Подарок министра показывал точно половину восьмого. Капитан взял свой кожаный портфель и машинально открыл его замки с числовым кодом. Элишка утверждала, что такой портфель придает ему важность и солидность. Он тогда засмеялся, а потом добавил преувеличенно серьезным тоном: «Вот теперь у тебя солидный и важный муж». «С прекрасным будущим», — согласилась Элишка без всякой иронии.

Главка перелистал тетрадь, просматривая записи. До его сознания дошло, что за стеной никто не кричит в телефонную трубку и не стучит кулаком по столу. В соседней комнате не было никого, кто мешал бы ему спокойно работать. В кабинете он был один, и это радовало его.

Он усмехнулся, подумав, что на размышления напрасно потратил две минуты.

Главка неохотно покидал кабинет, хотя прекрасно донимал, что место инженера дивизиона среди людей, у техники…

В кабинет капитан Главка вернулся к вечеру. И снова его окружила рабочая тишина. Он раскрыл свою тетрадь и с чувством удовлетворения отметил выполненные задания. Одновременно его рука заботливо вывела в разлинованных графах обнаруженные недостатки и то, что он предпринял для их устранения. После этого он с чувством выполненного долга захлопнул свой «гроссбух».

Около минуты Главка размышлял над тем, продумать ли ему план на завтра дома или сделать это сейчас за счет продления рабочего времени. Он остановился на последнем варианте, поскольку обстановка в кабинете располагала к этому. Капитан приготовил себе чай и углубился в работу. Неожиданно ему показалось, что стул, на котором он сидит, не совсем удобен. Главка встал и вышел в коридор.

Там никого не было. В здании царил покой. Тем более его удивило, что пломба на двери его прежней резиденции вскрыта и из помещения доносятся голоса. Если бы он не расслышал своего имени, он постучал бы и вошел. А теперь он остановился на пороге, различив тенор капитана Блажека.

— Все ясно как божий день! Если Ридла пошлют на эти курсы, то Главке обеспечен рост. Старик сделает из него инженера дивизиона, — рассуждал командир первой батареи.

По его голосу чувствовалось, что за показным равнодушием скрываются обида и разочарование.

— Когда я был молодым, — продолжал Блажек, — в высшие училища никого не пускали, не хватало людей. Потом в нашу дыру прибыли кое-какие специалисты, заболела жена, на моих руках оказалось двое детей. После этого у меня уже не хватило сил заняться учебой, да и потом… кому была нужна эта старая перечница, то бишь я, которую, кстати, с успехом можно было посылать на всякие курсы повышения квалификации и затыкать таким образом дырки…

— Перестань, в нашем деле главное практика, — возразил поручик Майерчик, приглушенный голос которого Главка едва слышал. — Я вот и с дипломом, а все равно бывают ситуации, когда я, что называется, плаваю.

— Ни одни курсы не дадут столько, сколько дает высшее образование, — стоял на своем Блажек. — Это одно, а второе — никаких шансов получить приличную должность. Такой идиотский порядок, делай что хочешь, хоть лопни от усердия, а результат будет нулевой. Через некоторое время ты освоишься с эксплуатацией техники, в деталях узнаешь, что такое батарея, как ею командовать, это всего лишь вопрос практики. У меня же все это есть, а что толку? Практика и опыт нужны мне для продвижения, как холодильник на Северном полюсе. Для Менгарта и тех, кто повыше, я ничего не значу, потому что я не инженер, как ты.

За дверью стало тихо. Душану сделалось не по себе от разговора, который он невольно услышал. Как будто командир первой батареи, всегда немного небрежный, в лихо сдвинутой на затылок фуражке, обвинял и его, Душана, в том, что он упустил свой шанс. Поначалу у Главки возникло желание объясниться с Блажеком, он даже энергично постучал в дверь и вошел в помещение, но потом только откашлялся и произнес:

— Сидите, сидите, я вам не помешаю.

Оба офицера, склонившие головы над какой-то технической документацией, удивленно взглянули на него. Душан торопливо прошел в маленькую смежную комнату с одним окном и взял со стула подушку из поролона. Взглянув на стол, он прихватил календарь, выпущенный издательством «Наше войско». Затем молча вышел в коридор.

Идя в кабинет инженера дивизиона, он думал о капитане Блажеке. Главка хорошо понимал его состояние, но помочь ничем не мог.

Наконец Душан удобно устроился на стуле с любимой подушкой, календарь Гинека убрал в ящик стола, а свой положил перед собой. Теперь можно было заняться подготовкой к завтрашнему дню. Через полчаса план работы был готов, но он решил еще посмотреть на взвод Данека. Исполняющий обязанности инженера дивизиона имеет на это право. Душан снова подумал о том, что на служебной лестнице в дивизионе выше него стоит теперь только подполковник Менгарт, и мысль эта была весьма приятна.

Капитан нашел инструкции, касающиеся обязанностей командира огневого взвода, особенно применительно к технике, и с удовольствием отметил, что теорию он еще не забыл. Потянувшись, Душан встал, тщательно проверил замок сейфа, проконтролировал, плотно ли закрыты фрамуги окон. Из здания он выходил в прекрасном расположении духа.

В дежурном помещении со стула живо вскочил новый дежурный. Главка про себя улыбнулся: нужная информация здесь передавалась хорошо. Офицер, заступивший вечером в наряд, уже знал об утреннем инциденте с поручиком Данеком. Он взял у исполняющего обязанности инженера дивизиона ключи, внимательно осмотрел печать и положил коробочку в секцию под номером 14. После этого он пожелал капитану хорошо провести остаток вечера.

Душан Главка отправился по шоссе к Бореку. Летом это приятная прогулка, идти большей частью надо лесом, и это помогает снять усталость.

Хуже бывает зимой. Хотя солдаты и поддерживают на дороге порядок, часто эти три километра кажутся бесконечными. Но в этом году Душан Главка с нетерпением ждал зиму.

7

Класс гудел как улей. На каникулах дети разболтались, и даже на третий день нового учебного года, после двух месяцев вольготной жизни, им было трудно вновь привыкнуть к дисциплине.

Сегодня Шарка Мартинова и сама никак не могла сосредоточиться как следует на повторяемом материале. Она прохаживалась между партами с книгой для чтения в руках, время от времени останавливала одного вызванного читать ученика и заставляла продолжать другого. Она не следила за текстом и не исправляла ошибки, только укоризненно посматривала туда, где становилось особенно шумно. Как и дети, мысленно Шарка находилась вне школы.

Она с радостью думала о том, что через час пойдет домой, приберется в обители романтиков, сварит кофе, придвинет к окну кресло и будет наблюдать за транспортом, идущим из районного центра. «Жди меня в четверг», — написал Гинек, и сегодня был как раз четверг.

Укрывшись за гардиной, Шарка любила с волнением смотреть на изгиб шоссе, где обычно появлялся Гинек. Привычка сидеть у окна осталась у нее с детства. Так они с сестрой ждали прихода родителей. И всегда очень хотели, чтобы отец с матерью вернулись вместе. Но такое совершалось только в интересах показного безупречного супружества при дневном свете; чаще же родители возвращались поздно и в одиночку, каждый будто крался к дому из одному ему знакомого места. Угнетающая картина для подрастающих дочерей… И Романа Шарка упорно ждала целый год. Дождалась… а он после армии женился на другой.

С Гинеком и ожидание ей казалось совершенно иным. Когда его не было дома, она все равно постоянно ощущала его близость. Заводила его любимые пластинки и, слушая музыку, проверяла тетрадки своих учеников; шила — и ей казалось, что Гинек сидит напротив в кресле и читает; мыла посуду — и будто слышала, как Гинек просит ее приготовить ему чай.

Обитель романтиков была безопасной пристанью для возвращающегося корабля. В ней одиночество не пугало…

Занятия окончились. Звонок разрушил последнюю преграду, сдерживавшую учеников, и мгновенно утонул в гуле класса. Шарка с трудом успокоила детей и задала им домашнее задание. Потом отвела их в раздевалку, поторопила опоздавших и заспешила к учительской. По пути она едва не налетела на директора школы пани Бартову.