Все чаще выходил бронтозавр из залива и бродил по соседним зарослям, выходил на луга и болота, напряженно всматривался в туманную мглу дали. Все чаще он едва успевал вернуться к ночи на воду. Но нигде в окрестностях не было видно бронтозавров.

Тогда он вышел из залива, прошел через заросли, миновал топкие болота и очутился на лугу. Этот луг тянулся до самого горизонта, и, только там, где синее небо сливалось с бурой зеленью луга, темнели леса. Бронтозавр повернул и пошел параллельно реке, к туманному сиянию, видневшемуся вдали, над морем. Болота и трясины, ручьи и речки, путаная смесь воды, зарослей и трясин, — вот его путь.

В болотах, незаметно переходивших в морской залив, он остановился. Здесь было столько воды и зарослей, что бронтозавр никак не мог разобраться в них сразу. Как высоко ни поднимал он голову, ничего кроме зарослей и островков, воды и отмелей не было видно.

Переходя с рукава на рукав, с болота на болото, с озерка на озерко, он шел много дней. И к концу недели он услышал где-то далеко-далеко знакомый скрип. Он даже не услышал его, а только почувствовал, так слабы были звуки. Но инстинкт подсказал ему то, чего не разобрало ухо.

«Здесь»…

И бронтозавр громко заскрипел, подняв голову и напряженно всматриваясь вдаль. Он скрипел до тех пор, пока у него не перехватило дыханье. Прислушался — но не услышал ответного скрипа. Ничто не нарушало тишины.

Бронтозавр шагнул в одну сторону, потом в другую, повернулся, пошел назад. Остановился, заскрипел и снова зашагал. Он не знал куда идти, а инстинкт повторял: «здесь», «здесь», «здесь». Это «здесь» тянулось на десятки километров, убегало к горизонту, сливалось в мутную мглу болот и озер, зарослей и рукавов.

Где-то, на каком-то рукаве, озерке, болоте… Но — где?

Он бродил и скрипел. Он делал сотню-другую шагов, останавливался, вглядывался в заросли и болота.

«Здесь», — говорил инстинкт, и бронтозавр брел дальше, шурша зарослями и громко чвакая в трясинах.

«Здесь», — и бронтозавр перебирался с рукава на рукав.

«Здесь», — и он ломился сквозь заросли хвощей.

«Здесь», — и он проваливался до живота в трясину, вяз в ней ногами и хвостом.

«Здесь», — и он шел по отмели, разметывая, песок и перемешивая его с галькой.

«Здесь»… но наступал вечер, солнце пряталось, и бронтозавр окоченевал с тем, чтобы на следующий день снова начать поиски.

VIII. СОПЕРНИК

ПРИЛИВ

Приливная волна в полнолуние была высока, и море пошло на землю.

Словно неприятельские отряды ворвались в страну врага — волны пошли приступом на берег, низкий и пологий. Они проникли в болота и озера, вошли в рукава реки, осолонили воду заливов и затонов. Хвощи согнулись под напором моря, а водоросли перепутались и комьями всплыли, оторванные от дна, на поверхность мутной воды.

Вместе с волнами пришли и жители моря.

В большом затоне, залитом приливом, занесшим морские волны на много километров вглубь страны, закопошились странные существа. Вода затона, всегда пресная, а теперь солоноватая, не была для них подходящей средой. И все эти губки и медузы, морские ежи и звезды, черви и моллюски, осьминоги и каракатицы, — медленно умирали. Их тела, пропитанные солью моря, жадно впитывали в себя пресную воду затона, разбухали и росли, растягивалась, становились большими и словно раздутыми. Животные пили воду кожей, пили так старательно, словно хотели выпить весь затон. А потом — они погибали и опускались на дно, где их заносил навсегда тонким слоем ил.

Гигантские осьминоги беспомощно шевелили щупальцами — круглыми присосками, вытягивали их, обвивали ими стволы хвощей, росших в прибрежной воде, обвивали друг друга, переплетались студенистыми телами. Их рты раскрывались и громко щелкали челюсти, похожие на клювы попугаев. Глаза ярко сверкали в мутной воде, а запах мускуса становился очень сильным. А потом — глаза тускнели, щупальца обвисали, тело разбухало, и осьминог тяжело ложился на дно.

Словно спасаясь от неведомого врага, выпускали клуб за клубом черную жидкость каракатицы, скрываясь в чернильной мути. Но муть не спасала их: враг — пресная вода — был везде.

Море принесло и гигантов морской волны. Они были сильны и живучи, пресная вода не могла сразу погубить их тела, одетые то толстой кожей, то крепким панцырем чешуи. И в рукавах реки — как в морских волнах — они боролись за жизнь, нападали и защищались.

Похожие на дельфинов ихтиозавры разрезали волны реки высокими спинными плавниками, а их большие хвосты рассекали воду с резким шумом пароходных винтов. Большие акулы стаями гонялись за ихтиозаврами, нападали на них сбоку, сзади. Они избегали только одного — подплывать к ихтиозаврам спереди. Длинные челюсти ихтиозавра были усажены множеством острых зубов, и прожорливые рыбы кружились около него, старательно увертываясь от ударов сильных челюстей. Удары хвоста, удары плавников ихтиозавра разгоняли акул, но они тут же собирались в стайку, снова нападали, снова на ходу рвали зубами бока ящера.

Сражение почти всегда кончалось одним и тем же — пиром акул.

ОШИБКА

Приливная волна застала бронтозавра, когда он пробирался сквозь густые заросли хвощей. Для его тяжелого тела не был страшен напор приливной волны, а высота прилива была для него ничто, — так высок был он сам. Бронтозавр даже не заметил как поднимается вода.

Но зато он заметил другое.

Далеко впереди, среди зарослей и немого молчания, вдруг мелькнула голова на длинной шее. Эта голова поднималась над серединой одного из затонов реки. Издали она так походила на голову бронтозавра, поднятую над водой, что бронтозавр направился к ней. Он вытянул шею и протяжно заскрипел. Голова исчезла, она ничем не ответила на призыв. Бронтозавр проскрипел еще раз и пошел напрямки через заросли, давя хвощи и не спуская глаз с затона, на котором только что мелькнула голова.

Длинная шея с маленькой головкой то появлялась, то исчезала. Бронтозавр подошел к заливу, заскрипел… И снова — ответа не было.

Голова исчезла и через несколько мгновений появилась на противоположном конце затона. Поднялась, оглянулась и снова скрылась.

Бронтозавр остановился!

«Нет!» — шепнул инстинкт. — «Нет, нет, нет…»

Бронтозавр ошибся. Голова принадлежала не бронтозавру. Это был плезиозавр, занесенный приливом из моря в реку. Его длинная шея с маленькой головкой обманула бронтозавра, он принял морского ящера за «своего».

«СОПЕРНИК!»

Бронтозавр понемногу забрел в такие заросли, что даже он едва мог продираться сквозь стоявшие сплошной стеной хвощи.

И вот, совсем недалеко послышался скрип. Он доносился с большого озера-залива, обросшего хвощами.

Услышав скрип, бронтозавр остановился. Он словно окаменел на несколько секунд, а потом сразу бросился вперед.

В скрипе не было призыва, в нем слышался голос соперника — самца.

Ярость охватила бронтозавра. Его тусклые глаза засверкали, шея раздулась и стала уже не серой, а темно-фиолетовой. Он ломился сквозь заросли, громко плеская водой, топтал хвощи и спешил вперед, навстречу врагу. На ходу он то и дело скрипел, и в его скрипе слышались злоба и вызов.

Скрип с озера донесся снова, и бронтозавр еще раз остановился. Он высоко поднял голову и широко раскрыл пасть. Раздался громкий звук… Такого скрипа бронтозавр еще не издавал никогда — настолько громок и неприятен он был.

И снова с озера донесся ответ — соперник звал на бой.

Громко затрещали хвощи — соперники спешили навстречу друг другу.

Заросли хвощей вдруг разбежались в стороны. Впереди показалась большая топкая поляна. Не успел бронтозавр выйти на эту поляну, как на ее противоположном конце показалось массивное туловище.

Соперник!