Раннее свое детство Вера Николаевна, ее братья и сестры, как и полагается детям лесничего, провели в глухих лесах. Няня рассказывала девочкам страшные сказки, а когда отец уезжал в объезд на несколько дней, в сенях ставили заряженное ружье.
Как-то мать прочитала детям историю из старинного быта московских государей: все дворяне должны были привезти взрослых своих детей в Москву, а из них царь выбирал себе ту, что станет его невестой. Маленькая Вера размечталась, чтобы и ее повезли в Москву, когда царь захочет жениться, и не сомневалась, что выбор падет на нее. Она станет царицей и будет ходить в сверкающих брильянтах и рубинах. История замужества Соломонии Сабуровой заставила мечтать будущую революционерку о золотой короне.
В 1863 году одиннадцатилетнюю Веру отдали в Казанский Родионовский институт. Девочка была способной и очень самолюбивой. Замеченная в каких-то шалостях, Вера заняла однажды четвертое место, и это очень ее задело: «Преподаватели литературы, истории и географии так отличали меня от других, что я прекрасно понимала, что первое место должно принадлежать мне, и я решила вернуть его себе»[275]. Сознание своего первенства сопутствовало Вере и всю ее дальнейшую жизнь.
Она кончила институт первой ученицей, с «золотым шифром». Перед ней открывалась безмятежная, в ожидании счастливого замужества, послеинститутская жизнь. Родные сокрушались, что красивая девушка казалась пустоватой, хотя с увлечением поглощала современные журналы, которые в изобилии выписывала мать. Впоследствии, давая показания после ареста, Вера писала, что родные встретили ее так, «как будто я была совершенно изуродована институтским воспитанием, постоянно говорили, что я хорошенькая кукла, что я пуста, тщеславна, что я выйду замуж за старика-богача и т. п. Так как я была совершенно неиспорчена, то эти мнения оскорбляли меня чрезвычайно; часто я у себя в комнате плакала над вопросом: как мне сделаться хорошей? Я обратилась к книгам»[276]. Дядя любил поиздеваться над тем, сколько пудов ржи и овса навешено на ней в виде золотых сережек и прочих модных побрякушек. Вспоминал ли он потом свои упреки, когда Вера сидела в крепости?
Еще в институте Вера услышала имена Герцена и Писарева, но осталась тогда к ним равнодушна. Двигателем ее внутренней жизни была в эту пору безотчетная молодая энергия. Однако перспектива обычной женской жизни с ее повседневными, семейными обязанностями, погруженностью в быт мало увлекала ее. Однажды бывшая институтка Вера Фигнер узнала из журнала, что в Швейцарии в Цюрихе Надежда Суслова одной из первых русских женщин получила диплом доктора медицины. Суслова стала «золотой нитью ясности», путеводной звездой. Всякая неопределенность молодых стремлений, юношеского брожения кончилась.
Вера не принадлежала к числу натур, которые живут интуицией, способны улавливать токи времени непосредственно из воздуха эпохи. Она нуждалась в объяснениях и растолкованиях, но, раз усвоив и приняв что-то как свое, она уже не останавливалась перед трудностями на пути к действию. «Я считала немыслимым не выполнять того, что признавала истинным. Истинное, желательное и должное были для меня триедины и нераздельны, и всякая истина, раз признанная таковой, тем самым приобретала принудительный характер для моей воли. Это была логика характера»,— напишет впоследствии в своих воспоминаниях Вера Николаевна Фигнер.
Молодая девушка, захотевшая учиться медицине, стала просить отца отпустить ее в Швейцарию. Однако родители боялись страшного слова «эмансипация». Вместо университета отец с матерью начали вывозить девушку в свет.
Отец уже несколько лет был мировым посредником и дружил с семьей богатого казанского помещика Филиппова, которому принадлежал один из лучших домов города. Филиппов гостеприимно предложил остановиться у них, а его старший сын, молодой кандидат прав, судебный следователь, начал сопровождать Веру Фигнер на балы, в дворянское собрание и в театр. Однако вскоре семье Фигнеров пришлось возвращаться в деревню, а следом за ними перевелся по службе из Казани в Тетюши, чтобы иметь возможность видеться с Верой, и молодой Филиппов.
18 октября 1870 года восемнадцатилетняя Фигнер обвенчалась с Алексеем Викторовичем Филипповым в имении отца Никифорове. Спустя несколько недель отец Веры скончался, мать переехала с младшими детьми в Казань, где Петр и Николай учились в гимназии, а Лидия — в институте. Филипповы остались в деревне. Вера стала готовиться в университет, так как попытки начать заниматься медициной в Казани окончились неудачей. Вера и Лидия Фигнер договорились с профессором Казанского университета Лесгафтом, и он разрешил им заниматься под его руководством анатомией. Однако через полтора месяца Лесгафт по высочайшему повелению был отрешен от кафедры с запрещением читать лекции где бы то ни было за свои слишком вольнолюбивые взгляды. Несколько профессоров университета в знак протеста покинули свои кафедры.
Поездка в Швейцарию решилась, таким образом, сама собой. Весной 1872 года втроем (с ними была сестра Лидия) Филипповы покинули Россию. Впереди был желанный Цюрих.
Неизвестно, как сложилась бы жизнь сестер Фигнер, если бы у них была настоящая возможность учиться в России.
Историки давно подметили, что некоторые революционные кружки 1870-х годов родились из женских кружков для самообразования. Так, известный кружок чайковцев берет свои истоки в небольшой группе совсем молоденьких девушек, которые решили учиться. Среди них была Софья Перовская и сестры Корниловы, дочери владельца фарфоровой фабрики.
Высшие Женские курсы (Бестужевские) были открыты в стране лишь за три года перед смертью Александра II. К тому времени сотни девушек, не сумев получить образование, не найдя применения своим силам, ушли в подпольную деятельность.
Кружок русских студенток в Цюрихе группировался вокруг Софьи Бардиной. В биографии Фигнер Бардина оказалась отнюдь не третьестепенным лицом. Однажды несколько девушек собрались для того, чтобы в отсутствии мужчин выучиться умению «логически говорить». Это были сестры Любатович — дочери московского фабриканта, три сестры Субботины — наследницы богатых поместий, Каминская — дочь купца, Бардина и Лидия Фигнер — дочери помещиков. Лидия Фигнер особенно подружилась с Бардиной. Вскоре этот кружок получил название «Кружок Фричей» по имени хозяйки дома, в котором жили большинство его участниц. Девушки со страстью предавались изучению рабочего вопроса, политэкономии социалистического движения в разных странах. Долгое время Вера, приехавшая за границу с мужем, держалась вдали от этого кружка. Но вскоре лед был сломан, и Вера стала сближаться с «Фричами».
Но чем больше сближалась она со студентками, тем сильнее отдалялась от мужа. Однажды сестра Лидия прямо спросила Веру: готова ли она вступить в организованное ими революционное общество, которое должно действовать в России? За этим последовал вопрос: готова ли она, если понадобится, порвать для этого с мужем? Вера ознакомилась с программой и уставом общества, который был копией с устава Интернационала, и ответила согласием. Наступил неизбежный разрыв с мужем, который относился к подобным затеям с недоверием и иронией, Филиппов уехал в Россию.
Вскоре вернуться в Россию пришлось и почти всем «Фричам». Правительство, наконец, спохватилось, что, лишая русских девушек возможности учиться на родине, оно толкает их в ряды революционеров. Но метод, которым пытались поправить положение, способен был вызвать лишь самый яростный протест. В то время в Цюрихе учились более ста русских студенток. В 1873 году был издан указ, в котором говорилось, что студентки Цюриха вместо наук занимаются революцией и развратом, а потому им надлежит вернуться на родину. Некоторые сделали попытку продолжить образование в Париже, Женеве, Берне. Однако почти весь «Кружок Фричей» во главе с Бардиной вернулся в Россию. Среди них была и Лидия Фигнер. Вера отправилась в Берн, чтобы завершить там свое медицинское образование. Пути двух сестер на время разошлись.