Машина помчалась по глазурному шоссе, которое было проложено еще перед строительством пушек.

– Папа, правда, это про тебя написано? – спросил Андрюша, показывая книжку. – И про маму? Правда, ты видел Вельта?

Отец усмехнулся:

– Вельт – это капитализм. Только таким его и можно увидеть.

– Значит, его догонит стрела?

– Очень может быть, что ее выпустят гансы и джимсы, недавно служившие ему.

– Так и будет. Во время катастрофы всем стало ясно, какие они есть, эти капиталисты, – сказал Андрюша, а потом спросил: – А разве могла быть мировая катастрофа?

– Могла. Угроза катастрофы долгое время висела над головами людей. Грозило страшное бедствие…

– Капиталисты все равно бы погибли.

Отец рассмеялся, взял книжку и показал ее мальчику через увеличительное стекло.

– Эта книга – памфлет, – объяснил он. – Он вроде этого увеличительного стекла. Все в нем немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром, и подвиг… Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых.

– Бернштейн, Кленов, Марина… – перечислил мальчик.

– Бернштейн напоминает тех ученых, которые создали в Америке атомное оружие и не хотели думать, что оно грозит существованию человечества. А ведь и они могли стать виновниками мировой катастрофы.

– А можно было ее остановить?

– Только не отходя в сторону, не сидя сложа руки, как Кленов. Требовалось искать, как Марина… Напрячь все силы страны, как не раз делал наш народ, примером чего была защита Брестской крепости. Наконец, построить «для тушения мирового пожара» пушки…

Мальчик оглянулся на все еще видимую, устремленную в небо ферму.

Отец, сощурясь, продолжал:

– Сначала построили пушки, а потом мост между нашей страной и Америкой…

– Арктический мост! Плавающий туннель через Северный полюс! Я знаю, меня назвали в честь строителя моста Андреем!

– Если бы ты родился девочкой, тебя назвали бы Аней.

– В честь замечательной строительницы межпланетного корабля!

– Когда пушки потушили пожар и между народами проложены были мосты, тогда можно было строить и межпланетные корабли.

– И ты полетишь теперь на Марс?

– Скоро.

– А правда, Таимба была марсианкой? Если есть одна марсианка – есть сто! Ты встретишься с ними на Марсе.

– Вполне возможно, – согласился отец.

– Ты им расскажи, как взорвался их корабль в тунгусской тайге. Но только он, наверное, сначала опустился на Землю, высадил своих в тайге, а потом подскочил и взорвался.

– Может быть, и так, – улыбнулся отец, – если марсиане не погибли еще в пути, столкнувшись с метеоритом.

– А почему, когда вы летели на Луку, не столкнулись?

– Надо много раз слетать на Луну, чтобы непременно встретиться с метеоритом. Но если летишь на Марс или к другой звезде – это далеко. С каким-нибудь метеоритом, наверное, придется встретиться.

– А как же вы? – забеспокоился мальчик. – Метеориты большие?

– Большей частью песчинки. Но даже и ее достаточно, чтобы пробить в толстой стальной броне дыру с мой кулак.

– Значит, две толстые брони надо делать, – решил мальчик.

– Нет. Такой корабль будет слишком тяжел, не поднимется. Мы сделали кабину резиновой…

– Резиновой? – опешил мальчик.

– Да, вроде бескамерных автомобильных шин, которые не боятся вражеских пуль. Они наполнены густой массой. Она устремляется в пробитую дырку, заполняет ее, быстро густеет и заклеивает ее. Так и у нас. Пусть через нашу кабину с двойными резиновыми стенками, между которыми находится густая масса, пролетит маленький метеорит. Отверстия тотчас же затянутся, и мы будем продолжать полет.

– Здорово! – сказал мальчик и задумался. – Папа, ты узнай на Марсе: наверно, их корабль тоже был резиновый, иначе как же Таимба могла долететь до Земли?

Отец рассмеялся.

Машина подъезжала к ракетодрому. К своему удивлению, Андрюша увидел знакомую ферму электрического орудия.

– Это уже не памятник, – объяснил отец. – Это мы построили недавно. Электрическая пушка с помощью сверхаккумулятора выбросит в небо стратоплан, от которого на высоте двадцати пяти километров отделится наш межпланетный корабль. Это удобнее ракетного взлета – это как бы первая ступень, остающаяся на Земле. «Космическая катапульта».

Машина проехала мимо огромных ангаров, мастерских, домов исследовательского института. Ферма устремленного в небо моста, как и в городе, занимала центральную площадь. В нижней части взлетной эстакады лежало огромное цилиндрические тело размером с электрический поезд. Ближе к хвосту виднелись короткие, отогнутые назад крылья, скорее напоминающие оперение стрелы, чем крылья самолета. Головная часть «стрелы» была красной.

– Красная резина? – деловито осведомился мальчик.

– Нет. Резина прикрыта металлической оболочкой. Металл покрашен в такой цвет, чтобы отражать тепловые солнечные лучи во избежание перегрева.

– Теперь я знаю, какой был корабль у марсиан, – проговорил Андрюша.

30 июня 19… года в 7 часов утра в далекой сибирской тайге произошло необыкновенное событие. Около тысячи очевидцев сообщили Иркутской обсерватории, что они видели в небе сверкающий метеор, оставивший за собой яркий след. Однако нигде в тайге метеорит не упал на Землю.

Как стало известно из официального сообщения, над тунгусской тайгой на высоте двадцати пяти километров в указанное время от стартового стратоплана отделился межпланетный корабль, который взял курс на Марс.

Конец

1935–1941–1955-1975 гг.

Москва

В таинственный мир бескрайних вод, в беспредельный простор разгула стихий, к землям, овеянным сказками и легендами, к островам, огражденным оскалом рифов, в мир неведомых сил, подстерегающих тех, кто появится здесь, упорно стремился дерзкий человек.

В лютый шторм на тридцатый день плавания Христофор Колумб, хмурый и озабоченный, прихрамывал, вышел из адмиральской каюты, чтобы подняться на мостик над кормовой пристройкой. Трап проваливался под его ногами. Каравелла взлетала и падала, а ее движения повторяла в просветах рваных туч неполная лупа, похожая на прыгающий в небе смятый мяч. «Санта-Мария» кренилась на сорок пять градусов. Волны прокатывались через «тольду», нижний ярус между передней и задней судовыми надстройками, смыв за борт запасные блоки и даже часть канатов. Лишь прославленная остойчивость судна позволяла ему не перевернуться вверх килем.

Колумб, упрямо расставив ноги в ботфортах, словно врос ими в палубу. Его преданный паж де Сольедо, хрупкий, но ловкий, оказался подле обожаемого адмирала, готовый выполнить любое поручение. Неистовый ветер срывал с него нарядную шляпу с перьями, больно стягивая под нежным подбородком шнурок, и свирепо бросал в женственное лицо «свинцовыми брызгами», слетавшими с пенных гребней на высоте грот-мачты.

А перед штормом все было так, как написано под диктовку самого Христофора Колумба в дневнике его первого плавания.