Изменить стиль страницы

А сам сел на лошадь и уехал на охоту. Вечером приехал, вытащил дочь бедняка из ямы, а утром опять повесил за косы. Так прошло сорок дней. На сорок первый день дочь бедняка со слезами взмолилась:

– Я слабая, бессильная, отпусти меня сегодня, я схожу повидаюсь с родителями, а то, видно, так и не увижу их совсем.

– Иди, но возвращайся сейчас же. Чуть опоздаешь – прикажу казнить, кожу твою набью соломой и повешу на стене дворца в назидание всем женам, чтобы слушали мужей.

Обрадовалась дочь бедняка. Второпях натянула ичиги, накинула паранджу, схватила две кукурузные лепешки и побежала домой к матери.

Увидела мать изнуренное лицо дочери, заплакала, запричитала:

– Вай, дочка, что с тобой?!! Пожелтела ты, точно солома, а твой нежный стан согнулся, словно волосок. Уж не смерть ли твоя пришла?

– Ой, матушка, сын шаха мучает меня сорок дней. Нет мне кусочка хлеба, нет мне глоточка воды, а только пощечины. Держит меня в яме.

Сжалось сердце матери. Вымыла она дочери лицо, заплела ей волосы, расстелила перед ней скатерть, подала всякого угощения. А когда дочь поела и повеселела, мать открыла сундучок, достала женский портрет, дала его дочери и сказала:

– Когда муж тебя ударит по лицу, ты улыбнись, а когда еще раз ударит, засмейся. Спросит он, почему ты не плачешь, а смеешься, скажи: «Твои побои – для меня вкусная лапша, твоя брань – бараний плов. Делай со мной, что хочешь, только не бери второй женой ту девицу, что здесь на портрете». Да еще засмейся звонче.

Вернувшись домой, дочь бедняка поступила так, как наказывала ей мать.

Когда принц-балбес посмотрел на портрет, он увидел девицу столь совершенной красоты, что сердце его пронизало острие стрелы.

– Жена, чей это портрет? – заорал принц-балбес. – Хочу взять ее в жены! Где она живет?

Стала дочь бедняка говорить, как мать велела:

– И не думай брать ее второй женой.

Раскричался, разорался принц-балбес. Стал бить дочь бедняка. Тогда сказала она:

– Есть такая страна Ирам, шесть месяцев туда ехать. У падишаха Ирама есть дочь Акбиляк. На лице ее семьдесят прозрачных покрывал. Если и одно приподнять, такое сияние исходит от ее красоты, как будто тридцать два светильника горят. Объявила всем Акбиляк: «Кто три раза сумеет заставить меня заговорить, за того я выйду замуж. Кто не сумеет – голову тому прикажу отрубить».

Выбежал из покоя принц-балбес, навьючил золотом сорок мулов, взял с собой сорок вооруженных приспешников и поехал искать Ирам. «Я принц, – думал он, – все меня боятся, все мне дозволено, заберу Акбиляк в жены, а захочет она или не захочет, мне дела нет».

Долго ехал он, оставляя позади степи, озера, пустыни, стоянки, переходы.

Ехал принц-балбес со своими приспешниками, ехал и добрался до резных багдадских ворот с серебряными кольцами. А за воротами раскинулся прекрасный сад, в нем цвели розы и тюльпаны, пели соловьи и всевозможные певчие птицы. На золотом троне были постланы атласные одеяла, в золотом хаузе, вместо воды, плескалось молоко.

Из ворот выбежал привратник:

– Пожалуйте, гости дорогие. Откуда вы и куда?

Закричал, заорал принц-балбес на привратника:

– Эх ты, раб!

Выхватил меч и разрубил его пополам.

Зашел принц-балбес в сад, уселся на высокой софе, снял корону, положил ее возле себя и крикнул приспешникам:

– Пустите коней попастись, а мне готовьте ужин!

Стали кони цветы топтать, ломать, стали приспешники гранатовые и инжировые деревья на дрова рубить.

Тут прилетели три горлинки, сели на золотой трон, перекувыркнулись и обратились в трех прелестных пери.

Не посмотрев даже на принца-балбеса, пери достали из шкатулки фигуры и начали играть в шахматы.

Одна сплутовала, другие две сказали:

– Плутовство бывает у людей, а не у пери.

Рассердился принц-балбес:

– Плутовство бывает у пери, а не у людей! – сказал он. – Я и без плутовства выиграю.

– Ну так идите вы и поиграйте! – сказала самая красивая пери, а голос у нее был нежный, точно звон колокольчика.

– Хорошо.

И вмиг, не успела бы старуха из спелого персика косточку вынуть, как принц-балбес проиграл и сорок своих мулов, и сорок вьюков с золотом, и сорок своих прислужников. Встал он пустой, как трижды вытряхнутый кувшин.

– Вот я вас, – закричал он и выхватил саблю.

Одна пери поднялась.

– Уходите! – сказала она нежным голоском. – Это место не для вас! – и так пнула принца-балбеса изящной ножкой пониже спины, что он кувырком полетел с золотого трона, покатился, точно арбуз, по дорожке цветника и упал в пыль. Засмеялись пери, а глаза их блестели, как у кошек, покушавших сала.

Пошел принц-балбес дальше один.

Прошел много переходов и стоянок. Видит – перед ним стоит семь недостроенных башен.

– Что это за мечеть? – спросил принц-балбес у пастуха.

– Э, приятель, – сказал пастух, – это не мечеть. Это дворец. Живет в нем падишах с дочерью Акбиляк. А дочь так сказала: «Кто три раза заставит меня заговорить, за того я выйду замуж». Никому еще не удалось выполнить ее зарок, и головы всех неудачников идут на башни вместо кирпичей.

Пришел принц-балбес во дворец и увидел, что принцесса Акбиляк во сто раз красивее, чем ему говорили.

Онемел он от восторга и низко опустил голову, как осел, увязший в грязи.

Акбиляк молча показала ему на шахматы и на бабки. Принц-балбес побоялся играть в шахматы, решил сыграть в бабки: «Не беда, что нет у меня ничего. Поставлю себя. Все равно выиграю. Сколько лет играю».

Пери взяла четыре золотых бабки, составила два серебряных кирпича, бросила на них одну бабку и сразу выиграла.

Рукой махнула. Палач тут как тут.

Визирь, стоявший по правую руку принцессы, поклонился.

– Нижайшая просьба к принцессе, – сказал он. – Отдайте мне этого невежу, я хорошенько его помучаю, а потом убью. Пускай впредь никогда не играет с пустыми руками.

Увел он принца-балбеса к себе.

– У меня дома есть маслобойка, и там работает раб-старик. Его голова пойдет на башню, а тебя поставлю вместо него.

На маслобойке принц-балбес работал день и ночь, три меры жмыха выжимал, спал на соломе, машевый суп хлебал, дым кизяка вдыхал.

Как-то раз мимо маслобойки проходил караван торговцев.

– Куда едете? – спросил принц-балбес.

– В Аджамское государство.

– Отвезите письмо аджамскому падишаху.

– Хорошо, – сказал старшина каравана.

Взял принц-балбес перо и бумагу и написал:

«Любезный отец, я, свет твоих очей, твой сын, приехал в Ирам, захотел взять в жены Акбиляк и попался в капкан. Три года верчу маслобойку. Отец, ты – аджамский падишах. Дочь бедняка с выдранными волосами виной всем моим мучениям. Как только получишь письмо, всех в ее роду, от семи до семидесяти лет, по четвертям размерь и изрежь на куски. Если этого не сделаешь, и на том и на этом свете я буду в обиде на тебя».

Запечатал принц-балбес письмо и отдал его старшине каравана.

Человек, взявший письмо, был соседом того бедняка, дочь которого была женой принца-балбеса. Вернувшись в Аджам, караванщик рассказал о письме. Услышала в соседней комнате об этом дочь бедняка:

«Должно быть от мужа», – подумала она. Вскочила, выхватила из рук отца письмо и убежала в сад.

Дочь бедняка прочла письмо, видит, что дело плохо обернулось. Сожгла письмо, взяла бумагу и написала:

«О любезный отец, пишу я, свет твоих очей, твое сердце, твое детище. Приехал я в Ирам, взял в жены пэри Акбиляк и стал падишахом семи частей света. От моей власти никто не освободится: ни дивы, ни пери, ни джины, ни люди. Как дойдет письмо, сейчас же мою жену и всех родных до седьмого колена одари одеждой, засыпь золотом вровень с головой. А не то зарублю тебя саблей. Приду через три месяца с семисоттысячным войском и вытащу твою душу через нос. Руку приложил и печатью скрепил. Твой сын».

Дочь бедняка отдала письмо отцу, а он отнес его падишаху.

Падишах дрожащим от страха голосом прочитал письмо четыремстам длиннобородым.