Имбеси какое-то время рассматривал его; затем, более долгое время, разглядывал панель управления. Он испытывал искушение - могучее искушение - спросить, как так вышло, что у Ватанапонгсе нашлось достаточно записей голоса Авраама Темплтона, чтобы смонтировать то обращение, которое он подготовил. Меньше чем через два часа после прибытия на "Цену греха".

Если на то пошло, Имбеси также испытывал искушение спросить, как Ватанапонгсе умудрился добраться до станции так быстро. Практически единственным вариантом настолько быстрого появления на космической станции для лейтенант-коммандера было стоять наготове рядом с шаттлом внизу, в Мэйтаге.

Вальтер подозревал, что так оно фактически и было. Но…

"Эти вопросы лучше не задавать. Не видеть зла, не слышать зла, и так далее, и так далее. Если я получу результат, который мне нужен, то остальному позволю остаться за кадром".

- Действуйте, - отдал он команду. - Отправляйте запись.

Ватанапонгсе кивнул и нажал на тумблер.

- Отправится по одному из каналов масадцев. Которые - ха! - они продолжают считать надёжными.

Вальтер внимательно слушал запись, которая параллельно воспроизводилась через динамики центра.

Говорил Авраам Темплтон - так во всяком случае заявил офицер Лиги; сам Вальтер никогда не слышал масадца - и голос его звучал прерывисто и напряжённо. Словно произносящий слова человек был серьёзно ранен и измождён.

- Осия, Соломон, кто бы там ни был. /Звук резко втянутого воздуха, словно из-за приступа боли./ Гидеон… мёртв. Большинство из нас мертвы. Мне недолго осталось. Сучка у нас. /Долгая пауза, неясный звук булькающего дыхания. Возможно из-за проникающего ранения в грудь./ Здесь патовая ситуация. Они не могут достать нас не… /Ещё раз звук резко втянутого воздуха, сопровождаемый тихим стоном./ Убив шлюшку. Сказал им, что так и сделаю. Они отступили. /Ещё одна пауза, более короткая. Следующие слова произносятся с напряжением, словно у говорящего заканчиваются силы./ Держитесь. Двенадцать часов или около того. Мы сторгуемся. Позволят нам уйти, если сохраним жизнь сучке. /Внезапный тихий вскрик, словно Темплтон борется с болью./ Просто держитесь. Двенадцать часов или около того. Мы придём.

Ватанапонгсе перекинул тумблер и голос прервался.

- Вот и всё. Этого должно хватить самого по себе. Но я продолжу следить за каналом, и смонтирую ещё что-нибудь, если покажется что это нужно.

Он откинулся в кресле с довольным и расслабленным видом.

- Проще простого. Всё что вам и мне теперь осталось сделать, это позволить… э-э, как там это называется? "Специалистам по мокрым делам", так кажется? Позволить им делать своё дело. Ещё восемнадцать часов - скорее меньше - и всё кроме ожидания закончится.

Вальтер кивнул.

- Заметьте, это будет непросто. Я имею в виду удержать нечто вроде этого в секрете несколько недель.

Ватанапонгсе был достаточно вежлив, чтобы удержаться от откровенно насмешливой ухмылки.

- С такой ручной прессой как у вас? Проще простого.

Имбеси нахмурился.

- Не пресса меня беспокоит. Знаете ли, рано или поздно Антон Зилвицкий услышит об этом и вернётся. И тогда…

- Привлеките его на нашу сторону. Задействуйте его в интриге.

- Ну, да. Таков план. Но что, если он не будет склонен привлечься?

Ватанапонгсе не ответил ничего. Но Имбеси порадовало исчезновение с его лица самодовольного выражения.

Глава 33

Виктор проснулся как обычно легко и быстро, прекрасно сознавая, где находится. В обычное утро он бы почти немедленно встал и занялся текущими делами.

Это утро, однако… не было похоже на какое-либо другое утро в его жизни.

Для начала, стоило ему шевельнуться, как напряглись обнимающая его грудь рука и лежащая на бедрах нога. Да, движение было мягким, объятия нежными, а касающаяся его кожа гладкой и шелковистой. Тем не менее, всё это смахивало на объятия питона.

Ощущение прикосновения этих мышц анаконды мгновенно заставило его вспомнить все события этой ночи. Очень долгой ночи. Какое-то краткое мгновение Виктор возносил хвалу Господу за то, что Танди Палэйн предпочитала в сексе быть подчиненным партнером. Если бы не это, то он наверняка лежал бы трупом. "Доминирование" над нею походило на "доминирование" смертного над богиней - что было возможно лишь потому, что богиня сама этого возжелала.

Это, кстати, - учитывая талант Виктора к самоедству - в основном его и удержало на месте. По мере того, как он эпизод за эпизодом восстанавливал в голове события пошедшей ночи, Виктор всё глубже погружался в пучину вины и раскаяния. Проблема была не в том, что он пошел навстречу желаниям Танди. В конце концов, поступки это всего лишь поступки. Виктор совершал поступки и куда хуже - на много порядков хуже - чем что-либо, что он проделывал прошедшей ночью и, по большей части, затем не слишком переживал об этом.

Но это только потому, что он ими не наслаждался. В то время как…

"Я извращенец", - удручённо подумал он.

Виктор снова перебрал в памяти случившееся, пытаясь отыскать хоть частицу отвращения; хоть немного колебаний; один-единственный момент, когда бы он замешкался - хоть на какую-то жалкую секунду! - прежде чем погрязнуть в несомненном удовольствии от происходящего.

Ничего.

"Не обманывай себя, извращенец. Ты обнаружил, что всё это захватило тебя всецело. Лучший секс, что был в твоей жизни - лучший даже чем всё, что было в мечтах - пусть даже у тебя секса было не так уж и много, чтобы было особо с чем сравнивать, но всё же…

Ты извращенец! Признай это, Каша! Ты наслаждался каждой секундой происходящего! Каждой секундой!"

Он подавленно начал копаться в этом выводе и всплывающих в памяти сценах. Каждая из которых приводила его в экстаз. За какие-то секунды его падение усугубилось. Он снова начал возбуждаться.

"И вот тому доказательство. Ты свинья".

Танди тоже уже проснулась. Её губы прижались к его шее, приоткрылись, и в действие вступил язык. Тот самый язык, который играл весьма заметную роль во множестве оставшихся в памяти сцен. Виктор полностью возбудился еще до того, как до него добралась рука Танди.

- Мечта, а не любовник, - прошептала Танди. Тело анаконды изогнулось, укладывая Виктора сверху. Сопротивляться было бесполезно, да Виктор и не пытался. На самом деле он делал прямо противоположное - и самым печальным для него было понимание того, с какой страстью он отбросил свою меланхолию и снова погряз в неистовстве похоти.

Виктор действительно какое-то мгновение пытался убедить себя в том, что он просто "безудержно страстен". Но не более наносекунды.

Хуже всего стало, когда дело подошло к концу. Танди была очень шумной любовницей и, после того как Виктор исчерпал свою страсть, он смог посмотреть в глаза реальности, отодвинув в сторону моральные терзания. Её меццо-сопрано возбуждало его даже сильнее, чем тело языческой богини. Он припомнил слова, которые когда-то давно, в один из редких моментов пребывания в трезвом виде, сказал ему отец.

"Сынок, ты поймёшь, что влюблён, когда от голоса той женщины у тебя мурашки пойдут по спине. Уж поверь мне".

Виктор усомнился тогда в мудрости этих слов. Что казалось разумным, поскольку нетрезвые советы и замечания отца были по большей части сомнительными. Но больше он не сомневался.

- Как будем дальше? - прошептал Виктор на ухо Танди. Тут у него прорезались остатки сурового морального кодекса и он попытался оставить ей выход. - Если мы не будем осторожны, это может… ну, понимаешь… Стать серьёзным.

Танди ухватила его под мышки и приподняла над собой. Не сильно, только так, чтобы удобно было смотреть в лицо. Непринуждённость, с которой это было проделано, сильно смягчила душевные терзания Виктора. Какие бы фантазии насчет беспомощной женщины, с которой срывают лифчик, ни бродили бы в голове Танди - ладно, признал Виктор, и у него тоже - он получил напоминание, что любой мужчина, действительно попытавшийся изнасиловать Танди, может считать за счастье, если отделается просто увечьями.