Ведь этак табаку человеку захочется, а денег нет - так убить другого, чтобы достать табаку. Помилуйте: развитому человеку, ощущающему сильнее неразвитого страдания от неудовлетворения своих потребностей, надо денег для удовлетворения их - так почему ему не убить неразвитого, если нельзя иначе денег достать? Да неужели вы не прислушивались к голосам адвокатов: “Конечно, дескать, нарушен закон, конечно, это преступление, что он убил неразвитого, но, господа присяжные, возьмите во внимание и то…” и т.д. Ведь уже почти раздавались подобные голоса…
Ведь сделавшись сами лучшими, мы и среду исправим и сделаем лучшею. Ведь только этим одним и можно ее исправлять. А так-то бежать от собственной жалости и, чтобы не страдать самому, сплошь оправдывать - ведь это легко. Ведь этак мало-помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем “среда виновата”. Дойдем до того, по клубку, что преступление сочтем даже долгом, благородным протестом против ”среды”. “Так как общество гадко устроено, то в таком обществе нельзя ужиться без протеста и без преступлений”, “Так как общество гадко устроено, то нельзя из него выбиться без ножа в руках”. Ведь вот что говорит учение о среде в противоположность христианству, которое, вполне признавая давление среды и провозгласивши милосердие к согрешившему, ставит, однако же, нравственным долгом человеку борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается…
Согласитесь, что ничего нет легче, как применить к такому взгляду учение о “среде”:
“Общество скверно, потому и мы скверны; но мы богаты, мы обеспечены, нас миновало только случайно то, с чем вы столкнулись. Столкнись мы - сделали бы то же самое, что и вы. Кто виноват? Среда виновата.
Итак, есть только подлое устройство среды, а преступлений нет вовсе… Вот в этом-то софистическом выводе и состоит тот фортель, о котором я говорил.
Нет, народ не отрицает преступления и знает, что преступник виновен. Народ знает только, что и сам он виновен вместе с каждым преступником. Но, обвиняя себя, он тем-то и доказывает, что не верит в “среду”; верит, напротив, что среда зависит вполне от него, от его беспрерывного покаяния и самосовершенствования. Энергия, труд и борьба - вот чем перерабатывается среда. Лишь трудом и борьбой достигается самобытность и чувство собственного достоинства. “Достигнем того, будем лучше, и среда будет лучше””.
Обратите внимание - выше были поставлены очень важные вопросы для каждого человека, и важные и вечные вопросы для общества, - и Ф. М. Достоевский дал верный и конкретный ответ.
Этим романом после Лермонтова, Гоголя и Салтыкова-Щедрина Достоевский продолжил поднимать тревогу по поводу упадка нравственности в обществе, увлекшегося “золотым тельцом”, и пытался показать пагубность достижения цели с помощью принципа - разбогатеть любой ценой. В конце 20 века совершенно безнравственным западным бизнес-принципом “успех любой ценой” возмутилась даже такая акула бизнеса, как Джо Сорос.
А чтобы вооружиться этим принципом и применить его на практике, необходимо опять же переступить внутреннюю морально-нравственную черту. А чтобы это сделать и преодолеть эту преграду-проблему необходимо расширить свою внутреннюю свободу - снять нравственные ограничения и дать себе свободу грабить, обманывать, убивать - в общем, - мы это массово проходили после “перестройки” в 90-х, да и сейчас частенько, совершенно забыв наработки нашей нации в лице Ф. Достоевского.
В этом произведение в понимании либералов, западников еретически трактовалась свобода и их кумир Наполеон, который становится для Родиона Раскольникова образцом для подражания: “Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает? …Настоящий властелин, кому всё разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне, и ему же, по смерти, ставят кумиры, а стало быть, и все разрешается”. Достоевскому в каком-то смысле повезло, что либералы за остротой детективного сюжета вначале не разглядели крамольную для них сущность произведения, а затем “не захотели” разглядеть, “не видели”.
Причем от вышеизложенной безнравственной позиции идет очень неприятная логическая цепочка из неизбежного дуэта в преступлении: “преступник - жертва”, ибо в этом случае преступник получается успешный “герой” с необыкновенной внутренней свободой, не ограниченной никакими нравственными и конституционными рамками, который как бы откалывается от общества - взлетает вверх над серой немощной толпой слабаков, и этим раскалывает общество (почему и фамилия - Раскольников) на две части: несколько десятков и сотен успешных героев вверху и на миллионы лохов, чмошников и лузеров внизу, которых можно и даже нужно “кинуть” всеми возможными способами: через пирамиды, споив и забрав квартиру, забрав с помощью “лохотрона”, с помощью мудреного кредитного договора, хитрой ипотеки, продав лекарство - которое не лекарство, масло - которое не масло, тушенка - которая не тушенка, и просто - мошенничеством, воровством и грабежом.
Масштабный безнравственный, негативный процесс, начатый либералами в России примерно в 40-х годах 19 века и зафиксированный Гоголем, Салтыковым, Тургеневым и Достоевским, после “перестройки” во второй половине 20-го века получил полное завершение и свой полный черный расцвет, и очень успешно продолжается в России и сегодня, в 21 веке.
И если сравнивать два вида раскола общества - вышеизложенный и в СССР на партийных и беспартийных, то последний, который мы так горячо 20 лет назад критиковали, не идет ни в какое сравнение с глобальной буржуазной пропастью, и вспоминается небольшой трещинкой.
Я уж не говорю об убийстве и грабеже не по корыстным мотивам, а по принципиальным - “на слабо или - не слабо?”, о которых, кстати, также говорил Раскольников: “Я для себя убил… тварь ли я дрожащая или право имею…”. Так, кстати, недавно убили олимпийского чемпиона в Петербурге, - нашли объект для проверки “на слабо”.
Стоит заметить, что некоторые - особенно шибко грамотные пытаются даже обосновать “право на преступление” и даже на убийство древним правом-законом славян, совершенно не обращая внимания, не вникая и не вдумываясь в мощную нравственную составляющую в тот далекий период и высочайший уровень ответственности за свои деяния как перед общиной, так и перед Богом.
В романе “Преступление и наказание” Ф. М. Достоевский обратил внимание и обидел благородную тему масонов и либералов, высказанную в молодости Достоевского Белинским:
“Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов… Я начинаю любить человечество по-маратовски, чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечем истребил бы остальную…”.
Ведь Раскольников хотел убить процентщицу не только ради денег, а идеологически - чтобы осчастливить если не всё человечество, то многих, хотел “добра людям и сделал бы сотни, тысячи добрых дел…”. Если в 1917 г. крестьяне “попались” на земельную удочку большевиков, то многие полуобразованные мещане и обыватели попались на эту якобы “благородную” удочку - ну убьём мы несколько миллионов “белых”, но зато мы новый мир построим, в котором все будут жить счастливо.
В этом случае граница между добром и злом, между нравственностью и гнилостностью души не просто переступается, она растворяется-разъедается оправдательной мыслью сознания о якобы будущем добре. И тогда преступление - это уже не преступление, а необходимый, и даже “добрый” и даже “жертвенный” для общества и человечества поступок. Увы, - эта коварная ложь-технология врагов России и этот тупизм части нашего народа, это дурачье слишком дорого обошлось России и всему русскому народу…
Прозвучавший в романе лозунг :“Да здравствует вековечная война” пророчески очень похож до боли на - “Да здравствует мировая революция!”. И это Раскольников-К.Маркс и выдумал теорию-технологию раскола общества на два противоборствующих слоя одного общества и неуважения к своему государству, пре-ступления - террора и разрушения государства..