Юлиана и принцесса сидели в ожидании в спальне Анны Леопольдовны и изредка выглядывали в дверь гардеробной, уставленной кругом ясеневыми желтыми шкафами комнаты, нет ли уже там гадалки. Им казалось, что эта пока еще таинственная для них личность должна появиться именно там.

Впрочем, в этом могло и не быть ничего необыкновенного, так как не идти же было гадалке через большой подъезд, через парадные комнаты, а гардеробная примыкала к коридору, по которому только и могла появиться Дюкар.

— Юлиана, она здесь! — вдруг воскликнула принцесса, отскочив от двери, после того как увидела в гардеробной какое-то довольно странное существо в большой черной косынке, с черным же тюрбаном на голове, с бледным лицом, на котором, точно темные впадины оголенного черепа, темнели очки.

Принцесса уже готова была громко крикнуть, но Юлиана, более смелая, удержала ее и проговорила, заглянув в гардеробную:

— Ах, как страшно! Вот весело-то! Вы кто? — спросила она у странной фигуры, все-таки крепко схватившись за руку Анны Леопольдовны.

— Я — мадам Дюкар! — раздался шамкающий, хриплый, надтреснутый голос. — Вы меня звали?

Когда она заговорила, страх значительно уменьшился.

— Вас желала видеть принцесса! — сказала Анна Леопольдовна. — Мы сейчас пойдем и доложим ей.

По счастью для Селины, она видела еще у Линара портрет Анны Леопольдовны и узнала ее.

«О-о, она гораздо хуже в действительности, нежели на портрете», — подумала она, и это ей доставило большое удовольствие.

Селина внутри вся дрожала и делала неимоверные усилия, чтобы овладеть собой. Она думала, что вот-вот выдаст себя, но, к своему крайнему удивлению, оказалось, что чем больше она внутренне волновалась, тем спокойнее играла свою роль и тем спокойнее произнесла в ответ на слова Анны Леопольдовны:

— Нечего докладывать, потому что вы сами и есть принцесса.

— О, да вы и в самом деле все знаете! — воскликнула Анна Леопольдовна, воображавшая, что ее наивная хитрость, заранее условленная с Юлианой, непременно должна будет обмануть гадалку.

— Да, я знаю все! — сказала Селина де Пюжи, внимательно и почти вызывающе оглядев принцессу Анну Леопольдовну.

Она знала, что ее собственная внешность гораздо привлекательнее, чем у этой похожей на немецкий крендель принцессы. Конечно, она ненавидела Анну Леопольдовну, и именно в силу этой ненависти, та показалась ей до того невзрачной, что ей даже стало обидно иметь дело с такой соперницей.

24

ДВЕ СОПЕРНИЦЫ

— Как же она нам будет гадать? — спросила Анна Леопольдовна по-немецки у Юлианы Менгден и тут же перевела свой вопрос по-французски.

В первую минуту француженке захотелось выкинуть какую-нибудь штуку, надсмеяться над принцессой под видом того, что этого якобы требует гаданье, но она все же удержалась.

В те времена всевозможные сказания и кудесничества были сильно развиты, и большинство таких женщин, из которых была Селина де Пюжи, знали раскладывание карт, хиромантию, то есть гадание по линиям руки, раскладывание бобов и другие способы, усовершенствованные довольно многочисленными магами, то и дело появлявшимися тогда.

Селина была знакома с хиромантией, и, хотя ее знания были в этой «науке» недостаточно велики, но их все же было вполне достаточно, чтобы увидеть, что судьба Анны Леопольдовны, как ей показывали линии руки, не предвещала ничего доброго. Она пристально и внимательно глядела на протянутую ей и перевернутую ладонью вверх руку принцессы и была поражена явными указаниями угрожающего характера. Юпитер был отмечен ясно, но покрыт сеткой, что означало возвышение, но затем падение. Линия жизни указывала на недолговечность, а линия счастья, которая у некоторых так определенно идет от среднего пальца через всю ладонь, вовсе отсутствовала. Не могло быть сомнений, что принцесса должна будет, несмотря на свое положение, претерпеть в жизни гораздо больше горя, чем радости.

Селина тем охотнее верила этому, что ей хотелось именно в это верить, и теперь должна была снова удерживать себя, чтобы уже не надсмеяться над несчастной, как она мысленно уже называла Анну, а только чтобы не сказать ей со злорадством, что того счастья, о котором она грезит, ей не видать, как своих ушей, да и вообще никакого счастья ей не будет.

«Ну что же! — думала Селина. — Пусть я ей скажу, что ее ожидают всевозможные радости, тем тяжелее для нее будет разочарование, когда они не сбудутся!»

Она отлично поняла план, который перед ней развила Грунька, и в вероятность осуществления этого плана она поверила теперь, тем более что видела по руке принцессы, что ее судьба, указанная линиями, вполне соответствует развитому Грунькой плану.

Грунька говорила, что надо вести дело к падению Анны Леопольдовны, и на руке принцессы было ясно указано это падение.

— Вы будете счастливы, будете обожаемы любимым человеком, — горячо заговорила Селина и сейчас же заметила, как у принцессы дрогнули губы.

— Я его увижу? — спросила она чуть слышно.

— О да! Но для этого нужна сила.

— Сила?

— Сила воли с вашей стороны, и только с вашей. Кто умеет приказывать, тому подчиняются. Препятствия, которые стоят на пути, ничтожны; вы только думаете, что вам мешает сильный человек, но этот человек вовсе не силен. Вы должны быть смелы с ним. Решайтесь, и всё — слышите ли! — все, что вы захотите, удастся вам.

— Но ужасно трудно решиться! — сказала вдруг принцесса. — Вот если бы иметь хоть какое-нибудь неопровержимое доказательство, что вы не ошибаетесь!

— Я не могу ошибиться! — отлично играя свою роль, с твердостью произнесла Селина. — Наша наука не ошибается.

— Но дайте мне доказательство этому!

— Какого доказательства желаете вы? Убедитесь ли вы, если я вам скажу то, что знаете только вы и любимый вами человек?

— Скажите, — произнесла принцесса, — как зовут его?

Селина потупилась и, делая над собой новое усилие, с неизъяснимым выражением произнесла:

— Карльхен.

— Вот и неправда, вот и неправда, — захлопала в ладоши Юлиана. — Его зовут Мориц!

— Для вас он — граф Мориц, — подчеркивая слово «граф» остановила ее Селина, — а для меня с принцессой он Карльхен.

Принцесса побледнела и стояла как бы уничтоженная.

По западному обычаю у графа Линара было несколько имен, и в обиходе он звался Морицем, но в числе его имен было и Карл, и уменьшительное Карльхен, которым назвала его сейчас Селина: он признался ей, что так его еще звала в минуту кратких перешептываний принцесса Анна Леопольдовна.

Селина не могла удержаться, чтобы не сказать про Линара, что он — Карльхен для «меня с принцессой», потому что не хотела отдавать ей его, но Анна Леопольдовна поняла эти слова в том смысле, что гадалка примешивает себя тут от того, что уверена в своем знании всех — даже самых интимных — сторон человеческой жизни.

— Это поразительно! — произнесла Анна Леопольдовна и, обернувшись к Юлиане, сказала ей по-немецки: — Я именно так звала его, когда нас никто не слышал. Поразительно! Да, теперь я верю, то есть я убеждена! — добавила она снова по-французски в сторону Селины. — Скажите же, что я должна сделать, с чего начать.

— Прежде всего, — внушительно произнесла Селина растягивая слова, — надо выйти из атмосферы его влияния.

— Я не совсем понимаю! — сказала принцесса. — Какой атмосферы? Какого влияния?

— Вашего врага, которого вы должны свергнуть.

— Это, очевидно, герцога Бирона! — шепнула почти с благоговением Юлиана.

— Если бы даже герцога! — продолжала Селина. — Вам нечего смущаться, так как вы свергнете его, будь он даже король, да, да, вы свергнете его! Но теперь вы находитесь в сфере его влияния, он тут, возле вас.

— Да, да! Поразительно! — снова повторила Анна Леопольдовна, которой теперь всё уже казалось поразительным из того, что говорила гадалка.

Селина видела, какое впечатление производят ее слова, и стала говорить еще смелее и настойчивее.