Римляне, упоенные недавней победой над вейентами и не осведомленные о военной мощи галлов, не только в оскорбительной форме отказываются удовлетворить их законное требование, но еще и избирают нарушителей военными трибунами с консульской властью. Тогда галлы оставляют Клузий и стремительным маршем идут на Рим. Наспех собранное римское войско выступает им навстречу. Примерно в двадцати километрах от города, у впадения в Тибр речки Аллия два войска встречаются. У галлов большое численное преимущество. Римляне растягивают фронт, но галлы все равно его обходят. Не начав сражения, римляне обращаются в бегство. Большая часть воинов, в панике побросав оружие, переплывает Тибр и укрывается в Вейях. Остальные бегут в Рим. В тот же вечер (18 июля 390 г. до Р.Х.), не встретив сопротивления, галлы подходят к городу. К своему удивлению, они находят городские ворота незапертыми, а на стенах не видно его защитников. Опасаясь ловушки, галлы останавливаются на ночлег.

А тем временем в Риме «...ни той ночью, ни на следующий день, — пишет Тит Ливий, — люди уже не напоминали тех трусов, что бежали при Аллии. Не было никакой надежды защитить город оставшимися столь малыми силами, и потому римляне решили, что способные сражаться юноши, а также самые крепкие из сенаторов должны вместе с женами и детьми удалиться в Крепость и на Капитолий, свезти туда оружие, продовольствие и оттуда, с укрепленного места, защищать богов, граждан и имя римское. Фламину и жрицам-весталкам поручили унести как можно дальше от резни и пожара общественные святыни, чтобы о почитании богов было забыто не раньше, чем сгинет последний из почитателей. Если грозящее Городу разрушение переживут Крепость и Капитолий, обитель богов, если уцелеет боеспособная молодежь и сенат, средоточие государственной мудрости, то можно будет легко пожертвовать толпой стариков, оставляемых в Городе на верную смерть. А чтобы чернь снесла это спокойнее, старики — триумфаторы и бывшие консулы — открыто заявляли, что готовы умереть вместе с ними: лишние люди, не способные носить оружие и защищать отечество, не должны обременять собою воюющих, которые и так будут во всем терпеть нужду». (Тит Ливий. История Рима. Т. 1, V, 39)

Остальная масса граждан, в большинстве своем плебеи, непригодные к военной службе, перешли по мосту через Тибр и бросились в близлежащие города или рассеялись по соседним деревням.

«Между тем в Риме, — продолжает Ливий, — были закончены все приготовления к обороне Крепости, какие могли быть предприняты в подобных обстоятельствах. После этого все старцы разошлись по домам и стали ждать прихода неприятеля, душою приготовившись к смерти. Те из них, кто некогда занимал курульные (высшие государственные. — Л.О.) должности, желали умереть, украшенные знаками отличия своей прежней счастливой судьбы, почестей и доблести. Они воссели в своих домах на креслах из слоновой кости, облачившись в те священные одежды, в коих вели колесницы с изображениями богов или справляли триумфы. Некоторые передают, будто они решили принести себя в жертву за отечество и римских квиритов и будто сам Великий понтифик Марк Фабий произнес над ними посвятительное заклинание.

За ночь воинственность галлов несколько приутихла. Кроме того, им не пришлось сражаться, не пришлось опасаться поражения в битве, не пришлось брать Город приступом или вообще силой — поэтому на следующий день они вступили в Рим без злобы и рвения. Через открытые Коллинские ворота они добрались до форума, обводя глазами храмы богов и крепость, которая одна имела вид изготовившейся к отпору. На тот случай, если из Крепости или Капитолия совершат вылазку против разбредшихся воинов, галлы оставили небольшую охрану, а сами кинулись за добычей по безлюдным улицам. Одни толпой вламывались в близлежащие дома, другие стремились в те, что подальше, как будто именно там и собрана в неприкосновенности вся добыча. Но потом, испуганные странным безлюдьем, опасаясь, как бы враги не задумали какого подвоха против тех, кто блуждает поодиночке, галлы начали собираться группами и возвращаться на форум и в кварталы по соседству. Дома плебеев там были заперты, а знатных — стояли открытыми, и тем не менее они входили в них чуть ли не с большей опаской, чем в закрытые. С благоговением взирали галлы на тех мужей, что восседали на пороге своих домов; кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у смертных, эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью, которая отражалась на их лицах. Варвары дивились на них, как на статуи. Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах. После их убийства не щадили уже никого из смертных, дома же грабили, а после поджигали». (Там же. 41)

Я не склонен разделять патриотические восторги по поводу военных побед наших предков и числа убитых ими врагов. Но все-таки это дорогого стоит — иметь право вообразить в истории своего народа опустевший город и стариков в торжественных одеяниях, восседающих в ожидании жертвенной смерти!

В течение нескольких дней с высоты Капитолийского холма воины и сенаторы в отчаянии наблюдали как пожары и разрушения уничтожают Рим. Однако галлам не удалось выманить римлян из крепости, и они решили ее штурмовать. Штурм не удался. Склоны холма были слишком круты, и римляне, хотя их было мало, легко сбрасывали вниз карабкавшихся по скалам галлов. Было решено взять защитников крепости измором. Но оказалось, что и для самих галлов в городе нет продовольствия, — его запасы погибли в огне пожаров. Из соседних же деревень хлеб успели свезти и укрыть за стенами Вейи. Часть войска отправляется за провиантом в отдаленные окрестные города. На свою беду фуражиры оказываются вблизи Ардеи, где как раз находится Камилл. Он уговаривает ардеян, союзников Рима, не отсиживаться за стенами, а воспользоваться беспечностью галлов и напасть ночью на их неохраняемый лагерь. План Камилла удается — горстка ардеян под его командой устраивает сущую резню в лагере растерявшихся спросонья галлов.

Эта дерзкая акция заставляет римлян, укрывшихся в Вейях, вспомнить об обиженном полководце. Они уже оправились от понесенного поражения и горят желанием смыть с себя позор. В Вейи все эти дни стекаются воины, рассеявшиеся по окрестностям после злосчастной битвы, прибыло и подкрепление из Лация. Не хватало только полководца. Со всеобщего согласия было решено пригласить из Ардеи Камилла.

Но тут вмешиваются римская дисциплинированность и почитание законов. Диктатора может назначить только сенат, а он в Риме, окруженный на Капитолии. Казалось бы, какая бессмыслица считаться с этим законом на краю гибели государства! Но для римлян это не так. Последующий рассказ Тита Ливия, быть может, легендарен, но представьте себе, какую роль эта легенда играла во всей последующей истории Рима. Итак, предоставим ему слово:

«Проникнуть через вражеские посты было делом рискованным — для этого свершения предложил свои услуги отважный юноша Понтий Коминий. Завернувшись в древесную кору, он вверил себя течению Тибра и был принесен в Город, а там вскарабкался по ближайшей к берегу скале, такой отвесной, что врагам и в голову не приходило ее сторожить. Ему удалось подняться на Капитолий и передать просьбу войска на рассмотрение должностных лиц. В ответ на нее было получено распоряжение сената, согласно которому Камилл, возвращенный из ссылки куриатными комициями, немедленно провозглашался от имени народа диктатором; воины же получали право выбрать полководца, какого пожелают. И с этим вестник, спустившись той же дорогой, поспешил обратно. Отряженные в Ардею послы доставили Камилла в Вейи». (Там же. 46)

Далее у Тита Ливия следует знаменитый эпизод, когда гуси спасли Рим, точнее, крепость на Капитолии. Быть может, обнаружив следы дерзкого юноши, галлы решают подняться на холм по его пути — наверняка плохо охраняемом из-за своей крутизны. «Под покровом ночи, — пишет Тит Ливий, — они сперва выслали вперед безоружного лазутчика, чтобы разведать дорогу, а потом полезли наверх уже все. Там, где было круто, они передавали оружие из рук в руки; одни подставляли плечи, другие взбирались на них, чтобы потом вытащить первых; если было нужно, все подтягивали друг друга и пробрались на вершину так тихо, что не только обманули бдительность стражи, но даже не разбудили собак, животных столь чутких к ночным шорохам. Но их приближение не укрылось от гусей, которых, несмотря на острейшую нехватку продовольствия, до сих пор не съели, поскольку они были посвящены Юноне. Это обстоятельство и оказалось спасительным. От их гогота и хлопанья крыльями проснулся Марк Манлий, знаменитый воин, бывший консулом три года назад. Схватившись за оружие и одновременно призывая к оружию остальных, он среди всеобщего смятения кинулся вперед и ударом щита сбил вниз галла, уже стоявшего на вершине. Покатившись вниз, галл в падении увлек за собой тех, кто поднимался вслед за ним, а Манлий принялся разить остальных — они же, в страхе побросав оружие, цеплялись руками за скалы. Но вот уже сбежались и другие римляне, они начали метать стрелы и камни, скидывая врагов со скал. Среди всеобщего обвала галльский отряд покатился к пропасти и рухнул вниз». (Там же. 47)