Попросил у отца средний сын:

– Ну, батюшка, дай мне сто золотых, поеду я в Узген, куплю там рису, каждая рисинка с фисташку величиной.

Дал ему отец сто золотых. Вышел средний сын на улицу, видит – ребятишки играют осколком зеркала и кричат:

– Чудесное зеркало! Из Самарканда в него всякий увидит Бухару!

Отдал средний сын за осколок разбитого зеркала сто золотых.

– Эх ты, дурак! – закричал богач.

Тогда попросил сто золотых младший сын.

– Открою лавку на базаре. Стану мелочью торговать, – сказал он.

Отец дал ему сто золотых. Младший сын вышел на улицу, а ребятишки в это время катались с горы в дырявом тазу.

«Здорово, – подумал младший сын, – не ест ни травы, ни сена и так бегает».

Отдал ребятишкам за дырявый таз сто золотых и принес его домой. Богач, увидев сторублевый таз, скрючился точно пес, проглотивший иголку.

Схватил он свой посох и давай колотить сыновей. У среднего выпал осколок зеркала на землю. Младший брат, прикрываясь дырявым тазом, наклонился, заглянул в зеркало и видит: у падишаха Западной страны умерла дочь, положили ее в гроб, и весь народ стоит около гроба и рыдает. Схватил младший брат облезлую шапку, надел на голову, закрыл глаза и только открыл, смотрит – он уже стоит около гроба. Стал он лить воду из дырявого таза на голову мертвой царевны. Вдруг она встала, да такая красавица, что перед ней принцесса Акбиляк хуже жабы. Пусть же мудрецы рассудят: отчего ожила царевна – от шапки, от зеркала или от таза?

Дочь бедняка сказала:

– Если бы младший сын не посмотрел да мертвую царевну в зеркало – ничего не было бы.

Тут Акбиляк не выдержала и закричала:

– Ну и дурак: когда я умру, пусть на меня сто тысяч человек глаза таращат,- разве я от этого воскресну?

Сказала и прикусила язычок.

Забили барабаны, затрубили карнаи. Народ закричал:

– Акбиляк говорит во второй раз!

Рассердилась Акбиляк и пересела на рубиновую тахту.

Дочь бедняка сожгла третье перышко и попросила:

– О, рубиновая тахта. Расскажи и ты что-нибудь.

Третья пери прилетела и рассказала.

В старые времена у одного падишаха был попугай. Падишах кормил и холил попугая.

Попугай подумал:

«При жизни падишах меня очень уважает, а что сделает после смерти?» – и притворился мертвым.

Пришел падишах, заглянул в клетку и приказал своему конюшему:

– Выбрось дохлую птицу на крышу.

Попугай сел на крышу и закричал:

– Ты плохой падишах. Я не умер! Теперь пусти меня в Индостан. Сорок лет я не видел своих родных.

– Хорошо, – говорит шах, – только прилетай обратно.

Слетал попугай на родину и принес в подарок падишаху яблоко не яблоко, персик не персик, а такой красивый плод, – посмотришь – слюнки текут.

Дворецкий положил плод на золотое блюдо и отнес в конюшню, где падишах с попугаем на плече ласкал своего любимого коня. Только хотел падишах откусить кусочек плода, вдруг конь протянул морду и проглотил плод.

– Стой, стой, – кричит падишах.

А конь упал на землю и издох.

Разъярился падишах и оторвал попугаю голову.

Кто тут виноват? Падишах, конь или попугай?

Дочь бедняка, помня наказ пери говорить наоборот, сказала:

– Виноват конь. Зачем он съел яблоко?

Принцесса Акбиляк закричала:

– Эх ты, глупец! Да разве конь принес из Индостана плод?..

Прикусила язык Акбиляк, да было поздно.

Забили барабаны, затрубили карнаи. Народ закричал:

– Принцесса заговорила в третий раз. Больше не будем рубить головы женихам.

Рассердилась Акбиляк и говорит:

– Вай, горе мне. Придется стать мне твоей женой. Сколько разных принцев приезжало, и всем им из-за меня головы отрубили. А у тебя ни усов, ни бороды нет, и ты меня перехитрил. Ничего не поделаешь, буду твоей женой.

Дочь бедняка вынула из ножен саблю и сказала:

– Зря, принцесса! Видишь это? Сколько людей потеряли из-за твоего каприза свои головы! Настал час твоей гибели!

Заплакала Акбиляк.

– Вай, я несчастная. Разве я виновата? Злой волшебник в день моего рождения наложил на меня заклятье. Ты снял с меня заклятье. Делай со мной, что хочешь.

Поверила дочь бедняка речам принцессы Акбиляк, рассказала ей свою историю и попросила найти принца-балбеса и казнить его за вероломство.

Пошли глашатаи по улицам и стали кричать:

– Где здесь принц из Аджама! Пусть идет во дворец!

Искали его искали, но так и не нашли. Тогда дочь бедняка собралась в обратный путь и поехала в родную страну.

Пусть она едет, а вы послушайте про принца-балбеса.

В тот час, когда забили барабаны в третий раз, визирь прибежал в маслобойку и сказал:

– Берегись! Царевич, который заставил сейчас Акбиляк заговорить, – твоя жена, она хочет тебя казнить. Спрячься.

С перепугу забрался принц-балбес в помойную яму и сидел в ней, пока дочь бедняка не покинула страну Ирам.

Тогда визирь привел принца-балбеса во дворец к принцессе Акбиляк.

– Пусть стоит подальше от трона, – закричала Акбиляк и зажала свой нос, – от этого принца несет вонью за сто шагов. Если ты сын аджамского падишаха – пощажу тебя, а если нет – прикажу тебе голову отрубить.

Принц-балбес упал на колени и сказал:

– О, принцесса! Подлинно, мой отец – аджамский шах. Я ему написал, письмо, чтобы он изрезал по четвертям мою жену-босячку с вырванными волосами. А она всех перехитрила и приезжала сюда в одежде джигита, чтобы убить меня. Моя жена хитрее змеи. Какая-то нищенка обманула тебя, принцессу Ирама, и заставила тебя говорить. Ты должна ей отомстить.

От злобы лицо Акбиляк стало желтым, как шафран.

– Возьми сорок тысяч воинов, – сказала она, – и поезжай в свою страну. Привези эту хитроумную босячку. Я хочу посмотреть на цвет ее крови.

– Повинуюсь, – сказал принц-балбес и побежал собираться в поход.

Он так торопился, что, пока спускался по лестнице, семь раз споткнулся, скатился, стукнулся, на руках, на ногах в семи местах кожу ободрал.

Отправился принц-балбес с сорокатысячным войском в Аджам.

Подойдя к рубежам Аджама, принц-балбес отправил с гонцом письмо отцу:

«Через три дня прибываю в город Аджам. Эй, отец, я владыка семи частей света, если мне не покоришься и не выйдешь встречать на дорогу, сравняю город с землей».

Получил письмо аджамский падишах, собрал своих четыреста длиннобородых мудрецов и сказал:

– Мой любимый сын приехал, прислал письмо, говорит, что ему подвластен весь мир. Раз так пишет, наверно, это правда. Если я к нему не выйду навстречу, то он по молодости лет сделает все, что вздумается.

Четыреста длиннобородых мудрецов только головами качали и бородами трясли.

Взял падишах своих визирей и длиннобородых мудрецов, выстроил их по сторонам дороги и сам встал посредине в пыли. Все стоят, повесив свои сабли на шее.

Едет принц-балбес, нос задрал, щеки надул, усы топорщит, на отцовских визирей и мудрецов даже не смотрит.

Остановил коня и кричит на отца:

– Эй, отец, я же тебе писал, чтобы ты истребил весь род моей жены до седьмого колена. А ты что сделал? Приказываю тебе, поставь сейчас же виселицу в восемьдесят аршин высотой и повесь мою жену с выдранными волосами, а я возьму лук и пущу ей стрелу в рот, чтобы она вышла у нее через ухо!

Перепугался падишах. Затряслись у него ноги и руки. Упал он лицом прямо в пыль. А принц-балбес давай визирей, вельмож и длиннобородых мудрецов саблей рубить.

Пусть принц-балбес кричит, визирей и мудрецов саблей рубит, а вы послушайте о дочери бедняка.

Услышала она, что муж ее принц-балбес с сорокатысячным войском вступил в пределы государства Аджам, оделась воином, взяла в одну руку меч, в другую – щит и говорит отцу:

– Знаю я своего мужа. С трусом он храбрец, а с храбрецом – трус.

Подъехала дочь бедняка к ирамскому войску и кричит: