Недавно у нас гостили Саша и Зоя ван дер Ланге с детьми.
Жили больше месяца. Тут мама развернулась полностью, пустила пыль в глаза заокеанским гостям. Двойняшки ван дер Ланге, наши с Костей тезки, прекрасно говорят по-русски, учатся в Америке в колледже, где преподавание ведется на русском языке, и считают нашу страну второй своей родиной.
Ты, конечно, знаешь, что их отец, наш Саша, Александр Максимович стал одним из первых сенаторов-коммунистов Соединенных Штатов Америки. Он хотел отказаться от своего поста директора «Электрик пайн компани», но рассудил, что выгоднее сохранить за собой эту должность, чтобы «прокладывать путь трубоэнергетике через американский конгресс». И он даже сумел привлечь на свою сторону самого американского президента. Впрочем, сейчас это не удивляет, как двадцать лет назад. Президенты ведь бывают разные.
С Костей мы прожили двадцать пять! Что я могу сказать к нашей серебряной свадьбе? То, что ее надо считать золотой! Почему?
Да по тому времени, которое мы с Костей пробыли за эти четверть века вместе. Если обычно супруги встречаются лишь после работы и в выходные дни, то мы с Костей все девять тысяч сто тридцать три дня, прожитых к нашему юбилею, не расставались даже на работе. Вот и получаются все пятьдесят обычных супружеских лет! Общность семьи и дела сделали нас не просто близкими или дружными, а, вернее сказать, едиными. Не могу отделить себя от него даже мысленно. Он признавался мне в том же.
Зоя чуткая, она это сразу подметила. Они с Сашей живут более обыкновенно, как она призналась. Сказывается еще и тоска по родине, которая гложет Зою. Она умоляла меня чаще приглашать их семью к нам в СССР. Разумеется, мы с Костей охотно это сделаем, связанные дружбой, проверенной годами.
С Зоей мы вспоминали былые годы, нашего учителя шахмат Сергея Александровича Верейского, безвременно ушедшего от нас, так и не сделав в жизни всего, на что он был способен. И, конечно, мы уж с ней всласть поиграли в шахматы. Тебя-то ведь не было!
Кстати, о шахматах. Ты просишь меня познакомить вас с Ваней с новыми произведениями Кости. Посылаю вам его последний этюд, наиболее ярко воплотивший его взгляды на шахматное искусство. Давайте передадим этот этюд на присуждение вам с Ваней. Хочешь спросить меня, как судить? По красоте!
Пусть Лев Николаевич Толстой отрицал красоту как абсолютное понятие, но сам он, как художник, воспевал красоту, красоту внешнюю и красоту внутреннюю, – скажем в Наташе Ростовой или Катюше Масловой.
Существует не только красота формы, но и красота мысли поступков, чем характерны стремления к добру, мечта о прекрасном героический подвиг. Любуясь творением природы, мы порой восклицаем: «Как нарисованное!» А высшей похвалой художнику звучат слова «как настоящее!» Мы равно восхищаемся и пантерой и скаковой лошадью, хотя они совсем непохожи. Почему? Да потому, что форма их тела более всего соответствует назначению животных. Однако подлинная красота – в гармонии формы и содержания. Я думаю, что вы с Ваней, судя Костин этюд, не уподобитесь тому архитектору, который отозвался о чуде зодчества Парфеноне как о творении упадка, противопоставляя ему элементарную геометрическую простоту египетских пирамид. Но ведь назначение Парфенона и пирамид разное! В Парфеноне, в храме все подчинено внушению молящимся чувства прекрасного, преклонения перед идеальной красотой богини. Пирамида же призвана подавлять грандиозностью и непостижимым трудом, затраченным на ее постройку. В одном случае сооружение возвышает любующегося им человека, в другом – подавляет, принижает.
В музыке красота определяется богатством ассоциаций, которые возникают у слушателей. У разных народов музыка использует или европейский лад, или пентатонику Азии, или африканский барабанный бой с его ритмикой, но всегда ради того чтобы пробудить какие-то чувства. Но если вместо организованного мира звуков «во имя новизны», чтобы не повторить кого-нибудь пение скрипок заменяют скрипом ворот, шуршанием гравия и другими звукоподражаниями, то мне хочется повторить слова Козьмы Пруткова: «Удивляйся, сын мой, но не подражай».
Все это в полной море применимо и к шахматам, отражающим в какой-то мере жизнь. Торжество мысли над догмой всегда красиво. Красота же парадокса в том, что он повторяет извечную борьбу Давида и Голиафа, где ум и ловкость слабых побеждают грубую силу (материального перевеса).
Вот теперь постарайтесь оценить этюд Кости, в котором белые начинают и выигрывают.
Для меня это совершенно особенный этюд.
Это как бы автобиография моего Кости, записанная на шахматной доске. Я вижу здесь его характер, неуемный, изобретательный, находчивый… Обратите внимание на те жизненные ситуации, которые как бы отражены здесь в шахматной борьбе. Какие подводные рифы приходится обходить моему Косте, который стремился к победе во что бы то ни стало и достиг ее!
Но пусть обо всем этом расскажут вам шахматы.
Легко понять, что надежды белых на выигрыш связаны с пешечным прорывом. Но черный конь крепко держит пешку «f». И лишь белый конь может нарушить равновесие.
1. Кa3+ Крd3 2. Кb5 Кb4. Очень дальновидный ход, рассчитанный на много вперед. 3. К: c7 К: c7. Итак, белый конь удалился от черного короля, чтобы принести себя в жертву. Но это всего лишь присказка, а сказка впереди – 4. f6. Казалось бы, белые уже могут торжествовать победу: пешка «f» прорвалась! Но… 4… Кbd5 5. e8=К!! Зачем? Неужели нельзя проводить пешку «f» в ферзи? Оказывается, в этом и заключается хитрый контрплан черных: 5. f7? Кf6+ 6. Крf5 Кce8 7. f8=Ф Кd6+ 8. Кре5 Кc4+ 9. Крf5 Крd6+, и ничья вечным шахом. Если в предвидении этого белые, прежде чем поставить ферзя, пойдут 7. Кре5 то 7… Крс4, и теперь 8. f8=Ф Крс5! 9. Ф: g7 Кg4+ 10. Крf5 Кe3+ 11. Кре4 К: g7 12. Кр: e3 Kd5 – ничья, поскольку конь держит пешку «f». Если же 9. Фh8, пытаясь выиграть темп, то 9… Крсб, добиваясь позиционной ничьей. Белые могут попробовать прочность сбитой черными конями клетки и попытаться оттеснить черного короля. 10. Крd4 Крb6 11. Крс4 Кd6+ 12. Крb4 Кde8 13. Фf8, тщетно пытаясь выиграть темп, но 13… Кd5+ 14. Кра4 Кdf6 15. f5 Краб 16. Крb4 Крb6 17. Фf7 Кd5+ 18. Крс4 Кdf6, и белым пришлось бы примириться с неприступностью позиции черных. Не помогло бы белым движение короля не на f5, а на f3 – 5… К: f6+ 6. Крf3 – с тем же расчетом оттеснить вражеского короля с помощью резервных темпов, которые выиграет, ходя в клетке, превращенный ферзь. Оказывается, даже идя навстречу желанию белых, черные, заняв королем поле с6, быстро получают только что рассмотренную позицию позиционной ничьей.
Вы, Катя и Ваня, должны оценить глубину защитного замысла черных, его красоту и необычность. И не в меньшей мере, вероятно, оцените парадоксальный путь, которым белые уклоняются от навязываемого черными плана. Потому-то они и не двинулись пешкой «f» в ферзи, а поставили вдруг вместо ферзя коня на е8. Что же теперь делать черным?
Легко убедиться, что размен на f6 ведет к быстрому проигрышу черных. Нельзя, конечно, черным и брать вновь появившегося коня на е8 – 5… К: e8 6. f7 Кd6 7. Крf3, и теперь ферзь на f8 будет иметь выход через брешь в стене клетки на е7, сквозь которую он легко выскочит, добиваясь победы. Выясняется, что сильнейший ход черных после ходов 4. f6 Kpd5 5. е8К – это 5… Крс4! 6. f: g7 – белые сразу же жертвуют своего превращенного коня, и, казалось бы, так неудачно, что мешают себе же поставить на g8 ферзя. Но у них свой расчет – превратить еще и вторую пешку в коня! 6… К: e8 7. g8=К!! Это и есть главный авторский вариант решения. Выигрыш белых.
Ну как? Если после рассмотрения этого шахматного произведения перед вами встал во весь рост его автор, если вы через шестьдесят четыре клетки и борющиеся на них фигуры ощутили жизнь, то я рада!
Спросишь, как же отражается жизнь в шахматах – в расположении фигур, возможных комбинациях, атаке, защите, в достижении перевеса или ничейного исхода?
Я отвечу.
– Помнишь, как я тебе показывала Костины этюды? Ты сама говорила, что он отражает в них шахматы, как в искусстве отражается жизнь. Вот и получается, что шахматная композиция (прежде всего этюды!) – это искусство от искусства, характерное не фотографиями протекающей между партнерами партии, а обобщающими картинами не только поучающими, но поражающими красотой парадокса (истины, скрытой от людей, мыслящих шаблонно), притом красотой, открывающейся на строго единственном пути.