Не жалеть её нужно было, а позлорадствовать, пока была возможность, но Сашеньке нашей подобные эмоции были непривычны, поэтому она искренне обиделась за Ксению, в то же время удивляясь тому, что не с ней одной, оказывается, Мишель бывал жёстким и грубым.

- Что?! – с нотками стали в голосе переспросила Митрофанова, выждав, кажется, целых полминуты, пока удалось совладать с собой.

- Ты меня прекрасно слышала, - не меняя интонаций, ответил Мишель, всё такой же холодный и невозмутимый. - Сегодня я не в состоянии тебя развлекать.

- Это прозвучало... грубо! – поджав губы, сказала обиженная невеста, но Мишель и бровью не повёл. Все её женские трюки и уловки он уже давно знал, так что она перед ним была, что называется, безоружна.

- А как ещё я должен, если по-хорошему ты упрямо не понимаешь? Не обижайся, я, действительно, очень устал. И могу быть не в настроении, в конце концов! Будь ты повнимательней, заметила бы, что моя жизнь неминуемо рушится прямо у меня на глазах, что отнюдь не добавляет мне оптимизма.

- Вчера тебя это не остановило! – справедливо напомнила Ксения, но накидку всё-таки с пола подняла, и надела обратно, к превеликому Сашиному облегчению.

- А сегодня останавливает, - просто сказал Мишель. - К тому же время позднее, твой отец будет волноваться, что тебя так долго нет, ни к чему лишний раз тревожить его.

- Ты... ты... это эгоистично, чёрт возьми! Думаешь, ты можешь вот так со мной обращаться?!

- Думаю, да, могу, - весьма самоуверенно произнёс Волконский, и улыбнулся. - Господи, ну что ты как маленькая, в самом деле?

Александра не верила своим ушам. Слушала, и не верила.

"Как же он может так с ней разговаривать?! – изумлённо думала она. - Экое самомнение! А она-то тоже хороша! Со мной, значит, жестокая и неумолимая, а с ним вдруг - неуверенная и растерянная? Господи, да я за такое дала бы ему пощёчину, и ушла бы тотчас, хлопнув дверью на прощанье! Если бы, конечно, вообще пришла!" Подумав ещё немного, Александра со стыдом поняла, что она, вообще-то, уже пришла. И, окончательно смутившись, решила не пускаться больше в философские рассуждения, и просто посмотреть, что будет дальше.

Ксения на решительные меры вроде пощёчины не отважилась, да никто от неё этого, признаться, и не ждал. Тут Саша была абсолютно права - это с ней, с Антоном, с Авдеевым или с той же Катериной, к примеру, Митрофанова могла позволить себе быть высокомерной, самоуверенной и требовательной. С Мишелем же такие фокусы не проходили, сам точно такой же, живо поставит на место, не успеешь и рта раскрыть. И она об этом прекрасно знала, ровно как и о том, что из них двоих кто-то неминуемо должен уступить, так же знала она и то, что Мишель уступать не намерен. Он делал это, периодически, но исключительно по собственной воле, каким-то волшебным образом заставляя Ксению верить в то, что исключительно её желаниям он подчиняется. Но всё это до тех пор, пока не были затронуты его интересы, как сейчас. В таких ситуациях он был неумолим. Спорить было заведомо бесполезно.

И поэтому Ксения высоко подняла голову, и провозгласила:

 - Да, ты прав! Я... я уйду! Уйду, раз ты этого так хочешь! – Но просто так она уйти не могла, не сказав пары слов на прощанье: - Но только учти, Миша...

- Да-да-да, - заранее согласился со всеми её требованиями Мишель, мягко обняв её за плечи, и направив в сторону дверей. - Разумеется, будет всё, как ты скажешь, а как же иначе?

- Имей в виду, я обиделась! – сообщила барышня Митрофанова уже из коридора. - И я даже не знаю, что ты должен сделать, чтобы вернуть моё доверие!

- Что-нибудь придумаю, - заверил её Мишель, но голос его был по-прежнему холодным и бесстрастным.

"Да как она только его терпит?", мысленно возмутилась Александра, прислушиваясь к звукам закрывающейся двери. Щёлкнул замок, пришла пора вылезать из своего убежища, но она отчего-то медлила. Страсть как не хотелось вновь оставаться с ним наедине, с этим бесчувственным и самодовольным куском камня, не способным, похоже, ни на какие чувства, кроме безграничного наслаждения собственным превосходством над окружающими.

Но вечно в шкафу у Волконского не посидишь, а жаль, там было довольно уютно! Собравшись с мыслями, Александра толкнула дверь, и едва ли не вывалилась на пол, запутавшись в собственной юбке. В последний момент она удержалась на ногах, ухватившись за первую попавшуюся вещь на вешалке - это оказался военный мундир Мишеля, белый мундир офицера Преображенского полка с золотыми эполётами.

"Господи, сколько орденов!", с изумлением отметила она, оглядывая разнообразные знаки отличия, коими был богат его мундир. Георгиевский и Андреевский крест особенно бросались в глаза, а так же орден святого Владимира и святой Анны, который давали за особую храбрость, насколько помнила Александра.

Мишель вернулся, проводив свою невесту, и встал в дверях. Скрестив руки на груди, он с любопытством наблюдал за Александрой, и та решила перейти в наступление прежде, чем он вздумает упрекнуть её в том, что она так бесцеремонно трогает его вещи:

- Надо же! А я думала, что благородные аристократки берегут свою честь до первой брачной ночи!

Ах, и сколько ехидства было в её голосе! Мишель оценил, и даже искренне улыбнулся, но Сашенька этого не увидела, так как стояла к нему спиной, убирая мундир обратно в шкаф.

- Это кто же сказал тебе такую глупость? - Лениво поинтересовался он, наблюдая за её действиями. Александра замерла, предвидя очередную колкость, которая последовала незамедлительно: - Ах, да, должно быть, твоя многоуважаемая мать, прямо-таки образец чистоты и невинности!

- Святая правда, - вынуждена была признать своё поражение Александра, и, кивнув на мундир, спросила: - Это ваше?

- Раз в моём шкафу, стало быть, моё.

- Награды... впечатляют, - не смогла промолчать она, хотя говорить что-то хорошее Волконскому ей не хотелось. Это было внове, и прозвучало до того необычайно, что и Мишель, вроде бы уже успевший привыкнуть к такой реакции, вдруг удивился.

"Что это с ней?", подумал он, а сам лишь просто улыбнулся в ответ, но отвечать не стал. Да и не знал он, что на это ответить, хотя, надо признать, похвала от неё была неожиданной, и всколыхнула в его душе какие-то небывалые чувства.

- Почему вы его не носите? – спросила Александра тем временем, бережно убрав мундир назад в шкаф. Затем, притворив дверцы, она развернулась, и, прижавшись к ним спиной, внимательно посмотрела на Мишеля.

Он, если честно, такого вопроса от неё не ожидал.

- Что? А зачем?

- Ну, как же... - неуверенно протянула Александра. - Не для того же вам их дали эти ордена, чтобы они пылились в шкафу! Да и потом... девушки любят героев!

- По-твоему, здесь есть, чем гордиться? – задумчиво спросил Мишель, кивком головы приглашая её в гостиную, чья распахнутая дверь прямо-таки манила своим гостеприимством. Вести разговоры в собственной спальне у него как-то не получалось: мысли возникали совершенно не те, особенно при взгляде на кровать со смятыми простынями. Александра покорно вышла, и, проходя мимо него, подняла глаза, и спросила тихо:

- А разве нет?

- Нет. – Безапелляционно заверил её Мишель, и короткое слово это прозвучало предельно искренне. Такой ответ Саше показался странным, зная о завышенном самомнении Мишеля, она была готова скорее к очередному приступу безграничного самодовольства, но ничего такого не последовало. Волконский её несказанно удивил, когда повёл себя с точностью до наоборот.

- С вами многие бы поспорили, - не унималась она. – Орден святого Владимира не дают просто так!

- О, да. Но, помилуй, чем же здесь гордиться? Убийствами? Тем, что на моём счету больше загубленных жизней, чем у моего отца? К счастью, я не он. У меня всё это вызывает лишь чувство безграничной тоски. И бессмысленности.

Боже мой, только и смогла подумать Александра, во все глаза глядя на него. А вслух сказала: