Всех щедрее на свете для Васи были дядя Николай и двоюродный брат Александр Петрович Каменские — люди с размахом, добрые, светлые, чуткие.

Главное же главнейшого из жизни шайки разбойников — Васи и Алеши — было забраться в красные лабазы на пристани, ловко подрезать перочинным ножиком какой нибудь мешок с изюмом или орехами или рожками, нагрузить за рубаху и удрать на сеновал, забиться в сено и есть добычу.

Вот где трепетало счастье.

Вася чавкался и думал; откуда эти сладкие мешки — куда их везут — и кто счастливый владеет ими так, что если захочет — съест сам весь мешок.

Ого — а сколько таких мешков и ящиков в огромных пяти лабазах — горы.

Вообще на буксирной пристани жили сплошь чудеса летом.

Всюду лежат якоря, цепи, смолистые канаты, бочки, везде бегают матросы, кричат, арестанты грузят, бабы с мужиками поют на баржах у мостков:

И это — а вот идет-идет-идет — тянули пока из трюма баржи на веревках на палубу не вытащат груз.

Эта песня лилась непрестанно.

Или вдруг ночью — сквозь сон Вася слышит, как подходит буксирный пароход с баржами к пристани, как капитан и водоливы перекрикиваются в рупор.

По свистку Вася знал названье любимовского парохода и капитана на нем.

Утром рано проснется и смотрит: перед окном три-четыре длинных баржи и впереди на якоре пароход, белый, важный.

Значит к дяде придет обедать капитан, а матрос принесет живых стерлядей или арбузы и яблоки.

Рыбу опустят в чан, за обедом — арбуз.

Прибытие снизу парохода было ярким праздником Васи и всех.

В два три дня можно успеть обделать под общий шум всякие дела незаметно: и дядя Гриша и тетя Саша отвлечены гостями, волненьями.

Милые, родные, белые, важные пароходы с баржами и без барж — пассажирские — вы столько много — щедро давали Васе удивительных радостей — праздников, что он до конца дней своих незабудет питать к вам — пароходы, баржи и пристани — светлые чувства благодарности от всей глубины любви, от всей раэдольности восторженного сердца.

Зима

А зимой — когда все кругом и Каму — заносило глубоким снегом — Вася с Алешей, вернувшись из школ, катались на лыжах, коньках, санках, делали катушку, поливали, мерзли, отогревались, снова бегали.

На Рождестве перво — на-перво славили Христа, ходили по родственникам и знакомым и даже совсем незнакомым.

Родственники — второстепенные — давали по 20 коп., знакомые по 10 к., а незнакомые по копейке или по шанежке — лепешке.

Одна старушка дала Васе марковку.

Зато Васины родственники Каменские (Трущовы туда совсем не ходили) давали Васе славленного всегда очень щедро.

Потом бывала ёлка, полно гостей, маскированный. — конфекты, — хлопушки, возня.

На месленнице увозили — на своей лошади всех ребят кататься по проспекту.

Ели оладьи, блины.

Вася узнал про то, что есть около базара балаган, где идут удивительные — забавные представленья: об этом у дяди Вани рассказывал дедушка Волков.

Вася отправился туда.

На досчаном большом балагане с парусиновой крышей была вывеска:

— Цирк Камбарова.

Сам Камбаров — клоун с позументами, с лицом в крупчатке, кричал у кассы:

— Торопитесь покупать билеты — сейчас начинается небывалое зрелище или чудеса и разгадка тайн чорной магии, со всех по гривеннику, а у кого рыжая борода — 20 копеек.

Вася забрался на лучшее место.

Шарманка с барабаном, ловкий мальчик акробате трико — Вася Камбаров, гармонисты, танцовщицы, девочка на трапеции, дрессированная собака, маленькие нарисованные люди с большими поющими головами, Петрушка, сам смешной с бельмом клоун Камбаров — все это небывалое зрелище в ярких блестках и картинках очаровало Васю.

Он стоял около балагана в толпе целые дни, пил сбитень с плюшками, наблюдал и наконец торжественно рыцарски поклялся, что как только вырастет большим — поступит артистом в цирк и узнает все секреты закулисных тайн — куда теперь совершенно никого непускают, а там все — самое главное.

Начинался скучный длиннущий пост.

Зачем то заставляли говеть.

Одно утешенье — много неучиться и скоро весна.

На пасхе совсем чудесно — заутреня, новые костюмы, христосуются, яйца крашеные, куличи, сыр, под воротами качели, в бабки можно играть, кругом колокольный звон, надо на колокольню подняться.

И через Каму ходить нельзя — лед синий, у берегов вода — вот тронется и снова пойдут пароходы.

Снова заживет буксирная пристань.

Вася опять будет Стенькой Разиным и отправится на добычу в лабазы.

И теперь будет осторожнее: а то он раз принес домой из лабазов плитку парафинового масла, спрятал и всю ночь неспал — все думал куда ему девать эту штуку.

Снова покажется жизнь — сплошным удивленьем — сказочным царством подарков.

Безпокойными будут ночи, нянька станет пугать домовыми — да лешими, а Вася с Алешей забьются с головами под одеяло и крепко уснут до мотовилихинского свистка.

Кем быть

Вася рос неустанным затейщиком, неисчерпаемым изобретателем всяческих замыслов, вершителем, любопытство которого расцветало с каждым новым днем.

Это ничего, что ему иногда слишком горько жилось по-сиротски.

Больной, кашляющий, раздражительный дядя и нервная тетя часто просто зря били Васю неразбираясь в справедливости.

Но что — эти чорные минуты обиды и слез значили перед вечностью приливающих дней, когда горячо и ненапрасно верилось в свободное великое будущее.

Вася всегда знал, что он будет исключительным, необыкновенным, высоким орлом над долинами будней.

Одаренный от природы внутренними богатствами, светлой гордостью, обаянием воли, красивой внешностью — он всюду мальчиком обращал на себя острое вниманье.

Вот это обстоятельство и служило всегда причиной общого раздраженья против гениального Васи и в детстве и теперь.

Уж слишком не по плечу всем Вася.

Ведь право — прежде чем было понять его, почувствовать, познать — надо быть самому одаренным хоть немного или просто чутким — культурным.

Я что было и есть кругом его — только бездарное мещанство, плюющее в солнцезарное лицо Гения.

И в лучшем случае — добрые люди, равнодушно улыбающиеся всему необычайному.

И маленький Вася знал это, интуитивно чуял, слышал из книг и потому никогда неосуждал, несердился, немстил, прощая своих обидчиков скоро и искренно.

Его великодушию небыло границ.

Он был и остался истинным ребенком. Он был и остался истинным мудрецом.

Никто и неподозревал, что десятилетний Вася серьезно пишет стихи, серьезно читает книги, серьезно мыслить, и в то же время умеет так серьезно и отчаянно шалить, что и в самом деле трудно предположить первое — мудрое.

Он всегда был одержим крайностями.

Светлая, утровеющая голова, взвихренная тысячами стремительных фантазий.

То он — Стенька Разин, жгущий костры в жигулевских горах на вольной дороге — или вдруг — храбрый путешественник Майн-Рида в тропической Мексике, то он — тихий рыболов на Каме живущий в избушке, или — знаменитый Поэт, чьи стихи в книгах и так опьяняют красотой, что кружится сердце от счастья праздничных слов.

Кем быть — вот вопрос

И он придумывает:

— Буду еще и Робинзом Крузо, и Жар-Птицей, и Индейцем, и Дон-Кихотом, и Лесным, и Капитаном Корабля, и Бродягой, и — это главное — останусь великим Поэтом навсегда.

Быть всеми, пройти все пути лучшей жизни, все пережить всех понять, полюбить, и стать навеки Поэтом — вот ответ.

Это когда — взрослый, большой.