Вторая половина V века прошла под флагом борьбы плебеев — на этот раз уже состоятельных плебеев, — за гражданское равноправие с патрициями. Главное значение, конечно, имело право быть избранными на государственные должности: консула, цензора и диктатора, а также в состав жреческих коллегий. Но особенно чувствительно уязвляло плебеев запрещение браков между двумя сословиями. Средства же в этой борьбе были те же, что и ранее: решения сената и распоряжения консулов, с одной стороны, и трибунское вето — с другой. Она продолжалась добрых полтораста лет. Медленно, шаг за шагом отвоевывали себе плебейские лидеры право на равные с патрициями власть и почет. Мы не будем следовать за перипетиями их борьбы — это скучно. Но, чтобы все-таки представить себе чувства тех, чьим потомкам предстояло вместе с отпрысками древних патрициев составить элиту города Рима, дадим слово трибуну Канулею. Вот (в передаче Тита Ливия) его речь, обращенная к народу в 445-м году — в самом начале этого упорного противоборства:

«Я и прежде, квириты, не раз замечал, как гнушаются вами патриции, считая вас недостойными жить с ними в тех же самых стенах единого Города; теперь это мне совершенно ясно — с такой яростью ополчились они на наши предложения, в которых нет ничего иного, кроме напоминания о том, что мы — их сограждане и хоть разный у нас достаток, но отечество — то же самое. Предлагаем же мы всего две вещи. Первое: мы требуем права на законный брак, которое обычно предоставляется и соседям, и чужеземцам: ведь даже побежденным врагам мы даруем право гражданства, которое куда как важней. Второе: мы не требуем ничего нового, а лишь домогаемся того, что и так уже принадлежит народу римскому, — права вверять власть тому, кому он сам пожелает. Почему же в ответ они подняли такую бурю, почему чуть ли не нападают на меня в сенате, почему готовы дать волю рукам и осквернить насилием освященный неприкосновенностью сан трибуна? Если римскому народу будет дано право свободно выбирать тех, кому хочет он вверить консульские полномочия, и плебей, достойный высшей, самой высокой должности, не будет лишен надежды ее получить, то неужели не устоит Город? Да разве вопрос, быть ли плебею консулом, равнозначен тому, как если бы в консулы предлагался раб или отпущенник? Чувствуете ли вы теперь, каково их к вам презрение? Будь это возможно, они отняли бы у вас и вашу долю дневного света; их бесит уже то, что вы дышите, что подаете голос, что имеете человеческий облик, и вот — боги милостивые — они объявляют, что нечестиво делать плебея консулом». (Тит Ливий. История Рима. Т. 1, IV, 3)

Нечестивость здесь упомянута не случайно. Главным возражением патрициев было то, что плебеев римская религия (а значит, сами Боги!) не допускает к птицегаданиям. Далее Канулей с горечью говорит:

«...запрет и отмена законных браков между патрициями и плебеями преследует лишь одну цель — унизить плебеев. В самом деле, почему вам тогда не запретить законные браки между богатыми и бедными? То, что везде и всюду было частным делом каждого — кому в какой дом приводить жену, из какого дома приходить за женой мужу, — вы забиваете в колодки надменнейшего закона, грозя расколоть граждан и сделать из одного гражданства — два. Вам осталось только нерушимо постановить, чтобы плебей не селился рядом с патрицием, не ходил по одной с ним дороге, не участвовал в общем застолье, не стоял на одном форуме». (Там же. 4)

В этом же году запрет на смешанные браки был отменен, и плебеи получили право быть избранными «военными трибунами с консульской властью». Это своеобразный компромисс. Право командования и даже право жизни и смерти подчиненных на войне, но без права совершения ауспиций. Любопытно, что еще в течение нескольких лет народ и на эти должности выбирал патрициев.

Перечень дат завоевания плебеями прав на занятие одной за другой всех магистратур не многим обогатил бы наше изложение. Отметим лишь, что примерно столетие ушло на овладение всеми «светскими» государственными постами, и еще полстолетия прошло, прежде чем было законодательно разрешено плебеям совершать ауспиции в качестве авгуров. К началу III века до Р.Х. плебеи добились практически полного равенства в гражданских правах с патрициями. В сенате уже давно плебейские роды заседали с патрицианскими. Богатая верхушка плебейского сословия слилась с патрицианской аристократией в одну «благородную элиту» (нобилитет).

Но вернемся на столетие назад — к концу V века до Р.Х.

Камилл

В 406-м году начинается очередная, но, в отличие от всех предыдущих затяжная (на 10 лет!) война с близлежащим по другую сторону Тибра богатым этрусским городом Вейи. В ходе этой войны впервые сенатским постановлением вводится жалованье солдатам и соответственно сбор средств для этой цели — сначала добровольный, а затем и принудительный, в виде военного налога. Также впервые римляне не снимают осаду города зимой. Однако победить упорство вейентов не удается. Другие этрусские города приходят на помощь осажденным, ситуация осложняется.

В 396-м году сенат принимает решение о назначении диктатора. Выбор падает на Марка Фурия Камилла. Опытный полководец, он казнями пресекает далеко зашедшее разложение осаждающего войска. Прекратив пустые случайные стычки с неприятелем, он заставляет всех воинов, разбив их на шесть смен, днем и ночью рыть подкоп под стены города. Вейенты этого не замечают. И наступает роковой для них день. Камилл начинает штурм крепости. Все ее защитники, поднявшись на стены, отражают натиск неприятеля. А тем временем римляне через подкоп выходят им в тыл. Вспыхивает паника. Ворота крепости распахиваются, и город наполняется римскими воинами. Его защитники капитулируют. Начинается избиение горожан... И вот уже все оставшиеся в живых жители города проданы в рабство, а его богатства разграблены солдатами и подошедшим из Рима простонародьем. Камилл вскоре слагает с себя диктаторские полномочия.

В течение двух последующих лет идет борьба между беднейшими плебеями и патрициями за обладание обширными близлежащими землями вейентов. Плебеи требуют их раздела. Они намерены и сами переселиться в опустевшие Вейи. Патрициям едва удается добиться отклонения закона о переселении. Зато приходится согласиться на подушный раздел между плебеями всей захваченной земли. Каждому желающему нарезано в собственность почти по два гектара. Победителя же вейентов, Камилла, как это нередко случается, римская толпа «отблагодарила» клеветой. Один из трибунов вызвал его в суд из-за вейской добычи. Оскорбленный полководец удалился в добровольное изгнание, «...моля бессмертных богов, чтобы неблагодарный город, которым он был безвинно обижен, как можно скорее пожалел о нем». (Тит Ливий. История Рима. Т. 1, V, 32) И действительно, ждать пришлось недолго.

В 391-м году в Рим пришло известие, что галлы осадили расположенный километрах в ста пятидесяти к северу этрусский город Клузий. Еще со времен Тарквиния Древнего несколько воинственных галльских племен, одно за другим, перевалив через приморские Альпы, захватили обширные земли в Северной Италии по обе стороны реки Пад (нынешний По). Впоследствии эта область будет именоваться Цизальпинской Галлией. В начале IV века до Р.Х. умножившимся галльским переселенцам не стало хватать земли и они начали продвигаться к югу. Клузийцы были наслышаны о многочисленности и военной мощи галлов и потому отправили послов в Рим с просьбой о помощи. Римляне не были связаны никаким союзом с Клузием и в помощи отказали. Но все же они посылают трех знатных юношей к галлам спросить, по какому праву те напали на мирных клузийцев. Галлы отвечают, что их право в оружии и что для храбрых мужей нет запретов. Жители Клузия, мол, имеют больше земли, чем могут обработать, — пусть поделятся добром, а не то галлы отнимут ее силой. В начавшемся вскоре сражении горячие римские послы, в нарушение всех норм международных отношений, принимают участие, и один из них убивает галльского вождя. Возмущенные галлы шлют в Рим посольство с требованием выдачи юношей.