Изменить стиль страницы

— Очаровательное место, но правда ли? — сказал Хэл. — Очень уютное.

— О, да, — согласился с ним Томми, — просто прелестное.

Хэл и Маггио шли впереди. Рослому Хэлу приходилось нагибаться чуть ли не до пояса, когда он говорил что-нибудь коротышке Анджелло.

— Я рад, что ты идешь с нами, — прошептал Томми Прюитту.

— Анджелло много рассказывал мне о домике Хэла, я хочу посмотреть его.

— А-а, — разочарованно произнес Томми.

Прю прислушался к негромкому говору впереди идущих.

— Где ты так долго пропадал, маленький звереныш? — спросил Хэл у Анджелло. — Ты не представляешь, как мне хотелось видеть тебя. Я никогда не знаю, в какое время ты появишься, мне остается только надеяться и ждать. А вызвать тебя опасно, да я и не знаю, в какой части ты служишь. Иногда мне кажется, что ты приходишь ко мне только тогда, когда тебе нужны деньги.

— Я весь месяц был во внеочередных нарядах, — солгал Маггио. — Никак не мог вырваться в город, можешь спросить у Прюитта.

— Правду он говорит, Прю? — спросил Хэл громко.

— Правда, правда, — ответил Прю. — Он в черном списке.

— Вы вруны оба, — шаловливо заметил Хэл. — Один врет, а другой вежливо поддерживает его.

— Э, брось, — сказал Маггио. — Хорошо еще, что в эту получку у меня нет денег, а то я напился бы и опять получил бы наряд вне очереди.

— Получается, что в дни, близкие к получке, ты всегда находишься в наряде?

— Да, — решительно сказал Маггио, — получается, что я всегда напиваюсь в получку, а потом получаю внеочередные наряды па две-три недели. Я всегда даю себе слово не пить, но каждую получку напиваюсь. Только вот сегодня у меня не оказалось денег. Я не приезжаю в дни получки не потому, что у меня есть деньги, а потому, что, получив их, всегда напиваюсь. А за этим обычно следует наряд вне очереди. Понимаешь?

Хэл рассмеялся.

— Это звучит довольно убедительно, — весело произнес он.

«Интересно, — подумал Прю, — всегда Анджелло так запутывает его?»

— Боже мой! — неожиданно сказал Томми. — Я бы не вынес этого, быть солдатом. Я бы покончил с собой. Честное слово, покончил бы.

— И я тоже, — согласился с ним Хэл. — Это потому, что мы более интеллигентны, более восприимчивы.

— Да, наверное, дело в этом, — согласился Томми.

— Вот мы и пришли, — объявил Хэл.

Он провел их вокруг молоденькой индийской смоковницы. В темноте Прю споткнулся, зацепившись за торчащие над поверхностью земли толстые корни этого дерева.

— Осторожнее, не упадите, — произнес Хэл.

Они оказались с боковой стороны двухэтажного каркасного домика, выкрашенного в белый цвет. На первый этаж дома вела небольшая, в несколько ступенек, открытая лестница, опиравшаяся на белые столбики.

— Будьте как дома, друзья, — сказал Хэл, открыв входную дверь и проведя их в небольшую прихожую. — Я пойду разденусь. Вы, если хотите, можете тоже раздеться.

— Правда неплохой домик? — спросил Маггио, обращаясь к Прю. — Ты бы не против иметь такой домик здесь, а? Как, Прю? Ты вообрази себе, что живешь в таком домике, а? Неплохо, черт возьми!

Оба они стояли у входа в прихожую и с интересом осматривали все вокруг себя. В доме, по-видимому, поддерживалась идеальная чистота и порядок.

— Нет, не могу, — задумчиво сказал Прю. — Не могу вообразить себе этого.

— Знаешь, почему я хожу сюда, Прю, — сказал Маггио. — Отчасти потому, что в этих проклятых бетонных казармах можно совсем забыть, что в мире существуют такие хорошие и уютные уголки.

Томми провел их в гостиную и уселся в одно из больших светло-желтых, обитых кожей кресел.

— Я сейчас вернусь, только сбегаю в туалет, и мы выпьем, — бросил Маггио.

Прю видел, как Анджелло юркнул в ту же дверь, за которой исчез Хэл. За дверью была небольшая комната, налево от нее ванная, а в конце — вход в спальню. Прю осматривал гостиную.

Недалеко от входа, с левой стороны, располагалась несколько возвышенная площадка, огороженная металлическими хромированными поручнями. На площадке стоял небольшой обеденный столик. Дверь с другой стороны площадки вела в кухню. В противоположной стороне комнаты была большая, застекленная от пола до потолка полукруглая ниша. Шторы на окнах были наполовину приподняты. В середине ниши, у стены, стояла радиола с двумя шкафчиками по бокам для храпения пластинок. У стены справа — большой книжный шкаф с тесными рядами книг на полках. Рядом с ним — хороший письменный стол. Прю обошел вокруг всей комнаты, всматриваясь в каждый предмет и усиленно пытаясь придумать, о чем бы заговорить с Томми.

— У вас есть что-нибудь опубликованное? — спросил он наконец.

— Конечно, — чопорно ответил Томми. — Несколько недель назад опубликован мой рассказ в «Коллиерсе».

— А что это за рассказ? — поинтересовался Прю, рассматривая пластинки. Он заметил, что здесь были главным образом записи классической музыки.

— Любовная история, — ответил Томми.

Прю посмотрел на пего. Томми хихикнул.

— Это история о талантливой юной актрисе и богатом молодом режиссере с Бродвея. Он женился на ней и сделал ее звездой.

— Я не люблю такие рассказы, — сказал Прю, продолжая рассматривать пластинки.

— Я тоже не люблю, — снова хихикнул Томми.

— Тогда зачем же писать их? — спросил Прю.

— Потому что народ любит читать их и платит за них деньги.

— Но ведь эти рассказы не имеют ничего общего с действительностью, — сказал Прю. — В жизни такого не бывает.

— Конечно, не бывает, — согласился Томми. — Но именно поэтому народ и любит их. Народу надо давать то, что он хочет.

— А я не очень верю, что народ хочет читать такие истории.

— А кто ты такой, чтобы судить об этом? — рассмеялся Томми. — Ты что, социолог?

— Нет. Я такой же, как большинство людей. Я, конечно, плохо знаю литературу, но читать такие истории не люблю.

— Их любят но мужчины, а женщины, — сказал Томми.

— Не знаю, — сказал Прю. — Я не уверен в этом.

— Ох уж эти высоконравственные женщины с их взглядами па мораль, — сказал Томми. — Если они не изменят своих привычек, то в один прекрасный день окажутся вовсе без мужчин.

— А-а, понимаю, — нараспев произнес Прю. — Ты хочешь сказать, что своим поведением они добьются того, что все мужчины станут гомосексуалистами.

Прю подошел к письменному столу.

— О чем разговор? — спросил появившийся в комнате Маггио.

Он подошел к Прю, все еще стоявшему у письменного стола. Вслед за Маггио в комнату вошел Хэл.

— Мы говорим о том, почему мужчины становятся гомосексуалистами, — сказал Прю.

— Да? — произнес Хэл со слащавой улыбкой. — А вы знаете, некоторые люди рождаются такими.

Прю покачал головой.

— Слишком много уродливого и ненормального в жизни мне пришлось видеть, начиная от Таймс-сквер в Нью-Йорке и кончая Сан-Франциско, чтобы поверить в то, что это врожденное.

— Уж больно ты стараешься показать, что прошел через огонь и воду, — сказал Хэл раздраженно. — Ты не понимаешь, что быть человеком третьего пола, вот как мы, — это, может быть, трагедия. И эта трагедия достойна уважения.

— Какая же это трагедия и какое может быть уважение, когда у вас отношения основаны па обмане и надувательстве?!

Хэл приподнял брови и уставился на Прю.

— Знаешь, — обратился он к Анджелло, — твой друг просто раздражает меня.

На лице Прю появилась напряженная улыбка. Оп всегда так улыбался, когда слышал от кого-нибудь резкие слова.

— Как я понимаю, — сказал он, — ты стремишься видеть все таким, как тебе хочется, а не таким, как оно есть в действительности. Совсем как в рассказе у Томми о молодом режиссере с Бродвея.

— Знаешь, у тебя, я вижу, пет никакого воображения, — заметил Хэл. — Ты, оказывается, скучнейший тупица.

— Полагаю, что так оно и есть, — согласился Прю, улыбаясь. — В период между бродяжничеством и службой в армии из меня выбили всякую способность воображать.

— А где же шампанское, Хэл? — спросил Анджелло. — Где же оно? Давай-ка, давай открывай. До смерти хочется выпить.