- Везде неразбериха, господин Хазар-хан, но в общем-то все идет к одному. - Лесовский взял меню и раскрыл корки.

- Я уже заказал на двоих, - остановил Хазарский.

- Да? Ну, спасибо...

- Вы сказали «все идет к одному», что вы имеете в виду? - спросил Хазарский.

- Что имею? - Лесовский задумался. - Ну, хотя бы то, что постепенно власть в стране забирают в свои руки Советы рабочих и солдатских депутатов. Когда они возьмут эту власть основательно - произойдет еще одна революция - пролетарская. Вот это и есть «все идет к одному».

Хазарский высокомерно усмехнулся.

- Николай Иваныч, вы говорите о революции, как о расписании поездов. Нельзя так легко мыслить. Вы говорите о рабочих и солдатах, но совершенно забываете о мусульманском обществе. Оно не входит в Советы рабочих и солдат, но его нельзя сбрасывать со счетов при переустройстве мира. У этого общества своя забота и свои руководящие органы - мусульманские исполкомы.

- Временные исполкомы, - подсказал Лесовский. - С победой пролетарской революции все эти временные - буржуазные и феодальные комитеты полопаются, как мыльные пузыри, а весь народ станет единым - советским.

- Это невозможно.

- Еще как возможно, Хазар-хан. Свергая правительство временное, мы свергнем и буржуазные национальные исполкомы. Не аульные комитеты с байской верхушкой будут управлять селом, а Советы крестьянских депутатов, состоящие из батраков... Что касается национального вопроса, пролетарская партия отстаивает провозглашение и немедленное осуществление полной свободы отделения от России всех наций и народностей, угнетенных царизмом.

- Значит, вы не против отделения туркмен от России? - Хазар-хан удивленно вытаращил глаза.

- Нет, не против, - спокойно подтвердил Лесовский. - Мы стремимся к разрушению старого и созданию совершенно нового, более крупного государства, в котором объединятся все ранее угнетенные нации. Союз их будет исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся всех наций!

- Утопия! - возразил Хазар-хан.

- Это не утопия, а марксистская наука, разработанная вождем пролетариата Лениным. За такое государство поднимутся все бедняки-туркмены, а их в Закаспии большинство. Никакие аульные исполкомы не в состоянии будут остановить их в святой борьбе за свободу, за воду и землю. Впрочем, господин Хазарский, эта борьба уже давно идет, а вы не замечаете и недопонимаете всего происходящего. Запомните мои слова, Хазар-хан: восстания в Тедженском оазисе, в Хиве, в ваших прибрежных районах подняты не против русских вообще, а против русского царизма. Но с царизмом воюют и большевики. Так что судьбой написано побрататься восставшим туркменам с восставшими русскими.

- Вряд ли вы мне втолкуете свою батрацкую политику. - Хазарский вновь высокомерно улыбнулся.

- Но ведь вы за то, чтобы ваш народ был свободным и независимым, чтобы все туркмены учились грамоте - разве не так?

- Так, но...

- Что «но», господин Хазарский? - Лесовский подал ему стакан с компотом. - Вам не достает понимания, что мир делится не на расы и нации, а на бедных и богатых. Богатый с богатым, бедный с бедным, а надо, чтобы все были равны.

- Какое у вас образование, Николай Иваныч? - перевел разговор на другую тему Хазарский. - Вы прямо-таки блещете.

- Я окончил земледельческую академию.

- Но ведь все земские чиновники исповедуют программу социал-революционеров! Аульные исполкомы- это их изобретение.

- В том-то и дело, что всего лишь изобретение, - согласился Лесовский. - Я это понял и примкнул к социал-демократам. Советую и вам поступить точно так же. Я тоже, как вы, из разорившихся дворян. У вас ведь тоже родословная - пышная, да и титул вам дворянский жалован самим государем. У вас были свои керосиновые установки, колодцы нефтяные - все это вы упустили... отдали крупным заводчикам.

- Николай Иваныч, сложный вы разговор затеяли. - Хазар-хан тяжело вздохнул и подозвал официанта. Рассчитавшись, сказал: - Сложный, но нужный... Давайте выйдем, подъезжаем к Кизыл-Арвату.

Поезд остановился. У здания вокзала были открыты киоски, и Лесовский с Хазар-ханом заспешили к ним.

- Пойдемте ко мне, я в мягком, - пригласил Хазар-хан, сворачивая кипу купленных газет. - Надо посмотреть, что нового в мире. Признаться, я не держал газет уже два дня.

Кондуктор, встретив Хазарского в тамбуре, любезно проводил его в купе и удалился.

- Ну вот, и о вашем областном комитете статейка есть, - сказал Лесовский, просматривая газету «Асхабад».

- И что же о нем пишут? Ну-ка, разрешите. - Хазар-хан взял газету и прочел вслух:

«Вновь сформировался Закаспийский областной туркменский комитет в составе 17 человек. Председателем избран полковник Ораз Сердар, заместителем - переводчик канцелярии областного комиссара Рахман Бадалов. Наибольшее число членов в комитете от Мервского и Асхабадского уездов. Относительно Ораз Сердара решено возбудить ходатайство об освобождении от несения службы в Текинском полку на время состояния председателем комитета».

Дочитав, Хазар-хан отбросил газету.

- Ну и сволочь, этот Доррер. Сволочь с тремя неизвестными. Свергает меня, облизывает зад Теке-хану, а назначает Ораз Сердара. Скажите, Николай Иваныч, как после этого я могу отойти от всего, что касается наших комитетов! Да я этих бездарных пугал рода человеческого, Теке-хана и Ораз Сердара, за людей не считаю! Я выставлю против них свою дальнобойную артиллерию... Надо же, собачьи дети!..

- Чему вы возмущаетесь, хан? - спокойно рассудил Лесовский. - Ораз Сердар - махровый контрреволюционер, вот и выбрал его Доррер...

Лесовский слез в Джебеле, куда направлялся по делам к заготовителям соли. Хазар-хан на прощание крепко пожал ему руку.

III

В полдень громко и беспорядочно зазвонили колокола военного собора на Скобелевской площади. Одновременно понеслись гудки с депо и паровозов. По Анненковской в сторону вокзала и по Куропаткинской проскакали конные солдаты. Впереди каждой кавалькады глашатай с рупором:

- Граждане, все на митинг!

- Граждане, на Скобелевскую площадь!

Народ хлынул изо всех дворов, словно поток из прохудившихся шлюзов, затопил тротуары. Спешили рабочие из депо, служащие из Управления Среднеазиатской железной дороги, обыватели Хитровки, служащие банка, постояльцы гостиниц «Гранд-отель», «Петербург», «Лондон», «Центральной», расположенных неподалеку от площади: чиновники транспортных контор обществ «Кавказ и Меркурий», «Российского» и «Восточного». Шли лавочники и бакалейщики, грузчики хлопкоочистительного завода Тер-Микиртичева и мукомолы паровой мельницы Баточкина. Первыми высыпали на площадь чиновники канцелярии областного комиссара, уже знавшие, по какому случаю объявлен митинг. Но большинство из собравшихся - солдаты запасных полков, артдивизиона, нестроевых команд. Многотысячные толпы с трех сторон окружили собор Михаила Архистратига, оставив лишь проход к воротам военного двора, откуда должны были появиться «зачинщики переполоха», как их уже называла стоявшая особняком кучка духовенства. В ней выделялся поп Быков - служитель кладбищенской церкви.

- Вог уж кому не живется! Вот уж кто на рожон смертушки лезет! - вещал он, ища поддержки у своих, прикрытых черными клобуками и рясами коллег. - Нынче кричат, а завтра, глядишь, потащили в божий храм на отпевание. Лежит бедняга на смертном одре и знать не знает, что еще денька два-три назад был социал-революционером али демократом каким. Эх, люди, не живется вам!

- Да что ты нас-то вразумляешь? - обиделся звонарь, только что слезший с колокольни и прибежавший к своим братьям. - Вот начнется митинг - возьми да и выступи!

Звонарь не договорил - толпа вдруг пришла в движение, вытянулись шеи, - из военного двора вышла группа солдат и штатских. На трибуну, поставленную на паперть, поднялся скуластый, усатый солдат с рупором и бумажными листками, - председатель Совета солдатских депутатов Яков Житников. Обвел оценивающим взглядом многотысячную толпу, словно деля ее на друзей и недругов, в чем собственно не сомневался: