Она продолжала стрелять, не вставая в стойку, но прямо на ходу, перемещаясь по мостику прыжками. Двигалась она так быстро, что казалось, что работает стробоскоп. Прыжок-прыжок-остановка-огонь; прыжок-прыжок-остановка-огонь. Каждый раз очередями по три выстрела. Пульсер в её руке ловил цели словно направляемый роботом, или одним из легендарных стрелков из древних фильмов, виденных Виктором.
Плохих фильмов. Глупых фильмов, в которых герой выступает против полного салуна головорезов, и ни разу не промахивается.
Виктор едва не расхохотался, когда этот образ промелькнул у него в сознании прямо посреди отчаянного броска к той единственной цели, которая была для него важна.
Убрать того ублюдка ПРОЧЬ от кнопки. Погибнуть, если придётся… но убрать его прочь.
Позднее он понял, что всё происходящее заняло не более нескольких секунд. В тот же момент казалось, что его бросок к сидевшему возле кнопки масадцу длился вечность. В конце концов он взмыл в прыжке, с единственной целью: схватить этого человека и повалить на палубу прежде, чем он уничтожит их всех.
В этот момент Виктор ощутил ликование. Масадец был не менее других потрясён внезапным появлением Танди. Виктор видел, как у него на лице начинает проявляться решимость, когда осознание вытеснило удивление. Но даже масадец не смог совершить самоубийство без мгновения колебаний - а этого мгновения у него больше не было. Виктор дотянется до него вовремя, и как бы тот ни трепыхался, Виктор был вполне уверен, что справится с масадцем. Тем более что сила его броска даст ему преимущество.
Так и получилось. Но справляться с кем-либо уже не было нужды. Когда Виктор выбил масадца из сиденья и повалил на палубу, он сжимал в захвате труп. В последнюю долю секунды он видел, как лицо оскалившегося фанатика исчезает во взрыве брызнувших во все стороны крови, мозга и мельчайших осколков кости.
Ещё одна очередь, понял он и скривился, влетев головой вперёд в разлетающееся облако ошмётков, которые когда-то были головой этого человека. А потом, растянувшись на полу поверх мертвеца, Виктор в основном испытывал только озадаченность. Как это удалось сделать Танди… опять-таки даже не оцарапав его?
- Идиот, - буркнула она, поднимая его на ноги за шиворот. - Самой большой моей чёртовой проблемой было не убить тебя. Ты даже хуже амазонок.
Но он различил любовь, прозвучавшую в её голосе и проявившуюся в обращённой к нему улыбке.
- Я постараюсь это запомнить, - хрипло выдавил он. - Никогда не лезь под руку профессионалу за работой.
После чего улыбнулся и сам. Для этого ему не пришлось прикладывать каких-либо усилий, несмотря ни на окружавшую их сцену бойни, ни даже на кровь, покрывавшую его лицо. Кто-то другой мог бы дрогнуть при мысли о том, чтобы влюбиться в женщину, убившую восемь человек за вдвое меньшее количество секунд.
Но не Виктор Каша. Как ни странно, его это только воодушевляло.
Глава 39
Когда Веб впервые вошел в бывшую столовую - теперь полуофициальный штаб движения, которое бывшие рабы "Фелисии" назвали "Освобождением" - на него поначалу не обратили внимания. Он пришел в сопровождении одной Руфи, без всякого иного эскорта, поскольку настоял чтобы его появление было избавлено от излишней официозности. Веб хотел как можно дольше спокойно понаблюдать происходящее до того, как его узнают. После чего, как он знал, он неизбежно будет втянут в водоворот событий.
Относительно этого Веб испытывал весьма противоречивые ощущения. С одной стороны, он прекрасно знал, что для того, чтобы Освобождение имело хоть какие-то шансы на успех в долгосрочном плане, он должен будет принять на себя ведущую роль. В определённом смысле он готовился к этому всё свою жизнь, начиная с момента бегства от "Рабсилы".
С другой стороны…
Сама по себе власть его ничуть не привлекала. На самом деле, скорее наоборот. По своему характеру он был склонен скорее к академическому подходу, нежели к деятельному. Он наслаждался отстранённостью, которую давало ему его положение, и знал, что потеряет её - скорее всего на всю оставшуюся жизнь.
Однако долг есть долг. Как раз с этой отстранённой и академической позиции Веб понимал, что именно те самые личные качества, которые заставляли его уклоняться от ведущей политической роли, делают его крайней ценным для Освобождения. Наверное, ещё более ценным, чем имеющийся у него опыт в теории политической динамики. Теория - это одно дело; практика - совсем другое. В истории полным-полно имён учёных, которые, придя к власти, становились прежалкими политическими лидерами.
Веб понимал и причины этого.
Во-первых, интеллектуалы обычно пытались подгонять факты под теории, отказываясь признать, что никакая теория не способна охватить всю действительность. В особенности, когда дело касалось такого изначально запутанного, противоречивого и хаотического предмета как политические взаимоотношения людей. Теория, в лучшем случае, являлась помощником, а не руководством к действию. Это обстоятельство любой опытный действующий политикан осознавал инстинктивно, однако оно с трудом воспринималось людьми, проведшими всю жизнь в академических башнях из слоновой кости.
Во-вторых, пришедшие к власти учёные ничуть не меньше политиканов были подвержены порокам власти, хотя намного хуже использовали её достоинства. На основании своего долгого опыта Веб знал, что наверное не существовало другой такой мелочной, склочной, бессмысленной и беспощадной формы политики как академические разборки. К счастью для Вселенной, в подавляющем большинстве случаев склочничающие учёные не имеют в своём распоряжении мощи звёздных наций и их вооружённых сил.
Однако дайте такому учёному эдакую мощь…
Веб скривился. Он был цельным человеком и не боялся того, что под приветливой личиной человека по имени "В. Е. Б. Дю Гавел" скрывается жестокий деспот. Однако в немалой степени именно поэтому он рассматривал такую возможность - хотя в общих чертах, не детально - и давным-давно решил, что первым делом позаботится о том, чтобы ему вообще не предоставлялось такое искушение. Или, говоря конкретнее, окружит себя такими сдержками и противовесами, которые сделают искушение крайне сомнительным.
Его тихое и неофициальное появление и было для него первым - и наверное самым важным - элементом этих сдержек и противовесов. И он смог продержаться так несколько минут до того, как был наконец узнан. Помещение было настолько переполнено бывшими рабами, что Веб сумел затесаться в толпу не привлекая лишнего внимания. Да, он был одет лучше большинства рабов, однако многие из них уже успели поменять выдаваемые "Рабсилой" жалкие тряпки на утилитарные, но намного более качественные комбинезоны, потихоньку доставляемые с космической станции. На Руфь обратили некоторое внимание, однако к настоящему моменту - с того момента, как Каша и Палэйн захватили "Фелисию", прошли почти сутки - бывшие рабы к ней присмотрелись.
Вообще-то, Веб счёл толкотню в чём-то забавной. Члены руководящего комитета - переименованного в Комитет Освобождения - едва смогли поместиться за столом посреди помещения. Судя по мрачным выражениям на лицах некоторых из них, они тоже этим ничуть не были обрадованы.
Рано или поздно им придётся перейти к проведению закрытых заседаний. Вершить настоящую политику посреди толпы совершенно невозможно. Но… не сегодня. Сейчас время формирования законности, простой и ясной. Время Моисея и пророков. Остальное может подождать комментариев исследователей.
Кроме того…
Веб хихикнул. Единственное что делало толкотню в центре терпимой для Комитета, было то, что самая густая толпа клубилась не вокруг него. Наибольшее скопление народа толпилось вокруг находящегося в нескольких метрах поодаль стола поменьше. За которым сидела очень юная девушка - на самом дела практически девочка - внимательно выслушивающая что-то говорящую ей пятёрку бывших рабов, сидевших в креслах вокруг этого самого стола. На глазах у Веба Берри что-то произнесла. Слов он не слышал. Но судя по удовлетворённому выражению, немедленно появившемуся на лицах этой пятёрки бывших рабов - и лицах большинства толпившихся вокруг - он был уверен, что она сделала какое-то замечание насчёт логичного решения некоторой насущной и, скорее всего, незначительной проблемы. Не отдала приказ, но просто сделала спокойное, рассудительное, практичное предложение.