"Татьяну Георгиевну взяли в больницу. Устроить помог ваш знакомый из Москвы профессор Николай Алексеевич Мухин. Но лекарства уже не помогают. Когда боль отступает, Татьяна Георгиевна расспрашивает обо всех. Я читала ей ваше письмо, новые статьи. Она вас очень жалеет, говорит: "Какой труд на себя взвалил..." Звонил Нестеренко, подробно расспрашивал о здоровье Татьяны Георгиевны. Он на Татьянин день собирается прислать пластинки" (27.1.84 г.).
"Как тяжело писать это письмо. От всего, что случилось, зябнет сердце... Судьба меня до сих пор миловала - близких не теряла. Все дни, когда хлопотали с похоронами, была суета и нагрузки, я думала: "Почему у меня в сердце какая-то пустота?". И вот только сейчас дошел весь ужас непоправимого. И сердце перевернулось. Все будет идти своим чередом: земля вертеться, снег таять, часы отсчитывать время - но без Татьяны Георгиевны. Она скончалась 22 марта в 23 часа - в день прилета жаворонков, которых она всегда так ждала. И не дождалась. Мы отвезли ее в церковь, где была обедня, потом панихида. Пел хор, открывались ворота, зажигалась люстра, горели свечи в руках тех, кто провожал, звонили колокола - все, как она хотела... Как ее все любили. В молодости она хорошо играла на рояле, гитаре, пела, танцевала, читала стихи и сама их сочиняла, эрудированная на редкость, любящая все прекрасное, понимающая, сочувствующая, она до последних дней сохранила женственность и обаяние, а какая милая, что трудно описать" (28.3.84 г.).
В день и час кончины Татьяны Георгиевны по Всесоюзному радио звучал ее голос - шла передача о Мусоргском. И мы тогда не знали еще, что оборвалась родовая нить, нет на земле больше человека с такой фамилией. И случилось это опять же в марте, который для многих Мусоргских волей судьбы стал месяцем рождения и смерти.
Отозвался на наше горе и Нестеренко. "И теперь самое последнее, о чем больно писать,- нет больше с нами Татьяны Георгиевны Мусоргской. Она светом души своей озаряла всех, кто дружил с ней, так или иначе соприкасался с нею. Все понятно, преклонный возраст, болезни, все мы смертны, но когда уходят такие люди, как будто гаснет яркая звезда на небе и становится темнее..." (10.5.84 г.).
В конце мая Нестеренко приехал в Рязань и дал бесплатный концерт в трех отделениях в память о Татьяне Георгиевне. Потом мы все вместе побывали на кладбище, положили цветы на могилу, где стоят рядом два белых креста: Георгию Филаретовичу и Татьяне Георгиевне Мусоргским - последним представителям этой фамилии.
"Счастлив, что пою..."
В экспозиции музея есть портрет Евгения Нестеренко с автографом: "Ничего не знаю выше музыки Мусоргского, счастлив, что пою ее".
Наверное, Модест Петрович был бы особо благодарен этому певцу, ведь он - первый и пока единственный в мире исполнитель всех вокальных произведений Мусоргского, в том числе сложнейших циклов: "Песни и пляски смерти" и "Без солнца".
- У Мусоргского был баритон без верхов, многие произведения он написал для своего голоса, и мне пришлось немало поработать,- сказал однажды Нестеренко.
Какой колоссальный труд совершил певец, чтобы тщательно изучить каждое произведение и донести его До слушателей всей нашей планеты! В этом, в частно- сти, убеждают и его письма. "Сегодня - 100-летие со дня смерти М. П. Мусоргского. В Большом вечером пою Бориса. Завтра улетаю в Новосибирск... Неделю был в Италии. В Милане в этом сезоне гораздо шире отмечают 100-летие, чем у нас. Возможно в течение сезона услышать практически всю музыку Мусоргского. Хотят одну из улиц Милана назвать "виа Мусоргский", а в Ленинграде и Москве улиц таких пока нет - но будут! Черт возьми..."
"Спел три концерта в США из произведений Мусоргского. Получил уже вырезки из газет - один критик из Канзас-Сити пишет в рецензии, что "Песни и пляски смерти" произвели в Америке сильное впечатление. Так что двигаем потихоньку Мусоргского и за океан - там его камерную музыку знают, но далеко не все".
В Японии после концертов Нестеренко выпустили несколько пластинок с записью произведений Мусоргского.
После гастролей в Эстонии Евгений писал: "Спел "Бориса" в новой постановке, кажется, в этой редакции начинает что-то получаться". Так скромно Нестеренко оценил свою роль, а ведь в мировой печати его называют "королем басов"; за пластинку "Песни Мусоргского" певец удостоен двух наград: "Грэмми", высшего приза национальной академии грамзаписи США, и "Золотого диска" отечественной фирмы "Мелодия"; за исполнение роли Бориса награжден в Италии медалью "Золотой Виотти"... За образ "Бориса Годунова" - и Ленинская премия!
В конце сентября 1985 года мне посчастливилось побывать на новой постановке "Бориса Годунова", которую показал в Москве театр "Эстония". После спектакля все исполнители собрались в квартире Нестеренко и почти до утра говорили о Мусоргском. Музыкальный руководитель и главный дирижер театра народный артист ЭССР Эри Клас рассказывал, как он работал над первоначальной редакцией оперы, представленной в свое время Модестом Петровичем в оперный комитет, но не принятой. И постановщик, и все исполнители вместе с Нестеренко проделали огромную работу, чтобы вернуть на сцену забракованную полтора века назад оперу. Эта постановка идет с успехом на многих сценах мира и, как писала "Советская культура", стала "открытием подлинного Мусоргского, его музыки, суровой и трагичной". Об исполнении произведений Мусоргского в подлинной редакции Нестеренко заботится постоянно и сам старается проникнуть в "мастерскую" композитора. После концерта в Знаменском соборе фольклорного ансамбля Дмитрия Покровского Евгений посоветовал мне расспросить руководителя ансамбля об экспедициях на Псковщину. Мы встретились с Дмитрием Викторовичем в его московской квартире, и я услышал следующее:
- Римский-Корсаков считал, что Мусоргский записывает народные песни с какими-то странными гармониями, и обвинял его в музыкальной неграмотности. Я еще студентом исходил Псковскую область и убедился, что в Кареве и соседних деревнях говорят и поют, как при жизни композитора, и этот говор, интонация звучат в музыке Мусоргского. Значит, он мыслил гармоническим языком родного народа! Псковскость Мусоргского просматривается и в "Хованщине", и в "Борисе Годунове", и в обработках песен. Мы со своим ансамблем стараемся перенять эту манеру пения, но, думаю, до конца это сделать невозможно - надо родиться в ваших краях, с грудного возраста впитать и этот говор, и песни...
В журнале "Памятники отечества" Нестеренко писал: "Музыка остается системой нотных знаков до тех пор, пока музыканты не заставят эти знаки звучать. К сожалению, с исполнением произведений Мусоргского дело обстоит не так уж хорошо. Звучат они не так уж часто и не всегда в подлинном виде".
На то, что произведения Мусоргского, особенно хоровые, не поют на родине композитора, сетовали и другие музыканты, когда приезжали к нам с концертами. Да и кто мог их исполнять у нас, где нет профессиональных коллективов?
У И. А. Бунина есть строки: "Все человеческие судьбы слагаются случайно, в зависимости от судеб их окружающих". В последние годы мне часто приходилось общаться с музыкантами, и, признаться, чувствовал я себя не очень-то уверенно, так как не знал музыкальной грамоты. Однажды жена художника Петра Дудко Татьяна Михайловна, преподаватель музыкальной школы, решила создать в Великих Луках камерный хор. Кроме музыкальных педагогов в хор пришли люди разных профессий, а поэтому занятия начали с изучения нот. С супругами Дудко мы дружили семьями и стали с женой ходить на репетиции, чтобы хоть как-то постигнуть музыкальную грамоту. С интересом открывал я, что такое звук, звукоряд, полутон, ритм... Только в одном слове "темп" открылись загадочные определения: адажио, анданте, аллегро, модерато... Порой меня охватывало отчаяние - казалось невозможным постичь все это. Но я упрямо ходил на репетиции, зубрил "до", "ре", "ми", "фа", "соль", "ля", "си", отхлопывал в ладоши ритмы: половинка, четверти, шестнадцатые...