— С кем ты хочешь советоваться? С Ванечеком? Не жди, что он очень обрадуется. Ему прибавится работы. С Моутеликом? Он доволен тем, что его имя не склоняют, как месяц назад. Для чего ему усложнять жизнь? С Красой? Знаешь, что он скажет? Чтобы к нему с таким предложением не приставали, потому что его рота уже давно отличная.

Я признал, что месяц назад Краса мне это уже говорил.

— Так видишь, я прав! — воскликнул Индра. — Или ты хочешь посоветоваться с политработниками рот? С гражданскими людьми, которые вскоре начнут считать дни до демобилизации? Да что ты, Петр?! Следует показать всем людям, партийному комитету, коммунистам, союзной молодежи, всем солдатам, что мы тщательно все обдумали и в этом деле взаимно поддерживаем друг друга. Они встанут на нашу сторону и будут нас поддерживать. — Он протянул мне свою правую руку: — Ну что, возьмемся?

Я все еще был готов отвергнуть предложение Индры, но, к своему удивлению, вдруг услышал, что говорю совершенно иное:

— Если как следует попотеть, то может получиться, Индра.

И я крепко сжал протянутую руку Индры.

Доклад на отчетно-выборном партийном собрании, в подготовке которого я принимал активное участие, был полон оптимизма. Оптимистично прозвучало и выступление Индры, нарисовавшее большие перспективы, раскрывающиеся перед батальоном. Я выступил значительно скромнее, но все равно и непосвященному человеку становилось ясно, что стать отличным батальону ничего не стоит.

Наш оптимизм так повлиял на присутствующих, что против принятия обязательств никто не возражал. Зато нам пришлось выслушать немало критических замечаний и пожеланий больше помогать и доверять людям в ротах.

Когда с таким предложением выступил поручик Моутелик, я заметил, что Индра с волнением заерзал на стуле. Однако мой успокаивающий жест подействовал на него. Ванечеку в прениях было указано, правда в очень осторожной форме, что, обладая немалым опытом, он мог бы оказывать большую помощь командирам в составлении расписания занятий. На собрании не прошли и мимо меня, отметив, что способ проведения политзанятий в какой-то степени недостаточно учитывает знания солдат и порой бывает оторван от того, чем люди живут в ротах и на что ищут ответ. Наибольшая дискуссия развернулась вокруг вопросов техники, заботы о ней, создания условий для ее качественного обслуживания и других проблем, тесно с этим связанных. Следует сказать, что поручик Броусил подвергся сильной критике. Меня удивило, что солдаты срочной службы в большинстве своем довольно точно сумели определить наши слабые места.

Оживление вызвал десатник Петртил — один из отличных воинов роты Красы, задавший вопрос, предполагается ли принять поручика Красу кандидатом в члены партии. Он заявил, что это следовало бы сделать, потому что командиры, пользующиеся неформальным авторитетом и уважением людей, не должны находиться вне рядов партии.

При этих словах Индра снова заерзал на стуле. Видимо, ему хотелось ответить, что очень многое зависит от того, каким способом этот неформальный авторитет завоеван.

Я взял слово и поддержал точку зрения Петртила.

В выступлении начальника политического отдела был сделан подробный анализ партийно-политической работы в нашем батальоне. Оно было критическим, но отмечало и положительные моменты. Что же касается наших обязательств, то о них начальник политотдела ничего не сказал.

Когда собрание закончилось, начподив, поздравляя меня в связи с избранием секретарем партийной организации батальона, посчитал нужным заметить, что мы идем на определенный риск. Но он надеется, что мы основательно все продумали.

Я поинтересовался, как он оценивает прошедшее собрание.

Он отметил, что прения на собрании были критическими, деловыми, продуманными. Но по некоторым признакам я почувствовал, что доклад не очень ему понравился. Я подумал, что он не захотел торопиться с выводами. Замечание начальника политического отдела, что мы идем на риск, обидело Индру. После его ухода он заявил:

— Но мы им еще покажем, Петр. Долго ждать не придется. На полковых тактических учениях. Они еще увидят!

— Я всю ночь не спал, — сообщил мне на следующее утро после отчетного собрания поручик Броусил.

— Я тоже иногда не могу ночью спать, — признался я. — В таком случае я считаю до тысячи, ну а если и это не помогает, принимаю снотворное.

— Не мог заснуть из-за вчерашнего собрания, — уточнил он.

— А почему?

— Потому что я тормоз батальона.

— Ну, это выражение сам ты придумать не мог. Наверное, читаешь всякую макулатуру?..

— Хотя конкретно мое имя было названо всего два раза, речь весь вечер шла только обо мне. Я не глупец, чтобы не понять этого.

— Ты уже четвертый, кто так думает. Поручик посмотрел на меня с удивлением.

— Даю голову на отсечение, что так же думает командир батальона, начальник штаба, и, можешь быть уверен, так же думаю и я. И это хорошо. Мы — руководители, а им, если люди что-то критикуют, следует задуматься, в чем состоит их вина.

— Так вы считаете… — Броусил стал постепенно успокаиваться.

В это время я снял шинель и предложил ему стул.

— Дело обстоит не так, что тебе нечего улучшать в своей работе, и все-таки о тормозе больше не говори, будь добр.

— Я всегда стараюсь сделать так, чтобы все было в порядке, — произнес Броусил.

— Вот то, что стараешься, — ответил я, — и есть самое важное.

В кабинет вошел надпоручик Ванечек.

— Ну и досталось мне вчера, — произнес он, усаживаясь на стул.

— Ну, что я тебе говорил? — повернулся я к Броусилу. — Не один ты не мог заснуть… — Я хотел еще больше убедить Броусила и помочь ему успокоиться.

— Ну, не совсем так, — не понял моего намерения Ванечек. — Я не могу спать, только когда много съем на ночь. Но нервы мне потрепали больше всего из-за того, что в сущности они правы.

— У вас тут собралась теплая компания, — проговорил еще в дверях командир батальона. По его топу не было заметно, что он собирается нас разогнать. Наоборот, он тоже присел. — Но в некоторых вопросах они были не правы, это я должен сказать, даже подвергаясь опасности быть названным несамокритичным, — заявил Индра. После этого он вытащил из кармана двадцать крон и сказал Броусилу: — Пошли кого-нибудь за кофе.

— Скоро начнется развод на занятия, — напомнил я. — Нам бы надо это все как следует обдумать, а потом в партийном комитете определить мероприятия по реализации критических замечаний.

— Голос нового секретаря, — произнес Индра и спрятал двадцать крон в карман.

— Мудро, — отметил Ванечек.

— Да, это стоит обмозговать, — согласился Броусил.

Перед обедом ко мне зашел поручик Моутелик и заявил, что ему срочно нужно поговорить со мной.

— Мне все ясно, — сказал я. — Ты целую ночь не мог заснуть.

— Откуда вы знаете? — удивился он.

— Ты наверняка думаешь, что все недостатки, о которых говорилось вчера, касаются одного тебя, даже если твое имя было названо лишь два раза, — продолжал я. — Может быть, тебя успокоит, если я скажу, что ты уже пятый, кто думает именно так.

— Мое имя прозвучало только один раз, — уточнил он. — Ну а если говорить о критике, то я принимаю только то, что касается моей роты. Остальное падает на ваши головы, на головы работников штаба.

— Я рад, что ты так смотришь на это. Тогда объясни, почему же ты не мог заснуть.

— Вот уже три дня, как у меня пропал солдат, — признался Моутелик.

— И ты об этом не докладывал, да?

— Я пытался сам решить этот вопрос.

— И каким же образом, не скажешь ли мне?

— Когда в субботу он не вернулся из увольнения и дежурный позвонил мне домой, я успокоил его, сказав, что все в порядке. Я решил, что в воскресенье он вернется и я разберусь с ним сам.

— Чтобы не выносить сор из избы, так? — До меня постепенно стало доходить, что на горизонте обозначилось чрезвычайное происшествие.