С июня 1941 года я летал с другим летчиком, человеком иного характера, но по смелости и умению водить самолет [102] ничуть не уступающим моему первому командиру.
Судьба экипажей дальних бомбардировщиков, наша судьба, во многом была предопределена тем, что в марте 1942 года создалось новое авиационное объединение - авиация дальнего действия (АДД) как средство Верховного Главнокомандования. Командующим АДД был назначен командир дивизии, генерал Александр Евгеньевич Голованов{4}.
До образования АДД, особенно в первые месяцы войны, полки дальнебомбардировочной авиации, объединенные в авиационные дивизии и корпусы, в оперативном отношении подчинялись командующим ВВС фронтов. Такое подчинение нужно было, очевидно, потому, что большинство заданий мы выполняли в интересах наземных войск. Созданному перед самой войной, в мае 1941 года, при Главном штабе ВВС управлению ДБА в этих условиях было трудно руководить авиационными частями. Поэтому Ставка Верховного Главнокомандования разрешила использовать соединения дальних бомбардировщиков непосредственно командующим ВВС фронтов. Так, наш первый военный 220-й полк в первые месяцы войны находился в оперативном подчинении ВВС Юго-Западного фронта, и дальние бомбардировщики в то тяжелое время использовались, главным образом, как фронтовые, ближние бомбардировщики.
С образованием же авиации дальнего действия помимо ударов в интересах наземных войск мы вновь начали выполнять основную свою задачу - бомбить военные объекты в тылу противника. На основе боевого опыта предшествующих, хотя и немногочисленных, таких полетов разработали тактику массированных ударов по вражеским объектам преимущественно с их предварительным освещением и обозначением. Для этого основные самолеты АДД - ДБ-3ф были дооборудованы для действия ночью, увеличена дальность их полета.
В авиацию дальнего действия вошел и наш теперешний, 98-й авиационный полк, в котором к этому времени было около двух десятков экипажей, подготовленных к полетам в глубокий тыл противника.
Цель - в перекрестье прицела
В июне 1942 года в полку появились первые герои. Указом Президиума Верховного Совета СССР звания Героя [103] Советского Союза были удостоены командир звена, командир моего самолета Степан Харченко и командир звена 2-й эскадрильи Юрий Петелин. Высокие награды глубоко взволновали весь личный состав полка. Особенно радовался я за своего командира. В оценке его боевой деятельности была оценка и моей работы. Но никаких митингов, торжеств по этому поводу не проводится. Время горячее. Полк, не прекращая боевых вылетов - помощи наземным войскам, - готовится к перебазированию на оперативный аэродром для выполнения особо важного задания.
Нас довольно часто стала беспокоить неприятельская бомбардировочная авиация. Было уже два вражеских налета на аэродром: один - днем, другой - ночью. В одной из таких бомбежек меня чудом спас от смерти стрелок-радист. Когда метрах в пятидесяти от нас разорвалась бомба, сброшенная с МЕ-110, Черноок, увидев это первым, сбил меня с ног. Падая, я слышал свист и горячее дыхание осколка вражеской бомбы и мысленно благодарил своего спасителя.
В тот день пришлось понюхать пороху не только в воздухе, но и на земле. Враг мешал нам работать, и полк в конце июня перебазировался восточнее, откуда отправляемся на оперативный аэродром. К сожалению, тот перелет закончился для нас вынужденной посадкой в поле.
Полет по маршруту совершаем девяткой в строю «клин звеньев». Наше место, как обычно, крайнее левое. Июль - самая грозовая пора, и в день перелета мощное грозовое облако стояло как раз на нашем маршруте. Ведущий группы - командир полка Бровко - вел девятку так, чтобы обойти грозу с правой стороны. Высота - около двух тысяч метров. Облако оказывается совсем рядом с нашим самолетом; отчетливо видны клочья его лохматых краев. Заходить в такое облако нельзя - самолет может разлететься в щепки. Не успел я об этом подумать, как какая-то неведомая [104] сила бросила нас вниз, и в одно мгновение, «потеряв» полторы тысячи метров, мы оказались у самой земли. Наверно, вблизи грозового облака возник мощный нисходящий поток, создавший воздушную яму, и в результате самолет камнем полетел вниз. Будь высота нашего полета меньше, кто знает, что могло случиться. Другие наши самолеты, летевшие подальше от облака, меньше подверглись этому потоку, и им почти удалось сохранить свой строй.
Но на этом история с нашим самолетом не закончилась. От резкого падения отказал левый мотор. Земля - рядом, и раздумывать некогда: идем на вынужденную посадку. Под нами оказалось клеверное поле, и, едва перетянув через дорогу, мы садимся на него, выпустив шасси. Садимся в двух километрах от какой-то деревушки.
К самолету бегут дети. Посовещались, убежали. Минут через двадцать подошла подвода, на ней - два милиционера. Не доехав нескольких метров до самолета, останавливаются. Идем к повозке сами. Выяснилось, что ребята, которые только что были здесь, уверяли: «самолет немецкий, и летчики разговаривают не по-нашему».
Наш самолет, действительно, был немного похож на немецкие бомбардировщики Ю-88 или Х-111, а за разговор «не по-нашему» ребята приняли, видно, наш обычный, без местного диалекта, язык.
О месте нашего приземления экипажи из девятки сообщили на землю. В тот же день на место вынужденной посадки прибыл самолет с техниками, чтобы исправить неполадки в моторе. На этом же самолете нас доставили на оперативный аэродром, и мы успели получить новое боевое задание.
Нам предстояло бомбить военные объекты в административно-политическом центре Восточной Пруссии - Кенигсберге. До него от линии фронта 1200 километров - глубокий тыл. На подготовку к этому ответственному боевому вылету дают одни сутки. На следующие, под вечер, назначен взлет. По сигналу командира полка наши тяжело нагруженные машины выруливают на самую дальнюю точку взлетно-посадочной полосы - на старт. В самолет погрузили еще несколько больших пачек листовок на немецком языке. В них - правда о провале затеянной Гитлером войны, о скором разгроме фашистской армии. В некоторых пачках - большой список немецких солдат и офицеров, взятых в плен нашими войсками.
Каждый самолет до самого взлета сопровождают техники. [105] С нами техник Шубенко. Он уже несколько месяцев состоит в нашем наземном экипаже. На подготовленном им самолете можно смело выполнять самое трудное боевое задание. Сейчас он шагает с левой стороны машины и внимательно прислушивается к выхлопам мотора, следит за движениями командира, Я замечаю улыбку Степана.
- Чему улыбаешься? - спрашиваю.
- Шубенко худой, как спичка, а шагает бойко, не отстает, - отвечает он.
- Тяжелые это были для него дни, да и не только для него, для всех технарей…
Впереди нас рулит на своем самолете Иван Гросул. В астролюке видна высокая фигура штурмана Леонтия Глушенко. Едва оторвался их самолет от земли - даем полный газ. Медленно набираем скорость. Моя основная обязанность на взлете - держать газ и следить за указателем скорости. Слежу и за направлением - это очень важно, так как ДБ-3ф при взлете имеет тенденцию к развороту вправо. Но вот самолет набрал нужную скорость, и командир начинает отрывать его от земли. Медлить с этим нельзя: кончается взлетная полоса, а впереди - лес. Самолет отрывается. Немного погодя убираем шасси. Скорость заметно растет. И только на краю аэродрома перегруженный самолет, перевалив через деревья, начинает набирать высоту.
Берем курс на первый контрольный ориентир - город Даугавпилс на Западной Двине. Ночь темная, безлунная. Ориентировка сложная. На земле просматриваются только крупные, в основном водные, ориентиры. После Даугавпилса, набрав 5000 метров, через 3 часа полета выходим к цели. Уже издали видны повисшие над Кенигсбергом САБы, разрывы зенитной артиллерии, бьющей по впереди идущим экипажам.
Цель нашего экипажа - портовые сооружения, склады. Находим их по едва просматривающимся водным поверхностям. Чтобы лучше прицелиться, открываю нижний лючок. Врывается ледяная струя воздуха, но зато цель стало видно лучше. Делаем противозенитный маневр, сочетая его с боковой наводкой. Разрывы зениток в основном выше нас - значит, высота полета выбрана верно. Цель - в перекрестье прицела. Открываем бомболюки, сбрасываем десять фугасных и две осветительные бомбы. На развороте хороши видим, как от разрывов наших бомб возникают пожары.