Вместе – в дни раздачи вина и водки. Колло празднички устраивал, баловал народ, чтобы не вредили «Акуне» и его ребятам. В небе загудело, кары на побережье редкость, и толпа задрала головы. На площадь снижался десантный транспорт, напористо, по-хозяйски закладывая виражи.

– Йо-хо! Сейчас тебе прилетит, урод! – взвизгнул давешний выпивоха, рванул на себе обвисшую майку. – По твою душу пожаловали!

Пауль, конечно, транспорт признал. Наклонился к Олив, велев увести Масика и самой не показываться, но девчонка упрямо мотнула косичками. Это в Афро-Азиатском Союзе есть суды, стражники, правительство, налоги и дотации, а здесь, на Клёте, лишь воля сильного. И никто не защитит. Пауль расстегнул кобуру, хотя и сознавал, что для шайки наёмников он даже не пыль под сапогами, так – молекула.

Они откинули борт, посыпались на плиты площади, выщербленные, не чинёные лет сто. Пришлые выделялись здорово, ни за что домергианина с человеком не спутаешь. И рост у них одинаков, и стати, и ещё нечто неуловимое, отталкивающее. Совершенство, понял Пауль и покрепче перехватил рукоять старенького надёжного оружия. Лица правильные, будто выверены по линейке, оттого кажется, они все на подбор красивы. Ни сутулости, ни лишнего жира, ни болезненной худобы, ни увечий. Даже прыщей нет, даже морщин! Широкий разворот плеч, прямые спины, упругая резкость движений. Значит, предателям, удравшим от ответственности, как Алекс, всегда пряник, а тем, кто свою лямку тянет молча, всегда кнут? Пауль мало разбирался в инопланетных делах, но, чтобы вырастить эдаких богатырей, трижды в день нужна сытная пища, врачи грамотные нужны… Безупречные, где им жалеть убогий Клёт, школу какую-то? Их предки собрали миллиончики да и дёрнули из Европы, к чертям собачьим.

Наёмники выстроились около кара, без любопытства оглядывали притихшую толпу. С пилотского кресла выпрыгнул Димма, вот кого не ожидал встретить. Откатил перед кем-то дверцу, и Пауль сплюнул на песок. Босса своего приволокли, сами ссут, что ли, с поселковыми сцепиться? Все вытаращились на высокого мужика в кепке и потёртом комбинезоне стражника – редко психа Спану увидишь вблизи; а у Пауля сердце стукнуло громко, заколотилось. Сейчас Димма наглядно докажет, что добро творить глупо, ради чужаков и подавно.

Первым рот открыл наёмник из здешних, тот ещё задира. Домергиане молчали, что не успокаивало. Пауль, как и прочие, вдоволь на них в стычках налюбовался. Много не болтают, зато дерутся, куда там страже.

– Чего собрались? – морда у наёмника рябая, у его предков денег на фокусы с генетикой не было. – Лавки закрыты, а? Так откройте, мы закупаться.

Закупаться! Человек десять ринулись к своим лоткам, загремели замками. Вот и кончился разговор про школу. Сейчас пойдёт торговля, хозяева ж требуют! Пауль слез с шаткой трибуны из камней и досок, обогнул прилавки и, держа руку на рукояти, двинулся к пришлым. Ему вдруг стало холодно и очень-очень весело.

Он был в паре шагов от Спаны и, что намеревался сделать, подумать не успел, но Димма вклинился между. Спана обернулся, плеснул ядовитой синевой из-под ресниц, хренов полубог! Лицо гладкое, точно море в ясный полдень, и под безмятежной красой такое же свирепое.

– Это Пауль Хейг, – Димма оттёр его плечом, – он инженер. Нам бы базу подправить, Колло сидел там, как свинья, забор валится… господин, поговори с ним.

Димма надменного гада зовёт господином, заискивает, вертится. А чего ты ожидал? Домергианин с тобой, с клётским оборванцем, искренне дружбу сведёт? Спана рассматривал его, как сквозь воду, отстранённо, без эмоций, или Пауль не умел читать чувства инопланетника, но с Диммой-то получалось… а глаза у них, и правда, не по-земному яркие, зоркие, будто у птиц. У Диммы огненная чернота, у «господина» – дикая, страшная синь. Никогда такого не видал, ни у людей, ни у пришлых.

– Инженер на Клёте, – Спана сунул меж полных, строгой лепки губ сигарету, – ты не ошибся ли, Димма?

Пахнуло лимонной водкой, и Пауль удивился до икоты, аж бешенство улеглось. Спана не хотел задеть его, как и Димма тогда не хотел. Они не человечьей породы, и толковать с ними нужно иначе.

То случилось в начале лета, когда работы много, рыба идёт косяками, и детишки всем мешают. Пауль привёз обеды в школу, на своё жалованье купил, сам разбавил кубики сои, вышел во двор, собираясь отловить девчонок и заставить раздать жратву. У заросшего бурьяном забора кто-то вскрикнул придушенно, Пауля понесло туда, чёрт разберёт зачем. Рослый, крепкий мужик лупил плёткой мальчишку, тот и не защищался, не прикрывался, плечи, грудь были располосованы. На Клёте правила воспитания незамысловаты, виноват – получи, и тащить поселковым городскую науку, где попробуй тронь ребёнка, Пауль считал глупостью. Ну ладно, затрещина, вон его приёмный сынок Лукас не раз напрашивался, но плетью бить?.. Мальчишка к тому же был щуплый и до того тоненький, что жалость пихнула вперёд. Пауль перехватил запястье мужика, тот вырвался шутя, без малейшего усилия, уставился разбойничьими, в цвет угля, глазами и засмеялся.

Позже Димма рассказывал ему, что на Домерге плеть достаётся каждому, некоторых и взрослыми секут. Флагелла, если на их вычурном языке, полагалась за просчёты, лень и недосмотр, проступки, словом, не смертельные. В тюрьме у них не держали, канители с судами не разводили: либо порка, либо к стенке. На взгляд домергианина, он ничего плохого с сыном не делал, всего-то всыпал за прогулы. «Меня однажды, знаешь, как выпороли? Неделю с койки не сползал! Наша старшая, тоже Ворон вроде меня, велела лечь и всыпала по приказу статусного офицера. Кожу до костей содрала». Паулю сильно повезло. Димма мог размазать его по школьной тропинке, и никаких тебе инопланетных баек. Но чужак присвистнул сквозь зубы, приказал сыну надеть сброшенную ради наказания рубашку и убрался прочь.

– Я займусь вашей базой и забор поставлю. – Домергианам чхать на поселковые заморочки, они в своём соку варятся, помни. – Бесплатно. Хоть дворец построю, только не закрывайте школу. И больницу.

Он бы добавил про Колло, который без затей нагнал в «Акуну» парней с автоматами, едва ушли нефтяники. Про обещания поставлять ток по низкой цене и про то, что теперь всякий нищеброд платит по ставке космопорта, но удержался.

– Пожалуйста, – он бы лучше себе язык откусил, чем унижаться, – не для себя прошу. Для детей.

Спана смотрел на солнце, не щурясь, но тут моргнул, будто его обругали. Отвинтил крышку обыкновенной потасканной, как его комбинезон, фляжки, не стыдясь зевак, выпил.

– Меня не волнуют ваши дети. И больница никуда не годится. – Кроме водки от него пахло чем-то знакомым, тёмным, прогорклым до самых печёнок. – У нас на Штормовых островах есть клиника… впрочем, мне некогда. Димма!

Он устал, христианский бог мамаши знает, до чего он устал. Доказывать, бегать, упрашивать, быть всем должным – мудаку Алексу, несчастным Масику и Олив, Лукасу, что, того гляди, рубанёт его ночью топором. Этим скотам на площади – таращатся на перебранку, и ни один с места не двинется.

– Есть клиника? Наверное, с новинками из «двух А», да? Наших туда не пустят, подыхайте, где вздумается. И ток отключите, ну, чтоб совсем, – он протянул руку, сжал в кулаке ворот линялой майки. – Совесть у тебя имеется, выродок инопланетный?!