Но выполнена только часть задачи. Теперь нужно снизиться и из бортового стрелкового оружия обстрелять железнодорожный [106] узел. Снижаемся до полутора тысяч метров, и по моей команде «огонь» из всех стрелковых точек самолета начинается стрельба. Пусть фашисты и в тылу узнают, что такое война. Это наше возмездие за разрушенные города и села, за миллионы убитых и раненых советских граждан, за смерть женщин и детей. По нам бьют теперь зенитки малого калибра. Задание выполнено, и мы, маневрируя, берем курс на аэродром посадки. Идем, по существу, по прямой, так как горючего остается в обрез, а до аэродрома еще целая тысяча километров.

Возвращаемся с почти пустыми баками. На КП собралось больше десятка экипажей, приземлившихся раньше нас. Доклады принимает начальник штаба полка М. Г. Мягкий, бывший кавалерист и отлетавшийся летчик-наблюдатель. Написав краткое донесение, на рассвете спешим в столовую, чтобы, поскорее позавтракав, успеть до обеда выспаться. Ночной сон уже давно заменяем дневным. Во второй половине дня перед нами ставят новую боевую задачу.

Это было лето 1942 года. Фашисты стояли еще под Москвой, а на юге, на Дону, они уже предприняли часть своего летнего, «генерального» наступления. Наша авиация дальнего действия своими массированными ударами по военным объектам фашистской Германии и ее пособников активно мешала планам неприятеля. Не только в Кенигсберге бомбит наш полк вражеские военные объекты, но и в Тильзите, Инстербурге, в районах Данцига, Будапешта, Бухареста, Констанцы, Варшавы и, наконец, Берлина.

Полеты на предельную дальность для штурмана по сложности выполнения наиболее трудные. Их производили тогда только в темное время суток, самолеты вели с помощью визуальной ориентировки, которую в безлунную ночь делать весьма затруднительно. Использование радиополукомпаса над территорией противника почти исключалось, потому что, как правило, мы не знали ни места расположения, ни частоты и позывных приводных вражеских радиостанций. Вся надежда - на правильные расчеты, на точное выдерживание курса и, конечно, на свои глаза, такие глаза, которые и в темноте (да еще при большой высоте) могли бы обнаружить на земле ориентиры - в первую очередь железные дороги, шоссе.

В лунную ночь и на вечерней или утренней заре как ориентиры используем большие и средние реки, озера. При этом согласно известному закону оптики, по которому [107] угол падения равен углу отражения, водная поверхность просматривается только в направлении источника света. Бот этот момент, когда в поле зрения появляется водный ориентир, мы и стараемся не пропустить.

Трудность полета на предельную дальность связана и с тем, что в этом случае запас горючего в баках ограничен и даже незначительные отклонения от заданного маршрута могут привести к нехватке горючего и - как следствие - к вынужденной посадке; иногда приходится покидать самолет с парашютом, и даже над чужой территорией.

В середине августа мы готовимся совершить боевой полет на предельную дальность. Для этого используем подвесные топливные баки. Будем бомбить военные объекты врага. На задание идут все подготовленные к таким полетам экипажи полка: экипажи Гросула, Паращенко, Петелина, Краснова, Душкина, Барашева, Борисова и другие, более молодые, но уже опытные.

Базовым остается пока все тот же аэродром. Но назначается и так называемый аэродром подскока - он расположен всего километрах в пятидесяти от линии фронта. Перелет на этот аэродром производим в первой половине дня. Берем бомбы и пустые подвесные топливные баки, которые заправят на новом месте. Для маскировки летим на малой высоте. Проходя над озерами, внимательно следим за стаями уток и чаек - при столкновении с ними разбивается стекло кабин, появляются вмятины на плоскостях. В моей кабине сидит комиссар полка Н. Г. Тарасенко, а в кабине стрелка-радиста - техник самолета. Комиссар, штурман по специальности, помогает мне советами.

Сюда, на аэродром подскока, прибыли экипажи и из других полков. Всего здесь около сотни самолетов. Неприятель мог знать это, поэтому ввиду возможного нападения с воздуха аэродром прикрывается истребителями, беспрерывно барражирующими над нами.

Вот поступает команда запускать моторы, выруливать на старт. Но в этот момент на летном поле раздаются взрывы: несмотря на усиленное прикрытие с воздуха, один вражеский самолет прорвался все же сквозь заслон. Это был, очевидно, разведчик, в задачу которого входило еще и блокировать аэродром, то есть не дать нашим самолетам взлететь. Но вражеский летчик промахнулся, и бомбы упали в стороне от взлетной полосы. Взлететь мы можем. Но самое опасное ожидает впереди: если разведчик вызовет по радио основную группу своей авиации, то нас накроют еще до взлета. В воздухе в этом случае чувствуешь [108] себя гораздо спокойнее, чем на земле. Экипажи спешат поскорее взлететь. На старте - уже очередь. Выруливаем на самый край аэродрома, чтобы хоть немного была длиннее взлетная грунтовая полоса. Иногда самолет застревал, и техникам, сопровождавшим нас до старта, приходилось усиленно раскачивать его за хвост.

Перед нами взлетает самолет другого полка. Как раз ему не хватило взлетной дистанции, и он, упав в болото, загорелся. Экипажу как будто удалось выскочить из самолета.

Может такое произойти и с нами. Мы на старте. Держим самолет на тормозах. Невзирая на опасность, взлетаем прямо через горящий самолет, едва набрав над ним метров десять.

Наш маршрут проходит над районами Львова, Ужгорода, через Дунай. Погода благоприятствует полету, лишь кое-где в низинах земля под нами затянута вечерним туманом. Время взлета выбрано из такого расчета, чтобы линию фронта проходить в темноте. Так и вышло. По трассам огня и осветительным ракетам определяем, что мы уже на территории, занятой противником. Впереди - еще больше восьми часов полета. Сразу от Львова - он остается слева - начинается облачность. Впереди - Карпаты, а за ними, через 400 километров, - цель. Земли не видно, но на цель во что бы то ни стало надо выйти. Пробую настроить свой РПК-2 на широковещательную радиостанцию противника, хотя вряд ли она работает в такой поздний час. Но, к моему удивлению и, конечно, к радости, я ее поймал.

Точной координаты широковещательной радиостанции мы не знаем, но радиополукомпас ведет нас к югу. Видим - справа зажглись прожекторы, замелькали огненные вспышки…

Цели пока не видно - под нами облака. Но вскоре облачность кончилась. Теперь перед нами Дунай. Удостоверяемся, что уклонились влево. Это нас «увела» неприятельская радиостанция, оказавшаяся километров на тридцать южнее объекта. К тому же был сильный северный ветер, «струйное течение», направление и скорость которого за облаками определить трудно.

Река из- за дымки просматривалась слабо, но общее ее направление определить было можно. К тому же впереди рыскали многочисленные прожекторы, небо расцвечивалось гирляндами огней: стреляла малокалиберная зенитная артиллерия, Но мы на высоте около семи тысяч метров, [109] и эти снаряды нам не страшны. Однако мимо самолета то и дело проносятся снаряды среднего и крупного калибров. Это хорошо видно по их разрывам вверху и внизу, а иногда и на нашей высоте. Но прицельный огонь по нам вести трудно, поскольку перед вражескими прожекторами, с которыми зенитная артиллерия взаимодействует, возникает как бы заслон из облачности и дыма от пожаров. Это стараются впереди летящие наши экипажи. Нам сверху, особенно со стороны, хорошо видно преломление лучей неприятельских прожекторов, и в их свет мы почти не попадаем.

Земля в таких условиях просматривается только под небольшим углом, но для прицеливания при сбрасывании бомб на большой высоте этого достаточно. К тому же идем при сильном встречном ветре, что намного уменьшает нашу путевую скорость. А вот обнаружена и цель, освещенная САБами. Нажимаем боевую кнопку, и бомбы пошли на врага. Самолет сразу же с облегчением вздрогнул, увеличились высота и скорость. Усиливается огонь зенитной артиллерии, но мы уходим от него.