Командарм и начальник штаба очень внимательно выслушали наш доклад.

— Ваши предложения по укреплению обороны вполне реальны и обоснованны, — согласился Петров и, повернувшись к Кедринскому, спросил: — Какими средствами мы располагаем?

Начинж доложил, что строительные батальоны сейчас усиленно занимаются изготовлением железобетонных колпаков для пулеметов и деталей для сборных фортсооружений. Ночами эти изделия будут доставляться в места их установки и сборки, к переднему краю придется их подтаскивать вручную. [63]

— И сколько у нас батальонов работает?

— Семь, — ответил Кедринский. — Но и этого маловато. Попрошу вашего разрешения выделить от каждого стрелкового батальона, находящегося в обороне, по одному взводу красноармейцев для подноски деталей на передний край.

Командарм дал указание Крылову подготовить такое приказание. Он полностью принял и утвердил наше предложение по укреплению позиций и развитию заграждений в глубине обороны, распорядился подготовить проект приказа и сегодня же дать ему на подпись.

Вечером приказ уже был подписан командармом и разослан в войска для исполнения.

Работы по усилению и развитию укрепления Севастопольского района во время затишья развернулись во всю ширь. Интенсивно прикрывался минновзрывными заграждениями передний край, устанавливались железобетонные колпаки для пулеметов, полукапониры для противотанковых пушек.

8 января начальник штаба армии полковник Н. И. Крылов выехал на позиции в районе Мекензиевых гор для уточнения ряда вопросов в частях. Неожиданно он попал под обстрел и был ранен. Временно его заменил генерал-майор В. Ф. Воробьев, которого Леошеня и я знали еще по работе в Москве. Василий Федорович был вдумчивым, эрудированным и инициативным военным, хорошим товарищем. Он неплохо разбирался в вопросах инженерного обеспечения боя. Солидный боевой опыт в этом отношении Воробьев приобрел здесь, в Севастополе, где командовал 95-й стрелковой дивизией на северном фасе обороны.

Как-то вместе с Кедринским мы возвращались с передовых позиций по Инкерманской долине. Мое внимание привлекли нависшие известняковые стены, заинтересовало это явление природы. Но Гавриил Павлович объяснил, что это вовсе не явление природы, а творение рук человеческих: бывшие подземные склады шампанских вин. Раньше они были заполнены до отказа.

— Не желаете взглянуть на это сооружение? — спросил Кедринский.

— С удовольствием.

Машина свернула к складам. Мы вошли в огромное подземное помещение, высеченное в известняке. Высота его достигала 5–6 м, не меньше. Здесь теперь был госпиталь, пахло аптекой.

Мы прошли дальше и увидели палату с ранеными бойцами. В помещении было опрятно и чисто, дневной свет падал [64] в большие боковые окна в стене. Воздух вентилировался с помощью специального устройства. Госпиталь — что надо. Расположен у самого шоссе, замаскирован хорошо, да и защита от артобстрела неплохая.

— Крылов тоже здесь лечится? — спросил я Кедринского.

— Нет, он лежит в филиале госпиталя на южной окраине Севастополя.

— Давайте сегодня же навестим его.

Не откладывая дела в долгий ящик, поехали в госпиталь. Вскоре мы были в небольшой комнате, где лежал Николай Иванович Крылов. При виде нас он как-то оживился, улыбнулся. В госпитале всегда радуешься приходу товарищей, друзей и просто знакомых. Чувствовал себя Николай Иванович пока неважно. Рана сильно болела. Температура держалась высокая. Осколок мины пробил лопатку и прошел вниз, вызвав большое нагноение. Врачи сделали операцию и извлекли этот стальной кусочек размером в квадратный сантиметр, но в рану попали куски сукна и ваты от бекеши, что и вызвало абсцесс. Крылов поинтересовался, как идут дела у нас. Мы рассказали. Боясь утомить раненого, посидели еще несколько минут и ушли, пожелав Николаю Ивановичу скорейшего выздоровления и возвращения в строй.

С утра 5 января я занялся разработкой методов минирования в тактической глубине. Вопрос этот был тогда новый и очень сложный. Минное поле в собственном тылу одинаково опасно для противника и для своих войск. Наше преимущество заключалось в том, что мы знали, где установлено минное поле. Однако во время контратак можно и забыть о нем. Поэтому следовало тщательно продумать меры безопасности, обозначить минные поля, устроить в них охраняемые проходы, которые в нужный момент караул быстро перекрыл бы минными шлагбаумами. Одним словом, требовалось установить жесткую службу охраны и движения в зоне минных полей. Над этим я и работал. В последующие годы войны эта служба получила большое развитие.

Часа через два зашел Кедринский и пригласил поехать на Мекензиевы горы.

— С удовольствием поехал бы, но сегодня должен закончить запланированную мной методику, она очень нужна саперам, — отказался я. — А почему вы решили поехать туда днем? Мы же договорились отправиться вечером?

— Срочное дело, — ответил он.

— Тогда счастливого пути. [65]

Однако путь его оказался несчастливым, и хуже того — последним. Вскоре нам сообщили, что Гавриил Павлович смертельно ранен на Мекензиевых горах. В это известие не хотелось верить. Ведь только что разговаривал с человеком. Как позже стало известно, Кедринский поехал по просьбе командира 25-й Чапаевской дивизии решить какой-то инженерный вопрос. Соединение занимало оборону на правом фланге 3-го сектора фронтом на восток. В тылу у него была Цыганская балка. Доехав до балки, Кедринский оставил машину и в сопровождении красноармейца пошел на КП. Они поднялись на гору и не успели сделать и двадцати шагов, как попали под минометный обстрел. Взрывом одной из мин красноармеец был убит, а Кедринский смертельно ранен. Его отвезли в Инкерманский госпиталь, где он через несколько часов умер.

Для Приморской армии это была тяжелая утрата. Кедринский был талантливым инженерным начальником, храбрым воином, настоящим коммунистом. Он пользовался большим уважением и авторитетом среди генералов и командиров. Похоронили Гавриила Павловича Кедринского на Малаховом кургане у памятника адмиралу Корнилову, погибшему здесь же во время обороны Севастополя в 1855 году.

В должность начальника инженерных войск армии вступил заместитель Г. П. Кедринского майор К. Я. Грабарчук.

Работы по устройству заграждений шли к завершению. В результате героических усилий армейских и дивизионных саперов, помощи войсковых командиров установка заграждений наружного обвода и в глубине была закончена в ночь на 20 января 1942 года. Так что все сделано в кратчайший срок. А ведь минировать-то приходилось под огнем врага!

В этой трудной и опасной работе огромную помощь оказали наши инструкторы, которые научили саперов-севастопольцев минировать в сложнейших условиях: ночью, перед передним краем обороны, под огнем врага. Действовали они смело, отважно, показывая личный пример мастерства и мужества. Особенно отличились командиры Л. А. Давид, В. И. Кириллов, И. К. Калабин, М. И. Агеев и многие другие.

Итак, утвержденный план заграждений был выполнен. Общими усилиями удалось создать почти сплошную полосу противотанковых и противопехотных заграждений на всем протяжении фронта. Однако надо было продолжать совершенствование обороны. Мы составили план полного развития инженерных заграждений и фортификационного оборудования в глубине обороны, который согласовали с генералами [66] Петровым, Хреновым и вместе с ними доложили Военному совету Черноморского флота. План был утвержден 20 января и передан Приморской армии для реализации. Выполнялся он успешно.

За время пребывания оперативной инженерной группы заграждений в Севастополе в январе 1942 года было установлено 26 км противотанковых и 47 км противопехотный минных полей. В общей сложности на это ушло 21 127 противотанковых и 49 542 противопехотных мин, а всего 70669.

21 января генерал В. Ф. Воробьев сообщил нам, что в ночь на 21 января на Мекензиевых горах на наших минных полях подорвалась немецкая разведка в количестве 35 человек. Это было возмездием за смерть Г. П. Кедринского именно на участке той же 25-й стрелковой дивизии.