Большие надежды мы возлагали и на аэростаты заграждения. Они должны были вынудить фашистских летчиков отказаться от бомбежки с малых высот.
Ни один вражеский самолет не пострадал от тросов аэростатов, но, увидав серебристые баллоны над городом, летчики забирались как можно выше и сбрасывали бомбы не прицеливаясь.
Первое время у нас было много споров по поводу применения аэростатов заграждения. Некоторые товарищи опасались, как бы они не послужили ориентиром для вражеских летчиков. Но мы ставили аэростаты так, что противник по их местонахождению не мог [52] определить конфигурацию порта. К тому же этот вид защиты применялся вместе с другими активными средствами противовоздушной обороны - зенитной артиллерией и авиацией, так что вражеским летчикам будет не до разглядывания аэростатов.
Жизнь доказала нашу правоту.
Но мало иметь наготове дымообразующую аппаратуру и аэростаты, важно, чтобы они приведены были вовремя в действие. А для этого нужно создать надежную систему оповещения. Слабым местом у нас оставался базовый корабельный дозор. Наблюдение со стороны моря осуществлялось командами сейнеров. В сильный ветер эти суда неимоверно мотало. Моряки подчас несли вахту по нескольку суток, сильно уставали и, не отдохнув, снова уходили в море. Мы понимали, что для дозорной службы нужны корабли покрупнее и оборудованные техническими средствами наблюдения. Но их не хватало для боевых операций и конвоирования транспортов. Более того, у нас хотели забрать и последние сейнеры, когда готовилась очередная высадка десанта. Начальник штаба флота И. Д. Елисеев, узнав, что у нас осталось 5 сейнеров, приказал и их выделить в состав высадочных средств десанта. Пришлось долго доказывать, что эти сейнеры вряд ли повлияют на исход операции. Ведь в ней участвует полтораста подобных судов, а базу мы оставим без наблюдения с моря. С большим трудом получили разрешение оставить сейнеры.
Одно из наших малых судов первым обнаружило вражеские самолеты, направлявшиеся к базе. По сигналу моряков ввели в действие средства задымления, подняли в воздух истребители, привели в готовность [53] зенитную артиллерию. В результате вражеский налет был успешно отбит.
К тому времени значительно пополнилась наша зенитная артиллерия, а первый год войны нас защищал 57-й отдельный зенитный дивизион под командованием капитана К. Н. Попова. Комиссаром дивизиона был энергичный политработник М. Ф. Пичугин.
Все напряжение противовоздушной обороны выпало на долю этой части. Прикрывая с воздуха Батуми, позже Поти, зенитчики иногда по нескольку суток не отходили от орудий - батареи были в полной боевой готовности. И вот к нам прибыла вторая зенитная часть - 1-й гвардейский зенитный артиллерийский полк под командованием подполковника Иосифа Кузьмича Семенова. Полк этот прошел большой боевой путь. Он сражался в Севастополе и уже там стал гвардейским. Имел на своем счету десятки сбитых вражеских самолетов. В Поти полк получил новую материальную часть, пополнился людьми.
Славные традиции были и у 122-го зенитного полка, прибывшего к нам. Зенитчики этой части во главе с командиром майором Аркадием Васильевичем Мухряковым и военкомом батальонным комиссаром Георгием Федоровичем Сорокиным дрались в Николаеве, Севастополе, вели огонь не только по фашистским самолетам, но и по танкам и пехоте противника. Зенитчикам сразу же пришлось вступить в бой с фашистской авиацией. Особенно выручил нас прожекторный батальон. Полк постепенно оснащался новой техникой, получал людей. К нам приехало неожиданное пополнение - 317 девушек-добровольцев. Моряки и красноармейцы вначале скептически поглядывали на [54] девчат, но молодые патриотки доказали, что умеют воевать не хуже мужчин. Все они влились в 122-й зенитный артиллерийский полк, стали артиллеристами, телефонистами, радистами, прожектористами, бойцами станций орудийной наводки. Быстро овладев специальностями, девушки отлично справлялись со своими обязанностями, в бою вели себя мужественно.
Прибывшие зенитные артиллерийские полки вместе с тем дивизионом, который был у нас раньше, и с артиллерией кораблей представляли большую силу. Важно было умело использовать ее. Вся противовоздушная оборона базы сосредоточивалась в руках начальника ПВО базы полковника Александра Александровича Федосеева. Ему были подчинены зенитная артиллерия, истребительная авиация, аэростаты заграждения и средства задымления. С его командным пунктом поддерживали непрерывную связь все посты ВНОС и дозорные корабли.
Во время вражеских налетов дымовая завеса надежно укрывала порт от глаз противника, но усложняла действия зенитчиков. Густое облако дыма мешало наблюдать за самолетами противника и вести по ним прицельный огонь. В таких условиях могли стрелять только корабли и батареи, оснащенные станциями орудийной наводки. Другие батареи, как и прожекторные установки, мы размещали за пределами кольца задымления.
Потерпев неудачу в дневных налетах на базу, противник стал чаще прибегать к ночным воздушным атакам. Это заставило нас больше уделять внимания прожекторным подразделениям. С какой бы стороны [55] вражеские самолеты ни приближались к базе, их обнаруживали прожекторные станции-искатели. Далее врага перехватывали прожектора-сопроводители, которые уже не выпускали его из своих лучей, пока он находился над базой.
Ночные вражеские налеты доставляли нам много беспокойства, хотя в них, как правило, участвовало сравнительно мало самолетов. Дело ведь не в количестве. Достаточно одному из них метко сбросить бомбы, чтобы в тесном порту натворить уйму бед.
У нас были и другие меры защиты базы от ночных налетов противника - тщательная светомаскировка порта и города, различные способы дезориентации вражеских летчиков. Об одном из таких способов хочется рассказать особо.
В нескольких километрах от Поти на пустынном берегу мы создали ложный город. Пусть не подумает читатель, что этот город походил на настоящий - с домами, улицами, портом. Изготовление макетов нам было не по силам, да и польза от них невелика: противник быстро разгадал бы хитрость, отличил ложное от настоящего. Поэтому наш «город» существовал только ночью. На берегу зажигались огни. Они создавали иллюзию настоящего города: можно было различить очертания кварталов. Конечно, если бы все эти фонари сияли по ночам, когда остальные города погружались в тьму светомаскировки, противник сразу бы догадался, в чем дело. Поэтому с приближением вражеских самолетов свет в «городе» гас, и лишь кое-где виднелись слабенькие лучики, как бывает при небрежном затемнении окон. Надо было создать впечатление у вражеских летчиков, что они неожиданно подошли [56] к порту - и освещение не успели вовремя выключить.
Провели несколько учений с участием наших летчиков. Самое трудное - выбрать момент вырубить, как говорят моряки, освещение в «городе». Это зависело и от четкости работы постов наблюдения, и от исправности связи. После ряда тренировок ложный город стал вводить в заблуждение даже наших летчиков, знавших о его существовании. Только тогда мы решили, что цель достигнута.
Ложный город сослужил свою службу. Нередко вражеские самолеты, совершив порядочный путь над морем, теряли ориентировку и сбрасывали бомбы куда попало.
Непрестанно мы думали, как расставить корабли более рассредоточенно? Все, что возможно, переводилось на стоянку в реках Хоби и Циви. Но выход из устья, особенно в шторм, был по-прежнему затруднен. Сильный береговой накат заносил фарватер песком и галькой, да и движение судов на большой волне рискованно. Назрел вопрос о создании волнолома - брекватера, который защищал бы фарватер от наката и заносов. Возведение капитального сооружения длиной в четверть километра было для нас непосильным делом. Следовало придумать что-то другое. А что, если создать брекватер путем затопления старых судов? Гидротехники произвели расчеты, подтвердили: можно так сделать. Подобрали суда, которые не жалко было затопить. Выбор пал на недостроенные корпуса транспортов «Лепсе», «Камышин» и «Балаклава». В самый последний момент мы получили разрешение наркома затопить и крейсер «Коминтерн». Корабль старый, сильно поврежденный. Восстанавливать его не имело смысла.