Известные пока сведения о разработке и проведении «реформ» также скорее подтверждают точку зрения Ф. Бенвенути о том, что руководство страны в период «потепления» 1934 г. выступало единым фронтом. Причём, как и в предшествующий период, главным инициатором всякого рода преобразований был Сталин.

Одним из важнейших индикаторов «потепления» с полным основанием считается отмена карточной системы на хлеб согласно решению пленума ЦК ВКП(б) в ноябре 1934 г. Это событие положило начало отмене карточек в целом, значительной переориентации экономической политики от преимущественно административно-репрессивного к смешанному административно-«квазирыночному» регулированию экономики. Некоторые сторонники версии о реформаторстве Кирова относят ноябрьское решение об отмене карточек на хлеб на счёт именно ленинградского секретаря. Источник этого предположения, видимо, содержится в известной книге А. Орлова[284]. По свидетельству Орлова, весной и летом 1934 г. у Кирова начались конфликты со Сталиным и другими членами Политбюро. Одно из столкновений произошло якобы по вопросу о снабжении Ленинграда продовольствием. Киров без разрешения Москвы использовал неприкосновенные фонды ленинградского военного округа. Ворошилов выразил недовольство этим на заседании Политбюро. Киров ответил, что действия эти были вызваны крайней нуждой и что продовольствие будет возвращено на склады, как только прибудут новые поставки. Ворошилов, якобы чувствуя поддержку Сталина, заявил, что Киров «ищет дешёвой популярности среди рабочих». Киров вспылил и заявил, что рабочих нужно кормить. Микоян возразил, что ленинградские рабочие питаются лучше, чем в среднем по стране. «А почему, собственно, ленинградские рабочие должны питаться лучше всех остальных?» — вмешался Сталин. Киров снова вышел из себя и закричал: «Я думаю, давно пора отменить карточную систему и начать кормить всех наших рабочих как следует!»[285]

Документы, подтверждающие рассказ Орлова, неизвестны. Однако конфликты между ленинградскими руководителями (как, впрочем, и руководителями других регионов) и Москвой, по поводу распределения ресурсов и использования государственных фондов, были постоянными и начались вовсе не с весны 1934 г. Особой интенсивности такие столкновения достигли в период голода 1932–1933 гг. (протоколы Политбюро за этот период переполнены решениями по поводу ходатайств с мест, в том числе Ленинграда, об увеличении лимитов централизованного снабжения и снижении планов заготовок). Много подобных конфликтов было и в 1934 г. 5 января 1934 г. Политбюро опросом приняло решение в связи с перерасходом в третьем–четвёртом кварталах 1933 г. хлеба по Ленинграду на 5 тыс. тонн по сравнению с утверждённым планом. По предложению наркома земледелия Чернова Политбюро списало эту задолженность, но обязало ленинградский обком и облисполком впредь никаких перерасходов не допускать[286]. В тот же день, 5 января, по требованию Сталина Политбюро запретило открывать в Ленинграде универмаг для продажи промышленных товаров повышенного качества. Эту просьбу Кирова (он прислал в Москву специальную телефонограмму) поддержали и нарком лёгкой промышленности Микоян, и Молотов. Однако Сталин продиктовал отрицательное решение: «Я против. Открыть лишь тогда, когда мы получим гарантию того, что имеется товаров не менее, чем на 6 месяцев». Сталинское требование было принято Политбюро[287].

В архиве Совнаркома сохранились материалы ещё об одном конфликте такого рода между ленинградскими и центральными властями — по поводу незаконного расходования ленинградскими руководителями части продовольственных фондов. Речь шла о том, что ленинградцы получили в Москве несколько сот тонн мяса и консервов (на 653 тыс. руб. по государственным ценам), продали их по повышенным ценам (на 1143 тыс. руб.), а разницу (490 тыс. руб.) направили на развитие местных свиносовхозов. Операция эта была незаконной, но вполне обычной. Местные руководители, директора предприятий регулярно обходили существующие правила и законы для получения необходимых финансовых ресурсов, сырья и материалов. Широкое распространение, например, в 30-е годы получили так называемые товарообменные операции, когда предприятия обменивались своей продукцией помимо утверждённых централизованных фондов и т.д. Несмотря на строгие указания правительства, такие нарушения приобрели всеобщий характер, потому что без них экономическая система просто не смогла бы работать. Время от времени, однако, некоторых нарушителей привлекали к ответственности. Очередной жертвой кампании по «наведению порядка» как раз и стали ленинградские руководители.

Каким-то образом в СНК СССР стало известно, что по распоряжению заместителя председателя Ленсовета Иванченко от 11 февраля 1934 г. был создан специальный счёт, куда перечислялись деньги, полученные от реализации по коммерческим ценам сравнительно небольшого количества продуктов, специально выделенных Наркоматом снабжения СССР. Суть этой акции была достаточно простой. Ленинградцы, скорее всего, требовали в Москве денег для развития местных свиноводческих совхозов. В Москве денег не дали (получение дополнительных капиталовложений было сложной и длительной процедурой), но пообещали выделить дополнительные продовольственные фонды для продажи. Такая операция была более простой и быстрой, чем прямое получение средств. Однако довести эту операцию до конца не удалось.

3 марта 1934 г. Молотов послал председателю Ленсовета, одному из ближайших сотрудников Кирова, Кодацкому телеграмму с требованием отменить постановление президиума Ленсовета от 11 февраля и наказать виновных[288]. На следующий день Кодацкий сообщил телеграммой, что решение отменено, и просил у Молотова разрешения доложить подробности дела не письменно, а при личной встрече в Москве 7 марта. У Молотова эта просьба, свидетельствующая о нежелании Кодацкого наказывать своих сотрудников, вызвала приступ раздражения. Он собственноручно составил и отправил Кодацкому новую телеграмму: «Предложенных Вами личных соображений недостаточно. Чтобы избежать задержки и устранить неясности в деле образования незаконного продфонда Ленсовета, предлагаю немедленно прислать письменные объяснения и сообщение о мерах взыскания в отношении виновных»[289]. Кодацкий, однако, проигнорировал приказ Молотова (с большой долей вероятности можно предположить, что он советовался с Кировым, прежде чем идти на столь рискованный шаг). Только через полтора месяца окончательно обозлённый Молотов послал Кодацкому новую телеграмму: «Считаю совершенно недопустимым игнорирование Вами требования Совнаркома от 5 марта дать письменные объяснения об образовании незаконного продфонда Ленсовета. Ставлю этот вопрос на рассмотрение Совнаркома 21 апреля. Ваше присутствие на Совнаркоме обязательно»[290].

21 апреля вопрос действительно в присутствии Кодацкого рассматривался на заседании СНК СССР. Несмотря на чрезвычайно скандальный характер дела и явное неподчинение ленинградских властей правительству, решение Совнаркома было мягким. Президиуму Ленсовета предлагалось наказать работников, участвовавших в образовании фонда. Кодацкому было указано на ошибочность игнорирования указаний СНК о предоставлении письменных объяснений и наказании виновных. Заместителю Наркомснаба СССР М. Беленькому, который разрешил Ленсовету образовать фонд, сделали замечание. Совнарком также поручил Комиссии советского контроля проверить наличие и порядок реализации сверхплановых продовольственных фондов в Ленинграде и других городах, что косвенно свидетельствовало о том, что акция ленинградских руководителей была достаточно распространённым явлением[291]. Через неделю, 28 апреля, президиум Ленсовета принял чрезвычайно мягкое решение — поставил на вид Иванченко и другим должностным лицам, причастным к образованию фонда[292].