В Ленинграде, на Московском вокзале, куда прибыл поезд ранним сентябрьским утром 1929 года, нас встретил отец. Он спешил на работу, и мы сразу же отправились трамваем на Финляндский вокзал, чтобы на пригородном поезде добраться до Сестрорецка. Огромный город, часть которого мы проехали от вокзала до вокзала, произвел на меня неизгладимое впечатление. Все здесь для меня было новым, величественным, неожиданным.

Понравился мне и Сестрорецк, сыгравший в дальнейшем большую роль в моей жизни. Он расположен в 30 километрах от Ленинграда, на северо-восточном берегу Финского залива. С другой стороны - озеро Разлив, образовавшееся после того, как по Указу Петра I река Сестра для использования ее энергии оружейным заводом была перегорожена плотиной. Позднее, во время Октябрьской социалистической революции, пролетариат этого завода сыграл немаловажную роль.

После гражданской войны завод был преобразован в инструментальный и вскоре стал именоваться инструментальным заводом имени Воскова, названного так в честь сестрорецкого рабочего-большевика, погибшего во время гражданской войны.

Рабочие завода, как составная часть петроградского пролетариата, всегда славились своими боевыми, революционными традициями, и, скорее всего, не случаен тот факт, что для укрытия В. И. Ленина от врагов в июле - августе 1917 года было выбрано именно это место, и Сестрорецкой партийной организации большевиков было оказано высокое доверие - обеспечить охрану подполья вождя революции.

Здесь были памятные места, связанные с именем В. И. Ленина: дом Н. А. Емельянова, где на чердаке сарая находился рабочий кабинет Ильича, мемориал «Шалаш В. И. Ленина» за озером Разлив. Мы, сестрорецкие пионеры и школьники, глубоко чтили и часто посещали эти места.

Пионеры, комсомольцы - учащиеся фабрично-заводской [95] семилетки - были тесно связаны с заводом, с его коллективом, его комсомольской организацией. Нас привлекали к работе и непосредственно в заводских цехах. Там мы проходили производственную практику и, чем могли, помогали заводу выполнять и перевыполнять план. «Пятилетку - в четыре года!» - было тогда у всех на устах.

Мой отец тоже стал рабочим. И я, как и мои товарищи, гордился, что сын рабочего. Рабочего прославленного завода.

Помимо прохождения учебы и производственной практики мы активно участвовали в военно-патриотической работе. Наша фабрично-заводская школа имени Максима Горького становится шефом пограничной заставы. Мы бывали в воинских подразделениях, а воины-пограничники посещали иногда наши школьные вечера.

Большую работу среди молодежи в это время проводит добровольное общество Осоавиахим. В составе этой организации вместе с многочисленным отрядом комсомольцев инструментального завода мы, старшеклассники, участвовали в походах со всей, как говорится, выкладкой - винтовками и противогазами. Мы понимали, что нам, комсомольцам 30-х годов, придется, наверное, вместе со старшими отстаивать честь и независимость своей Родины.

Но я и мои товарищи хотим стать не наземными, а воздушными бойцами. Мы под впечатлением челюскинской эпопеи. Экипаж ледокола «Челюскин», затонувшего подо льдами Северного Ледовитого океана весной 1934 года, спасен семью отважными летчиками: М. Водопьяновым, И. Дорониным, Н. Каманиным, А. Ляпидевским, С. Леваневским, В. Молоковым и М. Слепневым! Вся страна восхищена подвигом и мастерством наших летчиков. За проявленное мужество им первым в стране было присвоено звание Героя Советского Союза.

Нам, комсомольцам, дирекция школы поручила по газетным снимкам нарисовать портреты героев, которые были потом вывешены в школьном вестибюле.

Именно с челюскинской эпопеи авиация, как магнит, стала тянуть нас к своим неизведанным далям - меня и моих товарищей по школе: Аркадия Степанова, Константина Малыгина, Павла Киселева. Авиационная романтика как бы прописалась в наших сердцах, и мы искали пути для сближения с нею.

В то время в Ленинграде открылся аэроклуб, строились парашютные вышки. Но попасть в него - это была проблема» так как желающих ходить туда оказалось намного [96] больше, чем мог вместить аэроклуб. Прыжки с вышки разрешались только по специальным билетам, выдаваемым на предприятиях Ленинграда и его пригородов. Однажды мы оказались счастливчиками - получили на заводе такие билеты. В числе первых «парашютистов» были и девушки. После прыжков стремление летать еще больше укрепилось в нас.

Мы очень спешили в небо, и, не закончив среднюю школу, после девятого класса вчетвером подали заявления в институт гражданского воздушного флота. Вступительные экзамены сдали, однако оценки наши были не весьма высокими, и по конкурсу мы не прошли. Но сразу же подали заявления в другой институт (к авиации отношения, конечно, не имеющий), где прием еще продолжался. Надеялись, что через год-другой переведемся в авиационное учебное заведение. Вступительные экзамены я сдал успешно и был зачислен на первый курс.

Но об авиации не забывал. И когда летом 1936 года в институт пришло распоряжение о комсомольском наборе в Военно-Воздушные Силы, мы, комсомольцы-первокурсники, откликнулись на это первыми. И вот мечта сбылась. В конце июля после прохождения строгой медицинской и мандатной комиссий я вместе с институтским товарищем П. Шибановым по путевке Смольнинского районного комитета ВЛКСМ Ленинграда был направлен в Челябинское военное авиационное училище штурманов.

Вечером 6 августа 1936 года ленинградская группа отправлялась на место учебы. Я прощался с отцом. Было заметно, как он волнуется. Но он и гордился мной - сын уже вырос и будет летчиком. Увидеть отца мне. к сожалению, больше не пришлось - он умер в следующем году.

И вот я простился с Ленинградом, который считаю второй своей родиной, городом, давшим мне путевку в армию, путевку в жизнь.

Челябинское училище

Училище только что создавалось, и мы были первыми питомцами этого учебного заведения. Оказалось, что курсанты приехали сюда из институтов трех крупных городов страны - Москвы, Ленинграда и Киева.

К этому времени наша авиационная промышленность, созданная за годы первой и второй пятилеток, давала стране все новые и новые типы самолетов. Уже были пущены [97] в серийное производство разведывательные и бомбардировочные самолеты Р-5, ТБ-1, ТБ-3, Р-зет, на которых в училище нам предстояло летать. Но мы были несколько разочарованы тем, что в училище не только не оказалось самолетов, но и не были готовы ни аэродром, ни сколько-нибудь приличные учебные классы для наземной подготовки. И с первого же года пребывания в училище мы не только учились, готовились к полетам, но и строили главный учебный корпус, общежитие, служебные помещения.

Наконец весной 1938 года настал момент, когда мы впервые поднялись в воздух. С тех пор все наши дела в течение десятков лет связываются с полетами, небо становится нашей стихией.

Первый, ознакомительный полет был на У-2. На нем, я считаю, в большей степени, чем на других тогдашних, а тем более на современных самолетах, можно было прочувствовать полет в самом прямом смысле этого слова. Необыкновенно радостно то ощущение, что ты оказываешься вдруг в воздушном океане, проносишься над зданиями, деревьями, озерами, дорогами, над всей землей, которая с воздуха выглядит совсем по-иному. Теперь нам, будущим штурманам, надо зорко смотреть вниз и запоминать, как выглядят на земле объекты, предметы, чтобы использовать их для ориентировки при вождении воздушных кораблей.

За первым учебным полетом последовали десятки других с ориентировкой по заданному маршруту, бомбометанием, стрельбой по наземным и воздушным целям, разведкой, фотографированием заданных объектов, участков местности, радиосвязью и другими штурманскими обязанностями. Причем полетные упражнения с каждым разом все больше усложняются.

После полетов на У-2 пересаживаемся на более сложные самолеты - Р-5, Р-зет, ТБ-1, ТБ-3, которые постепенно прибывают в училище.