— Возможно, там будет не одна машина, — заметил Степанов. — Вероятно, несколько автомобилей. Необходимо проследить их маршрут.

— Думаю, они отправятся в аэропорт, — сказал Кузанни. — Меня будет интересовать фотоматериал обо всех, кто войдет с ними… или с ним… в контакт… Если, конечно, кто-то войдет… В том случае, если контакт состоится, я хочу знать, куда поедет человек, подходивший к ним… Или полетит. Более того, я хочу, чтобы вы и ваш помощник и дальше сопроводили этих джентльменов, поглядели, где они остановятся в том городе, куда их доставит самолет… И продолжали смотреть за ними до тех пор, пока я не скажу «стоп».

— А как вы мне это скажете, хотел бы я знать? Будете летать вместе со мной и Францем?

— Нет. Я не буду летать вместе с вами. Я дам вам свой телефон в отеле «Кемпинский». И буду ждать звонков.

— Вы понимаете, сколько может стоить такого рода операция?

— Думаю, дорого.

— Франц, — Прошке обернулся к помощнику, следовавшему за ним неотступно, — пожалуйста, поинтересуйтесь, какие рейсы вылетают из города вечером… Их примерно двенадцать… Сделайте заказ на билеты… На наши имена… на все рейсы.

Кузанни и Степанов переглянулись: парень с хваткой.

— Вернемся к вопросу об оплате работы, — сказал Прошке.

— Я понимаю, что это дорого, — повторил Кузанни.

— Не просто дорого, мистер… А очень дорого…

— Я готов оплатить расходы. О билетах на самолете, аренде машин и номерах в отелях не говорю, само собой разумеется… Просьба не брать билеты первых классов, не арендовать «ягуары» или «роллс-ройсы» и не поселяться в отелях люкс.

Прошке поинтересовался:

— Как долго я должен топтать интересующих вас людей?

— Не знаю, — ответил Кузанни, взглянув на Степанова. — Пока не знаю.

— Если я потеряю их, это скажется на гонораре?

— Во что вы оцениваете работу? — спросил Кузанни,

— Я не знаю, каков уровень подготовленности объектов наблюдения…

Степанов убежденно ответил:

— Самый высокий.

Прошке сразу же поинтересовался:

— Имеете информацию?

— То, что у меня появится, будет вручено вам на аэродроме, когда вы передадите мистеру Кузанни снимки, сделанные на месте…

Кузанни со вздохом пояснил Прошке:

— Русский комплекс — избыточная подозрительность, ничего не попишешь…

— Ничего не попишешь, — согласился Прошке. — Что ж, сегодняшняя фотооперация — две тысячи, первые два дня нашего путешествия-погони будут стоить вам тысячу семьсот марок… Тысяча мне, семьсот Францу… За последующие дни я бы хотел получить по две тысячи пятьсот, это, конечно, много, очень много, но справедливо.

— Слишком дорого, — сказал Кузанни.

Степанов покачал головой:

— Нет, Юджин, это по правилам. Господину Прошке предстоит смотреть не за любовниками, он прав… Риск велик, мы не должны скрывать это, нечестно, а ничто так высоко не оплачивается, как риск…

— Где здесь можно поменять деньги на мелочь? — поинтересовался Кузанни. — Мне надо позвонить в Голливуд.

— В «Ля боке», — ответил Прошке. — Наменяют, сколько хотите.

В ресторане было пусто; усатый итальянец, подражавший основателю ресторана (тот сейчас купил дом на Корсике, хорошо заработал во время западноберлинского бума; вложил доллары в швейцарский банк, получает десять процентов годовых), лениво подошел к кассе, выгреб пригоршню пятимарочных монет, ссыпал их в карман Кузанни, определив на глаз:

— Вы мне должны девяносто бумажек; возможно, я потеряю на этом пять марок, а если выиграю, то сущий пустяк, пересчитывать — дороже.

— Вы выиграли десять марок, Карло, — меланхолично заметил Прошке. — Я подсчитал. Ссыпали ровно восемьдесят марок, хороший бизнес.

Кузанни и Степанов переглянулись; Кузанни чуть улыбнулся, подмигнув русскому: парень что надо; когда спустились в туалет, где было два автомата, один городской, а другой международный.

Степанов заметил:

— Господин Прошке, если вы будете работать так же четко, как сейчас считали монеты, за исход дела можно не волноваться.

— Думаете? — Прошке зевнул, прикрыв рукой рот, сделавшийся круглым, как вход в тоннель. — Хорошо, если так. На самом-то деле Карло проиграл, сыпанул девяносто пять марок, но я не терплю штучек — деньги любят счет.

…В туалете было чисто, как в операционной; черный кафельный пол, голубые умывальники, хрустящие салфетки, фирменное мыло в маленьких коробочках, сделанных под черепаху; к счастью, никого из посторонних не было. Как медленно человечество постигает самые простые истины: зачем было платить деньги старухе, которая дремала здесь на стуле, собирая с посетителей пятьдесят пфеннигов, когда значительно экономичней врезать в кабинки замки с копилкой?!

Кузанни набрал голливудский номер продюсера Гринберга; тот, по счастью, был дома; разница во времени, там еще поздний вечер.

— Привет, Стив, это я.

— Ты уже в Берлине? — спросил Гринберг.

— Да.

— Ну и как?

— Может быть любопытно.

— Съемка скрытой камерой?

— Боюсь, что нет. Телевик. Но такие фото очень хорошо монтируются, Стив, это дает большую достоверность, чем киносъемка, да и потом здешних клиентов на камеру не снимешь, нет времени и, судя по всему, слишком рискованно.

— Тебе виднее. Во сколько это мне станет?

— Оплата их номера в гостиницах…

Прошке поднял палец:

— Нет, нет, двух номеров, пожалуйста! Франц храпит, и потом, я привык засыпать с женщиной.

Кузанни спросил Гринберга:

— Ты слышал?

— Да. Сколько это все будет стоить? Говори сумму, я отвечу тебе «да» или «нет».

— Ты ответишь «да», Стив.

— Сначала назови сумму, — повторил Гринберг.

— Это может стоить плюс-минус двенадцать тысяч долларов.

Прошке покачал головой:

— Неверно. А если интересующие вас люди полетят в Штаты? Чили? Или на Мадагаскар? Пусть переведет пятнадцать тысяч…

— Он говорит, что надо перевести пятнадцать тысяч, Стив.

— Нереально, — ответил Гринберг. — Максимум, на что я могу пойти, это шесть тысяч. Марка по-прежнему падает, так и так ему выгодно, он согласится…

Кузанни обернулся к Прошке:

— Мой продюсер готов уплатить шесть тысяч долларов.

Прошке покачал головой:

— Это несерьезно, мистер.

— Хорошо, но скостите же хоть на сколько-нибудь, — взмолился Кузанни.

Прошке пожевал губами и несколько растерянно шмыгнул носом:

— Ладно, черт с ним, пусть пересылает четырнадцать тысяч.

Кузанни повторил в трубку:

— Он согласен на четырнадцать.

— Это нереально, Юджин! Четырнадцать тысяч баков за двадцать фотографий?! Он хочет сорвать куш на жареном! Найди кого-нибудь еще и сразу называй сумму: «Мой продюсер готов перевести семь с половиной тысяч, и ни цента больше, цена окончательная».

— Сейчас, погоди. — Кузанни снова обернулся к Прошке: — Семь с половиной тысяч. Он говорит, что уплатит семь с половиной тысяч…

Прошке медленно покачал головой; лицо его было обиженным.

— Повторяю: я буду охотиться не за неверной женой. Он знает, о ком идет речь?

— Хорошо, Стив, — сказал Кузанни, — давай уговоримся так: я иду на риск… Семь с половиной тысяч платишь ты, а остальные шесть вычтешь из моего гонорара…

— Не делай глупостей! Он обирает тебя…

— Стив, я прошу тебя сделать то, что прошу…

Прошке написал на салфетке номер телекса:

— Пусть отправит перевод на тринадцать тысяч прямо сейчас же в мой банк, счет шестнадцать двадцать три четыреста пять.

Кузанни повторил; Гринберг раздраженно сказал:

— Погоди, я должен встать с кровати… Диктуй…

— И пусть отправит подтверждение по моему телексу, — попросил Прошке. — Берлин, девяносто семь семьдесят два, «Прайвэт лебенс бюро». Я хочу иметь подтверждение немедленно, — он посмотрел на часы, — потому что через час я должен начать работу… И последнее: когда вы мне назовете адрес, где я должен снимать?