— Я разводиться не буду. Я люблю тебя, Гинек, — проговорила она тихо.

Даже если бы через руки Гинека прошел электрический ток, он не оторвал бы их так резко от плеч Марики.

— Зачем ты лжешь? Зачем так бесстыдно лжешь? За последний год мы виделись дважды, в предыдущий — пять или шесть раз. В Борек за все это время ты приезжала ко мне всего несколько раз. Даже в общежитие не зашла посмотреть, как я живу. Не видела гору банок от лечо, грязные воротнички рубашек, которые я стирал под краном в общей умывальной комнате. Что ты помнишь? Наши жаркие объятия в спальне у, Главковых, когда мы обещали друг другу начать нормальную семейную жизнь? Свою часть наших замыслов ты безвозвратно увезла с собой. Когда я приехал за тобой, твои условия звучали все так же абсурдно: Липтовски-Микулаш или ничего. Ты обрекла на крах нашу супружескую жизнь, так зачем же лгать? — Гинек на секунду замолчал. — У меня есть другая, Марика, — сказал он затем. — У меня уже давно другая женщина.

— Я все равно тебя люблю, — прошептала она убежденно.

Гинек умел владеть собой. Он не терял самообладания даже в сложных ситуациях, как, например, когда у него с экрана локатора исчезала цель. Он умел сохранить хладнокровие и выполнить поставленное задание. Вот и теперь он ни на секунду не забывал о цели этой встречи, и ничто не могло ему помешать достичь ее.

— Я не шучу, Марика, — твердо сказал он. — Я люблю эту девушку и хочу на ней жениться. И бесполезно мне в этом препятствовать. Я женюсь на ней, даже если судебное разбирательство будет тянуться вечно. Она умеет ждать.

— Я тоже, — ответила она беззлобно.

Он сдержался и в этот раз.

— До свидания, Марика. На суде, — уточнил он, чтобы быть правильно понятым.

Она слышала, как он приближается к двери, но не видела ничего. Медсестра Вера застала ее заплаканной, сидящей за столом с двумя чашками недопитого холодного кофе.

6

Явно невыспавшийся поручик со знаками дежурного на форменной блузе смущенно пожал плечами:

— Я не могу вам выдать этот ключ, товарищ капитан. Не обижайтесь.

— Почему не можете? — Возмущенный Душан Главка так резко нагнулся к окошку служебного помещения, что его фуражка съехала набекрень. Он быстро ее поправил и раздраженно добавил: — У меня нет времени, поторопитесь, поручик!

— Вашей фамилии нет в списке лиц, имеющих право получать ключ от кабинета номер четырнадцать, — ответил поручик и подал Главке запечатанную коробку. — Убедитесь сами, товарищ капитан.

Главка даже не посмотрел на крышку коробки, залепленную целлулоидной лентой. Он потянулся за книгой регистрации:

— Давайте я распишусь в получении. Вот мое удостоверение личности.

Дежурный, вконец растерянный, второй раз сравнивал данные из удостоверения капитана со списком на наклейке коробки.

— Но вы действительно не значитесь здесь…

— Вы знакомитесь с приказами, поручик? — совсем разошелся Главка.

— Я? Да, конечно… — пролепетал дежурный.

— Читаете вы их или не читаете?

— Читаю, но…

— Но плохо, — перебил поручика Главка. — Если бы вы читали их как положено, то наверняка бы знали, что я замещаю инженера дивизиона.

Дежурный быстро взглянул на табличку должностных лиц дивизиона. В колонке «Инженер дивизиона» действительно бросались в глаза слова: «… Замещает капитан Главка».

Поручик застыл в какой-то судорожной стойке:

— Виноват, товарищ капитан, просмотрел…

Главка раздосадованно махнул рукой:

— Как же вы несете службу? Представьте себе, что мы поспорили бы с вами во время тревоги. Пока вы соизволите выдать ключ, война закончится.

— Я служу в дивизионе меньше месяца, — вяло защищался поручик. — Еще не знаю всех офицеров.

— Это вас не оправдывает. Как ваше имя? — резко перебил его Главка.

— Поручик Вацлав Данек, командир огневого взвода.

— Я вас запомню, поручик. Прошу иметь в виду, что здесь боевая часть, а не какое-нибудь добровольное общество.

Главка взял коробку с ключом, проверил, не нарушена ли печать, и, не сказав больше ни слова, вышел. Перепуганный дежурный отдал ему честь.

«Все бы их кто-нибудь водил за руку, — злился про себя Главка. — С нами никто не нянчился. Сразу в кабину и давай паши. В качестве офицера наведения приходилось оперировать таким количеством информации, что изменение в таблице должностей по сравнению с тем не более как освежение памяти. А этот поручик надеется на таблицу! Заслуживающая наказания беспечность. Теперь здесь будут другие порядки! По меньшей мере, такие, какие установлены в группе по эксплуатации. Даже подполковник Менгарт уже длительное время нас ни в чем не упрекнул».

Командира Душан уважал. Он восхищался железной личной дисциплиной Менгарта, его неиссякаемой жизненной энергией, знанием дела и весьма ценил его опыт. Менгарт представлял для него идеал офицера-командира. Сам того не замечая, Душан старался подражать подполковнику в жестах, строгой и отрывистой речи, в четко сформулированных приказах и бескомпромиссных решениях, когда подчиненные их нечетко выполняли. Он гордился тем, что его слова становились таким же законом, как и слова Менгарта.

Единственным недостатком командира, по его мнению, был слишком медлительный подход к решению ряда проблем, в частности, кадровых. Он ничуть не завидовал быстрой карьере Гинека Ридла, потому что хорошо знал положительные качества друга, но его обижало, как ему казалось, пренебрежительное отношение Менгарта к нему, Главке, и его способностям. Когда некоторое время назад по дивизиону разнеслась весть, что единственный кандидат на место майора Опалека он, Главка, он тут же простил командиру его промахи. Тем горше для него было узнать, что, хотя он уже целый год возглавляет группу по эксплуатации, он должен уступить более молодому кандидату, Ридлу. Нет, Главка не испытывал зависти, просто как начальник группы по эксплуатации он считал себя с того дня сброшенным со счетов.

Теперь он без остановки проследовал мимо своей комнаты эксплуатационщиков и направился прямо к двери, на которой значился номер 14. Прежде чем открыть ее, он взглянул на ключ. На бирке было написано: «Инженер Гинек Ридл». Главка представил, как бы там смотрелось его имя… «Не отрывайся от почвы, Душан, тебе уже известен вкус разочарований», — напомнил он сам себе.

Капитан поставил черный кожаный портфель, подарок Элишки к тридцатилетию, и сел за стол. На столе белело несколько листов бумаги, там же лежали календарь с чешскими замками, карандаши и оригинальная прищепка с листочками, на которой крупными буквами было написано: «Не забудь!» Главка любил чистый рабочий стол. Все задания он записывал в одну разграфленную тетрадь, потому что не признавал никаких листочков, со множеством записей и заметок. Ничего лучшего не придумаешь для того, чтобы выпустить из-под контроля половину важных дел. Он удивлялся, как Гинек может работать таким образом и не иметь при этом проблем. По крайней мере, таких, которые бы напоминали Менгарту, что в дивизионе есть более аккуратные офицеры.

Главка вскрыл печать в сейфе, открыл его и положил туда свою тетрадь с личным планом. Во время отпуска Гинека Главка часто засиживался в этом кабинете до ночи. Работать приходилось в поте лица. Он не жалел усилий, чтобы доказать Менгарту, что он такой же способный офицер, как и Гинек.

Заметил ли командир его старания?

Наверное, да, иначе он не издал бы приказ и не обнародовал в официальном документе, что капитан будет и в дальнейшем замещать инженера дивизиона. Главка подумал, что, может быть, он займет эту должность навсегда, как только Гинека отзовут на курсы…

По сложившейся практике этому, конечно, должно было бы предшествовать предварительное собеседование. Однако ни о чем подобном Менгарт пока не говорил. А вдруг он опять колеблется? Однажды он уже отдал предпочтение инженеру, который едва успел получить диплом о высшем образовании. Обычный голубой диплом! А он, Душан, присоединил к семейным реликвиям диплом красный. Кто это оценил? Только начальник школы. Сначала на торжественном собрании выпускников в честь отличников звучали фанфары, а потом он вручил отличникам именные наручные часы — подарок министра.