерклось. Над стеною черной
Горят извивы облаков,
И там, внизу, с тропы нагорной
16 Ему прощальный слышен зов.
* * *
Не избегай; я не молю
Ни слез, ни сердца тайной боли,
Своей тоске хочу я воли; —
4 И повторять тебе: люблю.
Хочу нестись к тебе, лететь,
Как волны по равнине водной,
Поцеловать гранит холодной,
8 Поцеловать и умереть.
* * *
В благословенный день, когда стремлюсь душою
В блаженный мир любви, добра и красоты,
Воспоминание выносит предо мною
4 Нерукотворные черты.
Пред тенью милою коленопреклоненный,
В слезах молитвенных я сердцем оживу;
И вновь затрепещу, тобою просветленный,
8 Но все тебя не назову.
И тайной сладостной душа моя мятется;
Когда ж окончится земное бытие,
Мне ангел кротости и грусти отзовется
12 На имя нежное твое.
ПОСЛАНИЯ
А. Ф. Бржескому
Из смертных, жизнью пресыщенных,
Кто без отравы чашу пил?
От всех подонков возмущенных
4 Язык мой горечь сохранил.
И та, чей нежный зов участья
С земли мечты мои вознес,
Мне подавая кубок счастья,
8 В него роняла капли слез.
К чему по прихоти мгновенной
Тревожить мертвых сон святой!
До дна тот кубок вдохновенный
12 Скупой отравлен был судьбой.
Лишь ты один, ты не скупился,
По сердцу брат мой, Алексей,
Коль чашей счастья ты делился,
16 Делился чистой, полной, всей.
Вот почему, за юность нашу
Хваля харит, я не грешу,
И дружбы общую нам чашу
20 К устам с восторгом подношу.
А. Л. Б-ой
Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
4 И дорожить тобой я не отвык.
Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
8 И красоте не жертвовали мы?
Где ж это все? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар. Никто не отвечает;
12 Воскреснут звуки и замрут опять.
Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. —
16 Прочь этот сон, — в нем слишком много слез!
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
20 И в ночь идет, и плачет уходя.
Ей же
Опять весна! Опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! Опять твои черты,
4 Опять мои воспоминанья живы.
Весна! весна! о как она крепит,
Как жизненной нас учит верить силе.
Пускай наш добрый, лучший друг наш спит
8 В своей цветами убранной могиле.
Он говорит: "Приободрись и ты:
Нельзя больной лелеять два недуга".
Когда к нему ты понесешь цветы,
12 Снеси ему сочувствие от друга.
Минувшего нельзя нам воротить,
Грядущему нельзя не доверяться,
Хоть смерть в виду, а все же нужно жить;
16 А слово жить — ведь значит покоряться.
Гр. Л. H. T-у
Как ястребу, который просидел
На жердочке суконной зиму в клетке,
Питаяся настреленною птицей,
Весной охотник голубя несет
5 С надломленным крылом; и, оглядев
Живую пищу, старый ловчий щурит
Зрачок прилежный, поджимает перья,
И вдруг нежданно, быстро, как стрела,
Вонзается в трепещущую жертву,
10 Кривым и острым клювом ей взрезает
Мгновенно грудь и, весело раскинув
На воздух перья, с алчностью забытой
Рвет и глотает трепетное мясо, —
Так бросил мне кавказские ты песни,
15 В которых бьется и кипит та кровь,
Что мы зовем поэзией. — Спасибо,
Полакомил ты старого ловца.