К самолету подъехал на машине майор Запыленов. Штурман корабля младший лейтенант Ковбасюк и стрелок Коноваленко были уже на земле.

— Разрешите доложить, — обратился штурман к Запыленову.

— Где командир корабля? — спросил Запыленов.

— Нет его.

— Убит? А остальные?

— Все они выпрыгнули с парашютами, — ответил Ковбасюк.

Пока техники убирали с летного поля самолет, штурман рассказывал:

— …Когда самолет стал падать, командир подал команду: «Выбрасываться с парашютом». Все бросились к дверям, а у меня парашют был отстегнут и висел на крючке. В спешке я случайно выдернул кольцо, и мой парашют раскрылся в кабине. Стрелок Коноваленко решил помочь мне и прыгать не стал. Но помогать было уже поздно: вот-вот ударимся о землю. Прошло несколько секунд, и мы почувствовали, что самолет вышел из беспорядочного падения и стал нормально лететь. Я немедленно бросился в пилотскую кабину, надеясь увидеть там летчика, но в кабине никого не было. Самолет летел без летчиков. Тогда я знаками позвал стрелка — он парень бывалый, имеет 180 вылетов в тыл врага, а я ведь летел всего третий раз. Коноваленко посмотрел на приборы и сказал: «Управление поставлено на автопилот». Видимо, летчик включил его, перед тем как прыгать. Нам ничего не оставалось, как сесть на пилотские сиденья. Моторы работали хорошо, в том режиме, как оставил их борттехник. Я восстановил ориентировку: летели прямо домой. Посоветовавшись, решили осваивать управление — другого выхода не было. Когда подлетели к своему аэродрому, Коноваленко выключил автопилот и стал действовать рулями. Я подсказывал, чтобы он не терял скорости, а то могли свалиться в штопор. Мы учились управлять до тех пор, пока решили, что готовы к посадке. Жаль, шасси сломали…

В тот же день командир корпуса генерал Нестерцев вручил штурману младшему лейтенанту Ковбасюку и стрелку Коноваленко боевые ордена за сохранение самолета и проявленные при этом мужество и находчивость.

Это был третий орден на груди воздушного стрелка коммуниста Ивана Сергеевича Коноваленко. До войны он был рабочим Смоленского льнокомбината. Прибыл в наш полк весной 1942 года, после окончания школы воздушных стрелков. Сначала летал в составе экипажа старого летчика А. П. Янышевского. Коноваленко учился у своего командира мужеству и стойкости в бою. Вскоре его приняли в партию. Коноваленко не раз дрался с истребителями противника и всякий раз смело отражал их атаки. Осенью 1942 года он был награжден первым боевым орденом.

Летом 1943 года командир эскадрильи Борис Лунц, формируя экипаж только что самостоятельно вылетавшего молодого летчика Леонида Шуваева, включил в него опытного воздушного стрелка Ивана Коноваленко. И командир эскадрильи не ошибся. За полеты к партизанам Коноваленко был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» II степени.

Подстать смелому воздушному стрелку оказался и штурман, комсомолец Василий Ковбасюк из села Тиболевка, Винницкой области. Позже он много летал на боевые задания, был награжден несколькими орденами и медалью «Партизану Отечественной войны». После того как Коноваленко и Ковбасюк посадили самолет без летчика, они стали неразлучными друзьями, побратимами. На их долю выпало во время войны много испытаний, а было им всего по 20 лет.

…Летчика Шуваева и трех его подчиненных, покинувших самолет с парашютами, отнесло ветром от линии фронта в сторону расположения наших частей. В тот же день они прибыли на автомашине на свой аэродром и попали в штаб дивизии. Шуваев доложил полковнику Филиппову, что их сбили.

— Где упал самолет? — спросил командир дивизии. — И где остальные члены экипажа?

— Не видел. Не знаю.

Филиппов ничего больше не спрашивал, направив прыгунов к командиру полка.

Шуваев доложил все так же Гризодубовой. Валентина Степановна пригласила его сесть с ней в машину, сама села за баранку. Подъехали к мастерским, где стоял самолет № 15. Около него хлопотали техники и инженер Николай Иванович Милованов. Увидав командира полка в сопровождении Шуваева, инженер от души рассмеялся и не смог доложить.

Гризодубова не упрекнула старого товарища. Она велела Шуваеву посмотреть на номер самолета, затем спросила:

— Так чей же это самолет?

Шуваев побледнел и как бы выдохнул из себя:

— Мой.

— Видите, какой он у вас умный: сам летать умеет.

— Виноват, товарищ командир, — ответил оторопевший Шуваев.

— Виноватых не всегда бьют, но всегда осуждают, — сказала Валентина Степановна. — Николай Иванович, расскажите-ка этому молодому человеку, как его самолет у нас оказался.

— Да случайно зарулил в поисках своего летчика, — ответил инженер, и отечески пожурил Шуваева взглядом, сказав лишь: — Эх, голуба-голуба.

— Судить его надо, — в один голос посыпались советы штабистов из корпуса.

Надо сознаться, и мы, работники штаба полка, были такого же мнения утром, когда наблюдали посадку самолета. Но, когда Гризодубова собрала управление полка, чтобы посоветоваться о судьбе молодого и недостаточно опытного экипажа, мы не нашли обоснований прежнему мнению. На совещании присутствовал начальник штаба дивизии полковник И. И. Бегунов. Кадровый военный, он высказался в духе строгого соблюдения устава.

— Чтобы другим неповадно было паниковать, Шуваева надо отдать под суд, — сказал он, как отрубил, свое мнение Гризодубовой.

— Шуваев совершил проступок не по злому умыслу, — ответила Валентина Степановна. — Он по неопытности неправильно определил в бою состояние своего самолета и покинул его.

— Судили же вы в прошлом году за трусость летчика П.? — в доказательство своей правоты напомнил Бегунов.

— Тогда мы под суд отдавали труса, а получили смелого воина. А чего добьется суд от Шуваева? Он только начинает жить. Судом мы погубим в нем человека. Скажите, комиссар, — обратилась она к заместителю по политчасти Н. А. Тюренкову, по привычке называя его еще комиссаром, — как вы думаете?

— Я считаю, что Шуваев просто попал в беду, — ответил опытный политработник.

— Вот это самое верное определение, — поддержала Гризодубова. — Можно еще добавить, что по нашей вине. Когда формировали экипаж Шуваева, мы, видимо, поторопились…

— Помню, — сказал Тюренков, — вы говорили, что в состав молодого экипажа нужно ввести опытного второго летчика, штурмана или борттехника. Но тогда мы думали, что боевые комсомольцы справятся сами.

— И оказалось, не справились, — заметила Валентина Степановна. — А будь среди них уже повоевавший летчик, все могло кончиться по-другому. Теперь, когда этот экипаж получил хороший урок, предлагаю из строя его не выводить. Следует заменить только командира корабля, назначить его в другой экипаж вторым летчиком.

Мы хорошо поняли, насколько была права Гризодубова, требуя от нас сочетания работы старых летчиков и молодых, что кроме порыва, молодежного задора воздушным воинам нужен еще опыт, нужна закалка.

Через неделю самолет был в строю, и экипаж вновь стал летать к партизанам, а со временем пришла к нему и зрелость — комсомольский экипаж успешно выполнял боевые задания под командованием старшего лейтенанта Д. И. Коваленко.

Штурман Николай Лужин

— Самолет, объятый пламенем, падал. Услышав команду: всем покинуть корабль, я все еще возился у прицела. Наконец дошло — нужно торопиться. Сбросил бомбы — задание выполнено.

Лужин говорил медленно, будто взвешивал каждое слово, а серо-голубые глаза смотрели мимо меня куда-то вдаль. Мне казалось, что он снова видит все пережитое им в ту злосчастную ночь с 6 на 7 октября 1943 года.

Николай Антонович Лужин во время войны был в нашем полку штурманом. Помню его стройным, худощавым парнем лет двадцати. А теперь, через 20 лет, — здоровенный дядя, косая сажень в плечах, но по-прежнему подтянутый, красивый, на голове, как и тогда, пышная шевелюра. Недавно ему присвоили звание: «Заслуженный штурман-испытатель СССР».

Осенью 1943 года мы считали его погибшим… И вот встретились много лет спустя, вспомнили былое.