Ломинадзе входил в группу бывших закавказских руководителей, которых Орджоникидзе считал «своими» и которым оказывал постоянное покровительство. В начале 30-х годов Сталин убрал выдвиженцев и приятелей Орджоникидзе с руководящих постов в Закавказье (эта акция, сопровождавшаяся многочисленными конфликтами и выяснением отношений, кстати, также не улучшила отношения между Сталиным и Орджоникидзе). Однако Орджоникидзе продолжал покровительствовать опальным закавказцам. В сентябре 1937 г., уже после смерти Орджоникидзе, один из членов его «кружка», бывший первый секретарь Заккрайкома М.Д. Орахелашвили, арестованный НКВД, подписал такие показания: «С самого же начала я клеветнически отзывался о Сталине, как о диктаторе партии, а его политику считал чрезмерно жестокой. В этом отношении большое влияние на меня оказал Серго Орджоникидзе, который ещё в 1936 году[426], говоря со мной об отношении Сталина к тогдашним лидерам Ленинградской оппозиции (Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Залуцкий), доказывал, что Сталин своей чрезмерной жестокостью доводит партию до раскола и в конце концов заведёт страну в тупик… Прежде всего, будучи очень тесно связан с Серго Орджоникидзе, я был свидетелем его покровительственного и примиренческого отношения к носителям антипартийных контрреволюционных настроений. Это, главным образом, относится к Бесо Ломинадзе. На квартире у Серго Орджоникидзе Бесо Ломинадзе в моём присутствии после ряда контрреволюционных выпадов по адресу партийного руководства допустил в отношении Сталина исключительно оскорбительный и хулиганский выпад. К моему удивлению, в ответ на эту контрреволюционную наглость Ломинадзе Орджоникидзе с улыбкой, обращаясь ко мне, сказал: «Посмотри ты на него!», — продолжая после этого в мирных тонах беседу с Ломинадзе. Примерно в таком же духе Серго Орджоникидзе относился к Левану Гогоберидзе. Вообще я должен сказать, что приёмная в квартире Серго Орджоникидзе, а по выходным дням его дача (в Волынском, а затем в Сосновке) являлись зачастую местом сборищ участников нашей контрреволюционной организации, которые в ожидании Серго Орджоникидзе вели самые откровенные контрреволюционные разговоры, которые ни в какой мере не прекращались даже при появлении самого Орджоникидзе»[427].

Даже если учесть, как выбивались показания в НКВД, с большой долей вероятности можно предположить, что в протоколе, подписанном Орахелашвили, не всё было неправдой. Опальные советские руководители, естественно, не жаловали Сталина, резок и несдержан, чему есть множество примеров, был Орджоникидзе. Пока мы не располагаем донесениями НКВД Сталину по поводу настроений его соратников. Но очень вероятно, что сигналы о встречах и разговорах закавказцев, собиравшихся у Орджоникидзе, докладывались Сталину и при жизни Серго. Во всяком случае, как свидетельствуют многочисленные факты, Сталин с крайней неприязнью относился ко многим участникам «кружка» Орджоникидзе. Ненавидел Ломинадзе. Об Орахелашвили, назначенном заместителем директора института Маркса-Энгельса-Ленина, в письме Кагановичу 12 августа 1934 г. Сталин писал: ««Учёный» Орахелашвили оказался шляпой (который раз!). Где его «учёность»?»[428] Собственноручно Сталин отдал приказ об аресте Варданяна и Гогоберидзе. В октябре 1936 г. Сталин писал новому наркому внутренних дел Ежову: «…О Варданяне — он сейчас секретарь Таганрогского горкома. Он несомненно, скрытый троцкист, или во всяком случае, покровитель и прикрыватель троцкистов. Его нужно арестовать. Нужно также арестовать Л. Гогоберидзе — секретаря одного из заводских партийных комитетов в Азово-Черноморском крае. Если Ломинадзе был скрытым врагом партии, то и Гогоберидзе скрытый враг партии, ибо он был теснейшим образом связан с Ломинадзе. Его нужно арестовать»[429].

Все эти аресты вызывали новые столкновения между Сталиным и Орджоникидзе. На том же февральско-мартовском Пленуме, обрушившись на покойного Орджоникидзе, Сталин восклицал: «Сколько крови он себе испортил за то, чтобы отстаивать против всех таких, как видно теперь, мерзавцев, как Варданян, Гогоберидзе, Меликсетов, Окуджава. Сколько он крови себе испортил и нам сколько крови испортил…»[430]

Несомненно являясь последовательным и верным сторонником Сталина, Орджоникидзе, возможно, меньше, чем другие соратники вождя, был слепым орудием в его руках. Человек своевольный, с тяжёлым характером, он во многих ситуациях проявлял строптивость, плохо управлялся. Конфликты между Орджоникидзе и Сталиным, возникавшие на этой почве, видимо, начали обостряться после смерти Кирова, когда Сталин начал преследовать не только бывших оппозиционеров, но и недавних соратников. Одна из первых жертв этой линии, как уже говорилось, — А.С. Енукидзе[431], секретарь президиума ЦИК СССР, человек, близкий к Орджоникидзе. Пока неизвестно, пытался ли Орджоникидзе отстоять Енукидзе, но, как обычно, он продолжал поддерживать дружбу с опальным, что вызывало раздражение у Сталина. 8 сентября 1935 г. (то есть через полгода после смещения Енукидзе с поста и высылки на работу в Закавказье) Сталин писал Кагановичу: «Посылаю Вам записку Агранова о группе Енукидзе из «старых большевиков» («старых пердунов» по выражению Ленина). Енукидзе — чуждый нам человек. Странно, что Серго и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним»[432].

Летом 1936 г. стали обнаруживаться разногласия между хозяйственным и политическим руководством страны по поводу «саботажа» стахановского движения. Сталин, как уже говорилось, использовал эту кампанию для ужесточения репрессивной политики, организации новой волны «спецеедства». Главным тормозом развития стахановского движения он называл саботаж инженерно-технических работников и хозяйственников и требовал беспощадно ломать его. Подобная политика в течение нескольких месяцев нанесла промышленности огромный урон. Это, с одной стороны, заставило несколько отступить Сталина, а с другой, сделало более решительными хозяйственных руководителей. Хорошо зная о реальных причинах многочисленных провалов и неувязок в экономике, истинную цену обвинениям во вредительстве и саботаже, они начали роптать.

В очередной раз открыто это недовольство проявилось в конце 1936 г. на совете при народном комиссаре тяжёлой промышленности. Объясняя причины экономических трудностей, многие руководители предприятий прямо заявляли о пассивности и безответственности инженеров в результате репрессий и обвинений в саботаже. «Основная причина невыполнения нашим трестом производственной программы, — заявил управляющий трестом «Сталинуголь» А.М. Хачатурьянц, — это неудовлетворительная работа командного состава… Командный состав не работает интенсивно вследствие обвинений, которые без разбора предъявлялись к нему… Вместо того чтобы думать, каким образом ввести те или иные новшества… инженеры, боясь попасть в положение саботажников или консерваторов, старались всё делать по букве закона»[433]. Подводя итоги совета, Орджоникидзе поддержал такие выступления. Он назвал обвинения инженерно-технических работников в саботаже «чепухой». «Какие саботажники! За 19 лет существования Советской власти мы… выпустили 100 с лишним тысяч инженеров и такое же количество техников. Если все они, а также и старые инженеры, которых мы перевоспитали, оказались в 1936 г. саботажниками, то поздравьте себя с таким успехом. Какие там саботажники! Не саботажники, а хорошие люди — наши сыновья, братья, наши товарищи, которые целиком и полностью за Советскую власть», — заявил Орджоникидзе и был поддержан «бурными и продолжительными аплодисментами»[434]. Тут же Орджоникидзе предложил новую формулу объяснения недоработок специалистов: «Теперь же не может быть разговоров о том, что инженерно-технический персонал относится отрицательно к стахановскому движению. Его беда в том, что он ещё не научился по-стахановски работать»[435]. Последующие события показали, что продемонстрированное на совете неприятие гонений против специалистов, хозяйственников не было простой декларацией. Несмотря на усиливающиеся репрессии, Орджоникидзе продолжал попытки вывести из-под удара своих людей и в ряде случаев добивался успеха. Широкую огласку получила, в частности, реабилитация двух директоров — саткинского завода «Магнезит» в Челябинской области Табакова и Криворожского металлургического комбината Весника.