— Мы ничего не требуем, мы поясняем их превосходительству наше положение, — однотонно ответил Вильбур. — Наша промышленность требует специализации рабочих, поэтому известная связь между рабочими и промышленниками всегда остается.

Управляющий делами Тагиева, окрашивая речь свою мягким азербайджанским акцентом, начал с того, что солидаризировался с представителем общества «Электросила».

— Я должен согласиться с достоуважаемым господином Вильбуром. Благодаря условиям нашего производства между промышленниками и рабочими существует тесная связь. Мы не имеем возможности без них обойтись, и они прекрасно это знают. Чем опытнее рабочий, тем он нам нужнее, и поэтому, раз началась забастовка, приходится лучше выжидать. Такое положение имеет и свою хорошую сторону: чем дольше длится забастовка, тем дольше потом рабочие воздерживаются от нее. У представляемой мною фирмы забастовка однажды длилась восемьдесят восемь дней, и после того рабочие не бастовали три года.

— Выходит, что вы в педагогических целях нарочно затягиваете забастовку, так я должен вас понимать? — раздраженно спросил Джунковский.

— Да, именно в педагогических, ваше превосходительство, — ответил азербайджанец. — Нужно дать рабочим урок. Надолго проучить, чтобы они сами сознали, что побеждены. Я чувствую, что вы стремитесь забастовку подавить силой, в таком случае забастовка может скоро вспыхнуть опять.

— Значит, вы тоже предполагаете сговориться с рабочими, так я вас понял? — спросил Джунковский и вдруг встал во весь рост.

Все замолкло.

— Желаете ли вы, чтобы ваши промыслы возобновили работу, или нет? — громко спросил он, обращаясь ко всему собранию. — Я слушал здесь представителей Совета съездов и вижу, что вы сами на этот прямой вопрос ответить не в состоянии.

— А каково будет мнение вашего превосходительства? — спросил Достоков, снизу вверх глядя на Джунковского, и никаких признаков иронии не было теперь в его взгляде.

— По моему мнению, сейчас нужна прямолинейность, — ответил Джунковский. — Если смотреть так, как вы смотрите, и всего опасаться, то забастовка эта может затянуться на очень долгое время. А интересы государства с этим не мирятся. Вы, господа, находитесь в тупике, потому что боитесь своих рабочих. А рабочие знают это и вами играют. В конце концов всеми своими нерешительными действиями вы ничего не добились, и мне, хотя многим из здесь присутствующих это не понравится, придется принять свои меры.

Слово в прениях взял Гукасов. После наскока Джунковского он, видно, уже пришел в себя и по-обычному самоуверенно и твердо, в тоне упрека, обратился к Джунковскому.

— Вы обвиняете нас, ваше превосходительство, в излишней осторожности и недостаточной последовательности в отношениях с рабочими, — говорил он. — Но в отношениях с такой силой, как рабочие, осторожность никогда не излишня. Мы не собираемся уступать, более того, мы уверены, что уступать придется им, потому-то мы и не хотим заранее рассчитывать рабочих. Шибаевы рассчитали своих рабочих, а чего они добились?

— Мы чего добились? — крикнул с места Шибаев. — Мы добились того, что подняли православную хоругвь в инородческом Баку и очистили наши промыслы от персидских и татарских головорезов.

— А промыслов своих все-таки в ход не пустили, — насмешливо сказал Гукасов.

— Как же мы можем пустить промыслы, когда вы, господин Гукасов, покровительствуете вашим соотечественникам, вроде Степана Шаумяна?!

— Возьмите себе нашего Степана, дайте нам вашего Ивана! — вдруг крикнул Гукасов, и серое лицо его от прилива крови приобрело бурый оттенок.

— И тому и другому покровительствует ваш управляющий делами господин Достоков, он всех революционеров на службу собрал.

Достоков промолчал, но так взглянул на Шибаева, что тот на полуслове прервал свою речь и сел.

Гукасов напился воды и возобновил свое выступление. Но вернуться к прежнему спокойному тону ему уже не удалось, и злоба чувствовалась в его голосе, когда он, повернувшись всем телом к Джунковскому, говорил:

— Осторожность и осмотрительность в таком серьезном положении подобает сохранять не только нам, но и представителям верховной власти, и было бы полезнее, если бы ваше высокопревосходительство посоветовались с нами раньше, чем опубликовать объявление к населению.

— Мое объявление? — снисходительно спросил Джунковский, но снисходительность его звучала принужденно.

— Да, — сердито подтвердил Гукасов. — Объявление ваше не содержит решительного осуждения забастовщиков, — вы берете на себя, так сказать, роль арбитра в споре.

— Я представитель верховной власти — таким должно видеть меня население любой части империи.

— Подобная позиция не приблизит нас к концу забастовки, — ответил Гукасов. — Рабочие из вашего объявления не получили полного уяснения действительного положения дел.

— Вот это верно! — крикнул с места Шибаев.

Раздались аплодисменты. Мартынов снова со злорадством взглянул на Джунковского.

Совещание с нефтепромышленниками Джунковский устроил вопреки желанию Мартынова, который вообще не любил совещаний и опасался их. За каждым из нефтепромышленников он знал не только обычные человеческие слабости и пороки, но и преступления. Порою он, получив большие деньги, покрывал эти преступления. Он презирал каждого из нефтепромышленников по отдельности, но все вместе они внушали ему смутный страх.

И сейчас, когда все они скопом поднялись против Джунковского, Мартынов торжествовал. «Как-то ты сейчас выкрутишься?» — думал он.

Шум в зале становился все громче. Вдруг Джунковский ладонью похлопал по столу, и мгновенно все стихло. Все взоры обернулись к нему.

Джунковский, даже не вставая с места, обратился к Достокову и, назвав его «господин управляющий», как если бы тот был у него на службе, в тоне назидания и раздельно, точно в классе, продиктовал следующее:

— Совещанию следует признать необходимым: первое — разработку в кратчайший срок вопроса о рабочих поселках и постепенное устройство их там, где это окажется возможным; второе — немедленно приступить к разработке вопроса о путях сообщения, имеющих цель связать рабочие поселки с промысловыми площадями и с городом; третье — принять безотлагательно надлежащие меры к приведению промысловых площадей в лучшее санитарное состояние.

Гукасов, обращаясь к собранию, развел руками. Шибаев встал с места и с раскрытым ртом и выпученными глазами олицетворял фигуру удивления. Почти в полный голос заговорили между собой по-азербайджански Тагиев и его соотечественники. То, что предлагал Джунковский, казалось бы, шло навстречу требованиям забастовщиков. Удивление усилилось, когда представитель царя предложил проголосовать эти предложения. Ни одна рука не поднялась против, хотя многие совсем не голосовали.

Однажды Миша, вернувшись откуда-то, стал энергично расталкивать Алешу, который под одной простыней спал голый на голых досках (для большей прохлады было снято все постельное белье).

— Да вставай же скорее!

Голос у Миши был такой серьезный и взволнованный, что Алеша сразу поднялся и сел. Теребя волосы и лицо, он спросил со сна:

— Что случилось? Лохмач деньги прислал?

— При флегматическом складе характера сохранять столь упорный оптимизм… Удивительно! Я же тебе объяснил, что наш Лохмач за это время к «Каспийским рыбакам» охладел и у него нет никаких оснований увеличивать расходы, на эту картину, кстати сказать наша кинофирма уже на неё изрядно потратилась. О Лохмаче и о деньгах из Питера забудь. Тут другое: персидский посол Мирза Реза Хан устраивает сегодня в мечети собрание подданных Персии и будет о чем-то толковать с ними.

— Не понимаю, мы-то тут при чем?

— Я знаю, что ты всегда, кроме своих химикатов и прочих законов оптики, фокусов освещения, а также шурупчиков и шайбочек, ни к чему любопытства не проявлял. А сейчас ты окончательно стал глух ко всему. Разве не существует бескорыстного интереса?

— Ладно! Существует. Идем, идем.