«СВЕТЛОЕ И ТРЕСВЕТЛОЕ СЛЪНЦЕ! ВСЕМЪ ТЕПЛО И КРАСНО ЕСИ: ЧЕМУ ГОСПОДИНЕ ПРОСТРЕ ГОРЯЧЮЮ СВОЮ ЛУЧЮ НА ЛАДЕ ВОИ? В ПОЛЕ БЕЗВОДНЕ ЖАЖДЕЮ ИМ ЛУЧИ СПРЯЖЕ …»

В начале этого монолога Ярославна своей мольбой пытается умилостивить Солнце, которое для неё является сверхъестественным, божественным существом. Она называет его «троесветлым», т. е. дающим свет и тепло всему живому на земле. А там, на поле боя, то же ласковое и лучистое Солнышко превратилось в беспощадный, жестокий огненно-яркий шар. Равнодушно и безжалостно бьёт он в глаза нашим воинам. В полдень наступила невыносимая жара. Из Аравийской пустыни сирокко принёс с собой мелкий песок, который лезет в глаза, лицо при этом застилает липкий, кровавый пот, жажда стягивает горло. А сверху на русичей обрушивается град стрел, от которых нет спасения. Кругом кромешный ад, где воинственные крики сражающихся и звон их оружия смешались с испуганным ржанием лошадей и предсмертными стонами тяжелораненых бойцов. Сравнивая солнечные лучи со стрелами, Ярославна умоляет его спрятать их, убрать свои лучи-стрелы в своеобразные колчаны, как бы закрыть их, словно тучами, хотя бы в этом дать нашим воинам своеобразную передышку.

В завершении абзаца хотелось бы обратить внимание читателя на языческий характер этих монологов. Загадкой также является то, почему Автор счёл важным для Ярославны произнести «языческую молитву» в Путивле, а не в Новгород-Северском, где она жила. На первый вопрос ответим цитатой известного учёного Н. М. Никольского. «Столь же живучими оказались прежняя обрядность и магия. Дохристианская обрядность, как показывают жалобы и увещевания церковных проповедников, продолжала жить целиком в течение всего киевского периода и даже в течение удельно-феодального периода, и не только в деревне, но и в городе; напротив христианская обрядность прививалась туго. Ещё проще обстояло с магией. Больных, в особенности детей, матери без всяких колебаний несли по-прежнему к волхвам; когда в конце XIII века волхвы стали исчезать со сцены, старая магическая обрядность и её формулы продолжали сохранять свою силу, лишь с механическими добавлениями христианского характера»[125]. Язычество в целом ближе к природе, чем христианство, поскольку для древнего человека основной была именно проблема взаимоотношения с природой. Язычество оставалось неистребимым именно потому, что в нём в спрессованном и мистифицированном виде отражался весь жизненный путь крестьянина-общинника: цикл сельскохозяйственных работ, домашний быт, сельские сходы, свадьбы, похороны. Скорее всего, Ярославна до замужества была язычницей и с детства владела приёмами «белой магии», т. е. обернуться в пташку, а через какое-то время принять снова естественное обличье ей не составляло большого труда. Идя под венец, она приняла христианство чисто формально, общественное мнение и закон обязали её сделать это.

Второй вопрос. Почему Ярославна плачет именно в Путивле? Остаётся пока без ответа. Возможно, в связи с нападением половцев на Киевскую Русь, жену и всю семью Великого князя надёжно укрыли в хорошо защищённой крепости на восточной окраине государства, в его глубоком тылу. И если половцы всё же дойдут до Путивля, что маловероятно, то их войска будут сильно потрепаны и обескровлены в предыдущих сражениях, и сходу взять ощетинившийся и приготовленный к длительной осаде город у них не получится. Плач Ярославны некоторые исследователи рассматривают как самостоятельное целое, между тем плач и побег Игоря из плена – это неразрывно связанные между собой сюжеты.

Побег Игоря из плена

«ПРЫСНУ МОРЕ ПОЛУНОЩИ; ИДУТЪ СМОРЦИ МГЛАМИ; …»

Рассказ о побеге начинается с тревожно-динамичного описания природы. Штормовой ветер с дождём, пришедший со стороны Адриатического моря, и наступившая ночная непогода должны были, по всей видимости, способствовать заранее оговорённому и подготовленному побегу. При этом охрана потеряла былую бдительность и расторопность, т. к. родовитый пленник ранее не делал никаких попыток к самостоятельному освобождению и вел себя очень спокойно, тихо и непринуждённо. Жизнь в неволе в течение года у него и охраны превратилась в рутину, она текла ровно и размеренно, и, следовательно, никто из них не ожидал от князя такого подвоха. Поэтому, когда подул порывистый ветер и стал накрапывать нудный мелкий дождик, стража наглухо подвязала свои шатры и со спокойной душой легла спать, думая, что их пленник тоже будет спать. Потому что так было всегда. А их подопечный между тем и не думал отдыхать. У человека в ту ночь решалась дальнейшая судьба. Автор в этом месте задаёт вопрос: Игорь спит? В такой ответственный момент какой может быть сон. Конечно, нет. И тут же отвечает: Игорь бдит! Находясь в постоянной готовности, он ждёт сигнала от своего верного помощника Лавра.

«ИГОРЬ МЫСЛIЮ ПОЛЯ МЕРИТЪ ОТЪ ВЕЛИКАГО ДОНУ ДО МАЛОГО ДОНЦА».

Сидя в своём шатре в напряжённом ожидании, Игорь вновь и вновь мысленно просчитывал тот неблизкий путь, по которому им с Лавром предстоит пройти. Он взвешивал все за и против, молился и просил у господа содействия в этом нелёгком деле. И всемогущий Бог внял его мольбам, прояснил его рассудок и направил Игоря на путь истинный, мысленно подсказав ему единственно верную и правильную дорогу, укрепил веру в успех.

В этом предложении мы снова сталкиваемся с ушедшими в небытие ирано-сарматскими названиями рек в районе Северной Италии. Великий Дон в древности назывался Эридан, современное же его название – По, река Рона в прошлом называлась Родон и т. д. Малый Донец – это, вероятно, небольшая пограничная речка между племенами половцев и княжествами западных славян (район современной границы между Италией и Словенией на западном предгорье Юлийских Альп, возможно, это река Сан-Дона-ди-Пьяве или какая-то другая пограничная речка, т. к. в то время славяне жили значительно западнее, чем сейчас). Перейдя эту реку, беглецы рассчитывали быть уже в безопасности. Неизвестно, в каком конкретно месте находился Игорь в плену. Возможно также, что побег был устроен во время соколиной охоты, так как Великий князь Игорь содержался в плену в довольно благоприятных условиях, потому что у пленника был высокий статус, и охрана не довлела над ним, а возможно даже, была подкуплена им или Лавром.

«КОМОНЬ ВЪ ПОЛУНОЧИ. ОВЛУРЪ СВИСНУЗА РЕКОЮ; …»

К побегу заговорщики подготовились основательно, они правильно рассчитали время и всесторонне продумали маршрут движения. Но главное Лавром был подготовлен сильный, верный и надёжный конь, который был заранее объезжен Игорем, и на него можно было всецело положиться, зная, что в экстремальной ситуации он не подведёт.

«ВРЪЖЕСЯ НА БРЪЗЪ[126] КОМОНЬ, И СКОЧИ СЪ НЕГО БОСЫМ[127] ВЛЪКОМЪ, И ПОТЕЧЕ КЪ ЛУГУ ДОНЦА,…»

В этом месте перевода мною принята конъектура Н. В. Шарлемань, который в своём природоведческом комментарии к «Слову» определил, что слово «луг» могло означать урёму, поёмный лес у реки и то, что гусей и лебедей Игорь мог бить молодых, ещё не научившихся в то время летать, не ставших на крыло. Он показывал тем самым, в какой месяц лета мог быть совершен побег.

В древности ритуальное перерождение вождя племени в волка или пса было характерно для многих народов. Волку отводилось большое место в мифологии и культовой практике древних индоевропейцев, где вождь племени выступает в образе волка или обладает способностью превращаться в волка. Распространённый фольклорный образ волка в роли помощника сказочного героя приводит исследователей к заключению о существовании общеславянского мифа о чудесном волке, выступающем в роли положительного героя. А. В. Гура отмечает, что символика волка в народных поверьях связана с пересечением границы и пограничными, переломными моментами и периодами. Белый волк (царь волков в поверьях) символизировал его приход из иного мира, где всё лишено цвета[128]. В данном случае принципиального значения не имеет, какой был волк – бусый (серый) или быстрый. Я думаю, что Автору в этом месте произведения важно было подчеркнуть разницу в сравнении между отрицательными героями, такими как: Кончак, который «серым волком» Гусаку «путь правил»; Всеслав, который «в ночи волком рыскал…», Великий Хресов, который «волком путь прирыскивал тому в Полоцк», и положительным героем, каким являлся князь Игорь.